Испытание выживанием

Я тут же присел на колено и стал судорожно стучать по наручному планшету.

— Какого черт ты творишь, Фунчоза? — заорала Вьетнам, продолжая отстреливаться от чудовищ.

— Я еще не выбрал музыку для моей кончины! — ответил я, прокручивая список песен во встроенном плеере.

— Твою мать, не до музыки сейчас!

— А по-моему момент самый подходящий! Во! Мелодия прощания Элизабет Суонн и Уилла Тернера[5]! Трагическая история любви завершилась десятилетним ожиданием потрахушек. Давай! Иди сюда! Мы должны поцеловаться!

— Пошел нахрен, Фунчоза! Я не намерена сдаваться!

И тут затвор в ее винтовке тоже заглох. Она закатила глаза, сняла с плеча автомат и отбросила в сторону, а потом достала нож из чехла и встала в боевую позу.

О боже, как я люблю эту женщину!

Первый урод прыгнул справа, Вьетнам присела на колено и резанула ножом по его брюшине, чудовище заорало, из разреза посыпались черные кишки. Раф добил урода выстрелом в затылок.

А потом посмотрел на меня и произнес:

— Последний.

Отлично! Патронов больше нет. А в ушах продолжала играть музыка, режущая ножом по сердцу воем скрипок.

И вдруг в ухе раздался голос, испортивший весь трагизм разворачивающейся в этом коридоре сцены:

— Фунчоза, я иду! Держись! — кричала Тесса.

— Тварь! Вечно ты все портишь! Я тут подохнуть настраиваюсь! — ответил я, перекрикивая звучание оркестра в ухе.

Мимо меня пролетела мышцастая рука зараженного, из которой хлестала кровь — Вьетнам превратилась в заядлого мясника, несмотря на сломанную руку, а Рафаэлка у нее подмастерьем служил. Оба они размахивали ножами в воздухе, как балерины в пируэте. Вот Вьетнам врезала чудовищу ножом прям в лицо и снесла пол челюсти, тот заорал, а сзади подоспел Рафаэлка и одним быстрым движением резанул по глотке аж до позвоночника. Уродец тут же захрипел и повалился на пол. Но его дружки не уступали в кровожадности и свирепели с каждым убитым собратом.

Вдруг один из них схватил Вьетнам за шиворот и подбросил вверх с такой силой, что она ударилась о потолок затылком шлема. Она закричала, монстр швырнул ее на пол. У меня от увиденного аж дыхание сперло, представляю, что испытала Вьетнам.

— Ах ты, гнилья кусок!

Я бросился на помощь. На Рафаэлку уже насели с двух сторон, один урод сидел у него на пояснице и пытался оттянуть голову, чтобы добраться до шеи, второй насел сбоку и пытался прокусить бедро — кевларовые вставки костюма спасали от смертельного укуса. Еще двое склонились над Вьетнамом, которая размахивала ножом из стороны в сторону, но уже не так энергично — она ловила воздух ртом после удара под дых.

Я нырнул в самую гущу и начал неуклюже махать ножом. Особо и целиться не пришлось, трупы окружали со всех сторон, мы теснились друг к другу как в утреннем автобусе времен Хроник. Я вообще не особо любил ножи, но вокруг хлестали брызги крови, летали части тел и чудовища орали, а значит, махач я устраиваю, что надо.

— Это конец! Нам надо поцеловаться в последний раз! — кричал я, стоя над Вьетнамом и полосуя ножом из стороны в сторону, как священник кадилом.

Она делала рваные вдохи, из глаз лились слезы, и она прошептала последние слова в этой жизни:

— Ты… при…придурок!

Вдруг один из самых мозговитых уродцев выбил нож из моей руки, а потом и вовсе повалил меня на пол. Я стал бить ему в челюсть, но они были настолько мощные, что могли прокусывать металл. А потому я просто вцепился в плечи чудовища, пытаясь избежать острых клыков, нависших в сантиметре от моего лица. Черт возьми, как же у него воняет изо рта! Склизкая кровавая слюна обрызгала весь костюм, меня скрутил рвотный рефлекс, хватка ослабла и чудище вонзило клыки мне в плечо.

Я заорал, почувствовав, как трещит ключица под кевларовыми подкладками, сжатыми с силой стальных челюстей.

Вьетнам попыталась помочь, встала на колено, но ее тут же свалили еще двое кровопийц, словно играли с нами как кошки с мышками. Из рук Вьетнам выпал балисонг и подкатился к моей руке, я тут же схватил нож-бабочку, расправил крылья и вонзил уродцу в глаз, тот завопил и ослабил хватку. Я резанул по лицу гавнюка и полностью срезал нос, отчего голова его стала походить на скальпированный череп.

Но это его лишь еще больше взбесило. И когда он впился в меня одним глазом с голубым огоньком, горевшем откуда-то из больного мозга, я понял, что мне кранты.

— Я люблю тебя, Хай Лин! — заорал я вовсю глотку.

Зараженный прыгнул на меня и прижал к полу, его двое собратьев насели на бедра и я почувствовал себя Иисусом, которого решил распять новый вид иудеев.

Вот и все! Прощай, белый свет! Ты был такой козлиной!

Вдруг зараженный на мне лихорадочно задергался, завалил голову набок, глаз закатился. В наушниках у меня зашипели помехи, а потом зараженный обмяк и повалился прямо на меня. Я почувствовал, как ушло давление с бедер, столкнул с себя мертвецов и быстро отполз подальше к стене.

И тут я увидел, как двое в зимней экипировке Падальщиков приближались с другого конца коридора и обстреливали кучу зараженных. Странные пули вонзались в синие тела и вспыхивали, как огоньки, после чего зараженные неестественно дергались всем телом и падали навзничь. Я вытащил пулю из затылка моего почти убийцы и понял, что это некий электропатрон, атакующий разрядом.

Боевые товарищи быстро разделались с особями в коридоре, и я удивился: их пули были гораздо эффективнее наших. Они вдвоем уделали двенадцать мертвяков всего за полминуты. Когда вечеринка закончилась, я наконец смог встать и отдышаться.

— Ахренеть вы их отделали! — выпалил я.

Мой спаситель помог встать Рафу, а потом подошел ко мне. Что-то противно знакомое было в его походке.

— Ну давай, скажи, как ты меня ненавидишь.

Тесса сняла шлем и я снова увидел ее уродливое лицо. Я невольно поморщился.

— Ну и? Ты типа выжила, что ли? — спросил я, пытаясь выказать равнодушие.

Тесса оттянула водолазку на шее, и мы все увидели ярко-красные шрамы от укуса.

— Трахни меня в жопу, ты укушена! — я даже ткнул пальцем на кричащие шрамы, чтобы все их рассмотрели.

— И все еще человек! — ответила Тесс с напором.

— Как это возможно? — спросила подошедшая Вьетнам.

— У нас есть сыворотка, которая возвращает зараженных с того света.

— Твою мать, я был уверен, что Калеб блефует! Черт! Придется целовать его зад… Рафаэлка, поручаю тебе выплатить мой проигрыш пари.

— У нас мало времени, — произнес напарник Тесс, сняв шлем.

Его лицо показалось мне смутно знакомым, о чем я непременно сообщил:

— Твое лицо мне кажется смутно знакомым.