Испытание. По зову сердца

У забора из колючей проволоки они замедлили шаг: у ворот, прислонившись к столбу, стоял солдат.

— Хальт! — Солдат показал налево, где под березами стояли автомашины, и приказал по-немецки залезать в кузов и ждать.

Не желая выдавать знания немецкого языка, Вера и Аня в один голос заговорили, мотая головами:

— Мы не понимаем!..

Солдат повторил приказание, на что девушки только мотали головами и разводили руками, повторяя: «Вас? Вас?»

— Вас! Вас! — передразнил их немец и, смачно выругавшись, вынул разговорник, нашел в нем нужные слова. Закончив словом «дура!», он расхохотался.

— Спасибо за разъяснение, — ответила поклоном Аня.

— Нам надо на кухню... Понимаете вы, на кухню... Кюхе...

Солдат снова подобрал из книжицы слова и объяснил ей, что сегодня на кухню не надо, есть другая работа — возить со станции груз.

Вера сделала недовольное лицо, хотя в душе была очень рада такой перемене.

Ожидать пришлось недолго, к машинам привели еще группу поселковых девушек и женщин, в числе которых была и Лида. На каждую машину посадили по четыре человека и повезли на станцию. Пока немецкий приемщик оформлял получение груза, женщины прошли к группе мужчин, разгружавших вагоны. Грузчики, увидев односельчан, бросили работу и расселись с ними — кто на ящиках, а кто прямо на рельсах.

Вера и Аня сели несколько поодаль на штабель шпал. К ним подошел Василий и, кося глазами направо и налево, начал рассказывать:

— Завтра с шести утра сюда станут подавать эшелоны для пехоты. Отправка первого в семь на Орел, следующие эшелоны будут отправляться через каждый час.

Вера и Аня внимательно слушали.

— Теперь сообщу вам радостную весть, — продолжал Василий, — безусловно, достоверную. Позавчера по дороге на Выселки, в лесу, встретил деда Ермолая. Он поведал, что вывел отряд капитана Тарасова к Собже в тот самый момент, когда дивизия твоего отца, — Василий смотрел на Веру, — болотами вырвалась из окружения.

Сияя от счастья, Вера прошептала:

— Спасибо тебе, Клим! Действительно радостная весть.

Она уже хотела было посоветоваться с ним относительно сложившейся вокруг нее обстановки, но от станции спешил приемщик, на ходу крича:

— Арбайтен! Работайт!

Поднимаясь со шпал, Василий торопливо заговорил:

— Да, Вера, здесь на станции я слышал разговор по телефону коменданта, что, мол, обнаружена работающая в нашем районе радиостанция. Могут запеленговать. Так что работай накоротке.

— Хорошо! — кивнула Вера. Сердце в ее груди испуганно трепыхнулось.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Вера передала «Гиганту» сжатую радиограмму об отправке немецких эшелонов и сообщила, что прекращает передачи на три дня.

Утром, когда ее разбудила Устинья, комнату заливали лучи раннего солнца. Вера, еще не одетая, подбежала к окну.

— Погодка, слава богу, летная! Слава солнцу! Слава! Маша, одеваться!

Скрипнула в сенях дверь, и девушки юркнули за полог.

— Мир дому сему! Здрасте! — послышался хрипловатый голос вислогубого.

— Здравствуй, — ответила Устинья.

— А где девки-то?

— А тебе зачем?

Вера и Аня тихонько залезли на печь и там забились к самой стенке.

— Раз спрашиваю, значит, надо.

— На работу, что ль?

— Нет, по личному делу. — Семен (так звали вислогубого) прижал фуражку к сердцу и пошел к кровати. Там он рванул полог, потом заглянул под одеяло.

— Значит, ушли? — зло посмотрел он на Устинью.

— Значит, ушли, — с издевкой в голосе ответила взъерошенному Семену.

— Чего скалишься-то? — рявкнул Семен и ударил себя в грудь зажатой в кулак фуражкой. — Може, я сердцем томлюсь и, стало быть, хочу по-честному все сделать, по закону...

— Выбрось ты, Семен, эту дурь из головы...

— Как это выбрось? А коли я не могу. Коли эта штуковина, — он снова ударил себя в грудь и прижал фуражку к сердцу, — мне покоя не дает... Так что, я должен насупротив сердца идтить?

Устинья молчала, а глаза ее говорили: «Куда ты лезешь, олух царя небесного?»

Семен понял ее недружелюбный взгляд, вскипел:

— А ты как баба должна быть в понятии, что может получиться, если у мужика оно, — он несколько раз стукнул по груди, — требует соединиться со своей ухажеркой... Ну, чего молчишь? Не веришь? Аль, може, боишься? Предатель, мол... На фрицев, мол, работает... Работаю! Но фрицев я ненавижу! На них работаю только по ситуации. А так я свой человек. Русский... — И он подошел вплотную к Устинье. — А потом смотри, какая тебе от этого будет выгода. Тебя никто не тронет. Не из дома, а к тебе в дом все потечет... Потом...

— Потом ты... — Устинье хотелось бросить в глаза вислогубому «подлец!», но сдержалась, сказала по-другому: — Подожди! Не все сразу делается. А вообще-то, она, может быть, тебя и не любит вовсе...

— Это может быть, — задумался Семен. — А ты уговори ее. Ведь я хороший человек... Век тебя не забуду... Озолочу. А она мне по душе пришлась... Девка статная, красивая, да и работящая... и для дома хорошая...

Провожая Семена, Устинья бормотала:

— Хорошо, хорошо, поговорю... — Потом хлопнула дверью и выругалась: — Ах ты, мерин вислогубый, слыхали? Ну, Настя, теперь держись!

— Буду держаться, тетя Стеша, — слезая с печи, улыбнулась Вера.

— А ты не смейся, — погрозила ей Устинья. — От этого Евтиха жди лиха.

Девушки спрыгнули на пол, оделись, умылись, наскоро позавтракали и побежали на работу, но не улицей, чтобы не столкнуться с Семеном, а огородами. К воротам батальона подбежали в самый раз — было уже около семи. Они ринулись к кухне, чтобы вовремя показаться дежурному. Вдруг в той стороне, где в лесу сосредоточились части гитлеровской дивизии, загрохотали разрывы бомб, и над поселком заревели, взмывая ввысь, краснозвездные самолеты. На станции затюкали зенитки. Дежурный офицер, кинув злобный взгляд на девушек, гаркнул: «Цурик! Назад!»

Не успел заглохнуть тревожный рев паровозных гудков, как из-за леса снова показалась эскадрилья наших бомбардировщиков, держа курс на станцию. Самолеты вышли на уровень водокачки, и сразу же, с воем, выворачивающим душу, полетели вниз бомбы. Оглушительные взрывы потрясли округу. Вера и Аня, словно подтолкнутые взрывной волной, бросились в ближайшую щель. Спрятавшись за кустики маскировки, они, еле сдерживая радость, наблюдали, как по их наведению бомбардировщики «утюжили» уже дымившую черными клубами станцию.