Испытание
Шрифт:
"...мозгами, Хосе. Неужто ты в тюрьме ослаб ими?.. Начни сначала. Итак... Датчики одного типа установлены на гортани. Что-то чуть давит на щеки. Для чего эта пластина во рту?.. С остальными датчиками яснее: на груди, на запястьях, на шее - для снятия кардиограммы, колпак на голове, похоже, для энцефалографических показаний. В принципе это атрибуты "детектора лжи". Не здоровьем же моим интересуются... Дальше. Электроды в мозг не введены, но что-то покалывает кожу на голове. Может, производится воздействие на акупунктурные точки для торможения каких-нибудь рефлексов? Гм-м... Или можно ожидать воздействия на сознание через внешние поля? Микроволновые излучения. Где-то читал, что можно разрушать даже отдельные
– Ты кого нам привел?
– раздраженно спросил капитан. Лейтенантик прекратил чтение и тоже выжидательно уставился на тюремщика.
– Кого заказывали, - невозмутимо проговорил Палантан.
– Политический лидер демократов. Партийная кличка - Хосе, настоящее имя такое же. Левый. Он только два года не сидел в тюрьме, это когда у власти его были. Там, указал тюремщик пальцем за спину.
– Где там?
– быстро спросил капитан.
– Ясное дело, не в тюрьме. У нас здесь демократии быть не может. При любой власти, даже самой левой.
– Он кто, ученый, Хосе этот?
– Капитан нервно разминал сигарету в пальцах.
– Ну, знаешь, нам тут только научных лабораторий не хватает!
– в свою очередь, разразился Палантан.
– Грамотный он... И вообще ты о нем лучше у буфетчицы порасспрашивай, она тебе все скажет. По мне, он просто хитрый. Скользкий. Последние десять лет я только и мечтаю поймать его на чем-нибудь. Кишками чую, - он похлопал ладонью по своему чувствующему месту, - что он у меня под носом политикой занимается. Я его специально из одиночки в общую камеру посадил, слухачей запустил. Ничего. Может, они, политические, того, мыслями переговариваются?..
– Телепатия, - предположил лейтенантик. Но после того, как сожалеюще глянул на него капитан, поправился: - Телепатия исключена!
– А нам за каждое разоблачение хорошие деньги дают, - сообщил Палантан с затаенной грустью.
– Ты получишь свою награду, - убежденно сказал капитан.
– Сейчас твой любимчик все нам скажет... Лейтенант, дозу ему!..
– Есть, капитан!
– прогаркал лейтенантик и молодцевато прошагал за шкафы с аппаратурой, некоторое время звенел там стеклом. Потом вышел, держа в руке шприц иглой вверх, и направился в комнатушку.
– Эти штуки мы знаем, - поиронизировал Палантан.
– Между прочим, - он доверительно наклонился на табурете вперед, к капитану, - лет пять назад были тут грамотные вроде вас, со шприцами, так я им тоже Хосе подсовывал. Он им в бреду только марш уголовников исполнил, на том и кончилось с теми грамотными.
Он сел прямо и раскатисто заржал.
– Лейтенант, отставить!
– в бешенстве выкрикнул капитан, пересиливая утробные звуки, исходящие от тюремщика.
Лейтенантик высунулся из двери и замер, завороженно глядя на колыхающееся в неистовстве брюхо старшего надзирателя.
– А еще, - сквозь смех сказал Палантан, - другие уже какие-то, иглы вводили ему под черепушку, тормозили какие-то волевые центры. И тоже... Га-га! Обгадились!..
Он с трудом отсмеялся и, огладив свой живот, громко икнул.
– А однажды газами травили его, и я случайно дыхнул. Так я потом неделю спать не мог - чертей разгонял, и распохмелиться никак не удавалось. А он, пользуясь моей слабостью, какую-то конференцию пытался организовать. Хорошо, слухачи вовремя предупредили... Я еще потом неделю опохмелялся, кое-как вошел в норму. Но я-то вон какой, - он с гулом пристукнул себя кулаком в грудь, - а он?.. Дохляк же! Не понимаю...
– Капитан, - как-то робко и неуверенно сказал лейтенантик, - может, полем?..
– Пожалуй, - не очень охотно согласился долговязый.
И уже Палантану: Мы еще не весь арсенал пустили в действие.Он наклонился к пульту, длинные сухие пальцы его забегали по клавиатуре. И если бы не военная форма, его можно было принять сейчас за пианиста, так ловко и уверенно он находил и нажимал нужные клавиши, или за опытную машинистку.
– Сейчас мы произведем воздействие на его психику сильным магнитным полем, - заунывным лекторским тоном, будто это объяснение было ему в тягость, начал капитан просвещать Палантана.
– И как только мышление его затормозится, машина выдаст в мозг Хосе программу ощущений... О, это хорошие ощущения!
– оживившись, сказал капитан.
– Знаешь, это когда тебе по дюйму отсекают на гильотине ноги, туловище, руки, кромсают мозг, а ты все еще продолжаешь жить и все-все чувствуешь. И самое смешное, ты еще и видишь, как от тебя по кусочку отделяется плоть, вроде как анатомию свою изучаешь. Забавно, не правда ли?
– спросил он у Палантана в надежде на успех.
– Бред!
– Главное, не прозевать момент, когда он в рай засобирается или мозги его набекрень пойдут, - сам себя развлекал капитан.
– Кому он будет нужен дохлый?! Может, только ты и всплакнешь над трупом своего любимчика...
– Я, может, и всплакну, - глухо и не совсем понятно для капитана сказал Палантан.
Он склонил голову набок, насколько ему позволила его необъятная шея, и через прищур заплывших глаз внимательно посмотрел на капитана.
– Кому это нужно?
– неожиданно спросил он.
– А вот это не твое собачье дело!
– огрызнулся капитан.
– И не лейтенанта, и не мое, - тише добавил он.
– Правительственный заказ.
– Он раскусил нас, - вдруг подал голос лейтенантик.
– Хосе понял, что это мыслеуловитель, и уже нашел несколько способов, как исказить информацию для машины.
Пока тюремщик и капитан препирались, лейтенантик считывал с бумаги записи. И сейчас он теребил ленту и комментировал:
– Вот здесь Хосе шевелил языком по пластине, и машина засбоила, показывая неисправность датчика и искажение информации. Но кое-что еще можно прочесть. Обрывки мыслей, "...неспроста шел слух... аппаратура для допросов... дознание..." - Лейтенантик еще перебрал ленту: - И здесь сбой: Хосе запел: "Ты стоишь, я лежу, а оба мы сидим, - читал он замедленно, по складам. Машина воспроизводила текст гимна уголовников с большой разрядкой, как бы повинуясь протяжной заунывной мелодии: - Тюрьма наш дом родной, и Палантан - жена..."
Палантану всегда было непонятно только одно в этом гимне, почему он был назван в нем женой, но то, что его имя вошло в песню, которую поют здесь уже лет двадцать, ему льстило. И сейчас он самодовольно улыбнулся. Наверное, уголовники сравнивают его с бабой потому, что он заботится о них. Но все же, в который уже раз подумал тюремщик, могли бы и отцом родным величать в песне: так как-то звучнее, пусть и не совсем складно.
Лейтенантик пропустил большой кусок ленты.
– Дальше Хосе думает на иностранном языке. На английском, - вчитавшись, сказал он.
Возле ног лейтенантика скопился уже изрядный пук бумаги, а лента все продолжала и продолжала течь из машины. Надо же, удивился Палантан, сколько за какой-то час можно напридумывать, что на роман хватит.
– А вот на немецком... Снова сбой: "Текст не поддается расшифровке". Лейтенантик поднял голову.
– Наверное, на языке, не вложенном в память машины.
Капитан порывисто наклонился к лентоподатчику и рванул ленту, оборвав ее под самое основание, но она тут же поползла снова. Лейтенантик подхватил пук, отволок его в угол. А капитан, что-то невнятно пробормотав про себя, наклонился над пультом и принялся как гвозди забивать в него пальцы.