Испытания для богини

empty-line/>

Чем больше я об этом думала, тем легче складывалась картинка. Признание, слетевшее с моего языка необузданным потоком слов — внезапное желание быть с ним — предупреждение не есть. Меня отравили! Только в этот раз со мной под раздачу попали Генри и Каллиопа, и все выжили.

Его цель была не убить меня. Это — афродизиак.

Стоило мне прийти к этой мысли, как все стало ясно. Единственный вопрос — кто это сделал? Пытался ли кто-то подтолкнуть нас с Генри в нужном направлении или за этим стояло нечто иное? Кто настолько меня ненавидел, чтобы пойти на такой поступок?

Единственной, кто приходил в голову, была Элла. Она презирала Аву и, возможно, считала, что я была на ее стороне… или же думала, что, избавившись от меня, она избавится и от Авы. Учитывая ее поведение в последнее время, не мне винить Эллу. Но что ей с того?

Джеймс? Я тут же отмахнулась от этого предположения. Последнее, чего ему хотелось, это свести вместе нас с Генри. Возможно, он надеялся на подобную реакцию: что Генри выбежит и будет игнорировать меня остаток вечности, но этот план слишком рискованный, чтобы делать на него ставку. Любая попытка пробудить в Генри желание ко мне и к борьбе за королевство была бы слишком опасной. Единственный верный способ прекратить все это — сделать так, чтобы я провалила испытание, и…

Моя кровь застыла в жилах. Ну конечно! Испытания! Чревоугодие, семь смертных грехов… похоть.

Меня охватило отчаяние. Моя песенка спета, не так ли? Даже если это была не моя вина, даже если это был афродизиак — все это не имело значения. Поэтому Генри так расстроился. Все остальные варианты никуда не годятся, если только он не притворялся влюбленным, чтобы не обидеть меня.

Даже думать об этом не хотелось. Как и о перспективе не пройти испытания. Вместо этого я вылезла из кровати и обрадовалась, что Николаса приставили охранять меня из коридора, а не из самой спальни. Поскольку обезболивающие таблетки здесь отсутствовали, мне приходилось терпеть всю боль и мучения — побочные эффекты порошка, которым меня напоили, но его действие постепенно ослабевало.

Я оделась и, несмотря на ломку в теле, убрала одежду с вчера и перестелила кровать. Совет должен войти в наше положение, понять, что нас подставили! Если они действительно такие честные и справедливые, то не могут засудить меня из-за этого. Я цеплялась за надежду, за свой последний шанс, и заставляла себя не думать о других возможностях. Все будет хорошо. Непременно.

Незадолго до захода солнца ко мне пришла Каллиопа. Вид у нее был такой же неважный, как и у меня: бледное лицо, дрожащие руки. Вместо того чтобы отослать ее обратно, как Николас делал со всеми остальными слугами, которые пытались меня проведать, он взял ее за руку и проводил в мои покои.

— Каллиопа? — отозвалась я со своего места у окна, свернувшись на одном из мягких кресел. — Ты в порядке?

— Да, — она устало улыбнулась, а Николас усадил ее в другое кресло. — Но главный вопрос другой, как ты?

Я дождалась, пока Николас уйдет, и только тогда ответила, хоть и не была уверена, не слышно ли ему все через дверь.

— Устала, — призналась я. — И все тело болит.

Ее реакция меня удивила. Лицо Каллиопы скривилось, и не успела я встать с кресла, как она уже захныкала.

— Ох, Кейт! Мне так жаль, я ничего не понимала, пока не принесла шоколад вам. Я пыталась послать кого-то предупредить вас, но было слишком поздно, и я растерялась…

Я присела у ее кресла и взяла девушку за руку.

— Не извиняйся. Ты ничего не могла сделать, и мне жаль, что и ты пострадала от рук этих мерзавцев.

Ее нижняя губа задрожала; Каллиопа явно прилагала все усилия, чтобы не расклеиться окончательно.

— Надо было подождать пару минут. Я сглупила, а ты ведь могла из-за этого умереть!

— Но не убило же. Мы обе в порядке. Вернее, мы трое в порядке.

Она уставилась на меня круглыми глазами.

— Но вы с Генри…?

Я сглотнула комок в горле.

— Все хорошо, Каллиопа, правда. Рано или поздно это должно было случиться. Как бы там ни было, если все плохо кончится, я все равно этого не запомню.

Судя по мрачному выражению ее лица, она ни капли мне не поверила. Чего уж там, я сама не верила своим словам. Резкая реакция Генри на афродизиак отвлекла меня от мыслей о том, что прошлой ночью случилось нечто очень важное, но я не до конца это осознавала. Это должно было стать великим событием в моей жизни; я должна была чувствовать себя оскверненной, опороченной. Ну или хотя бы недоумевать из-за своих чувств по отношению ко всему случившемуся. Но о Генри я волновалась гораздо больше, чем о себе.

— С чего ты взяла, что это было неминуемо? — осторожно спросила Каллиопа. — Ходят слухи, что он никогда… что он и Персефона даже не… — девушка смущенно замолчала.

Я открыла было рот, намереваясь сказать что-нибудь разумное, но единственное, что мне удалось выпалить, было:

— Он был девственником?!

— Никто не знает наверняка, — быстро заговорила Каллиопа. — Он был тот еще собственник, но при этом искренне любил Персефону. Просто эти чувства не были взаимными. У них были разные спальни.

Я нахмурилась.

— Ну, в моем случае, он может об этом не беспокоиться.

— О чем?

— О взаимных чувствах. В смысле, встреться мы на улице, я бы даже не подошла к нему — он же писаный красавец! — Мне вспомнились слова Джеймса, сказанные много месяцев назад, и это вызвало у меня слабую улыбку. — Он десятка. Даже двенадцатка, я и близко рядом с ним не стояла. Мне бы никогда не хватило храбрости заговорить с ним. Но, узнав его…

Мне было стыдно и трудно это признавать, но такова правда. Может, если Каллиопа поймет меня, то перестанет чувствовать себя виноватой из-за случившегося.

— Я люблю его. Не понимаю, как кто-то вообще мог знать его и не любить.

Каллиопа потупила взгляд в ковер, ее щеки залились румянцем.

— Я тоже.

Я молчала, не зная, что и ответить. Она поняла, что сказала это вслух? Девушка замолчала, и я не стала на нее давить. В конце концов я понялась на своих затекших ногах и уселась в кресле, кривясь от боли в голове. Это, конечно, не конец света, но этих ощущений хватило для радости, что мне не придется спускаться в банкетный зал на ужин.