Испытательный срок для киллера (Свидетели живут недолго)
Шрифт:
Поэтому Надежда поднималась в лифте на восьмой этаж административного корпуса, где располагался кабинет Колобкова, в довольно нервном состоянии.
Надежда вошла в приемную Колобкова и спросила его секретаршу Светлану:
– Зачем меня вызывали, не знаете?
Светлана посмотрела на нее с удивлением:
– Кто вызывал?
– Да начальник ваш.
– Вы что-то перепутали. Николай Иванович с утра в управлении, Владимир Константинович у директора. Вас никто не мог вызывать.
Надежда удивилась, но на душе у нее заметно полегчало. Она вышла в коридор. Там была темень – хоть глаз выколи. Окон на этом этаже не было,
Надежда тихо ахнула и шагнула назад. И тут же поняла, что в темноте кто-то есть. Она услышала рядом чье-то дыхание. Ей стало так страшно, как никогда в жизни. От страха чувства ее невероятно обострились. Она услышала, как неизвестный двинулся к ней. Стараясь не только не шуметь, но даже не дышать, она скользнула в сторону – как можно дальше от зияющей шахты лифта. И задела стул, который со страшным грохотом опрокинулся, выдавая ее местонахождение невидимому врагу. Тут же ее схватила за плечо сильная мужская рука. Надежда хотела закричать, но не смогла: голосовые связки были парализованы страхом.
В полной темноте неизвестный тащил ее к лифту. Свободной рукой она шарила в воздухе, ища, за что бы уцепиться, и под руку ей попался тот же самый стул. Она схватила его и изо всех сил ударила стулом темноту в том месте, где должен был находиться враг. И видимо, попала: он хрипло выругался и выпустил ее плечо, она бросилась бежать по коридору – как можно дальше от лифта. Вдруг рядом с ней распахнулись двери – а она и забыла, что здесь, наверху, рядом с кабинетом Колобкова, находится малый конференц-зал института, – из которых высыпала толпа, закончилось какоето совещание. В рассеянном свете, льющемся из открытых дверей, Надежда попыталась разглядеть своего преследователя, но ей это не удалось – он уже смешался с толпой. Надежда тоже старалась держаться среди людей, по возможности дальше от лифта. Так, с людьми, она вышла на запасную лестницу и вернулась к себе в сектор.
Там она сразу подошла к Поляковой:
– Слушай, а кто мне звонил, когда к Колобкову вызывали?
– Да я разве их знаю всех... мужской голос, противный такой, все пришепетывает и слова так... растягивает, что ли. А что случилось-то?
– Да нет, ошибка какая-то, говорят, не вызывали.
– Ну я-то тут при чем? Мне сказали – я передала.
– Да я тебя ни в чем и не виню.
Она отошла от Татьяниного стола и жестом вызвала в коридор Валю Голубева.
– Ну, мать, в чем дело? Ты чего такая бледная?
– Валька, хочешь – верь, хочешь – нет, но меня сейчас тоже чуть не убили.
Валя моментально посерьезнел.
– Правда? А что случилось-то?
– Кто-то позвонил, вызвали к Колобкову. Туда пришла, а там Светлана одна сидит, ни Колобкова, ни его зама нету, никто мне не звонил. Я пошла обратно, а в коридоре свет отключили, тьма-тьмущая, и шахта лифта
открыта, я в темноте чуть в нее не свалилась. Хотела в приемную к Светлане вернуться, переждать, а в темноте кто-то на меня напал и пытался в шахту сбросить, еле отбилась, хорошо, что люди из конференц-зала вышли.– Не смогла разглядеть, кто это был?
– Да нет, я же говорю – темень полная. Это я тебе сейчас все так легко рассказываю, а как мне там страшно было – не представляешь.
– Да, доигрались мы в сыщиков-любителей. Но как же они нас вычислили... хотел сказать – тебя... Ведь ты ни с кем, кроме меня и Саши, эти дела не обсуждала – так ведь?
– Конечно, ни с кем.
– Как я к Синицкому в кабинет ходил, тоже никто не видел.
Валя вдруг уставился на Надежду странным взглядом.
– Надя, а ты меня не подозреваешь?
– Ты что, рехнулся? Уж на кого-кого, а на тебя в жизни не подумаю!
– Ну ладно, хоть немного у тебя настроение исправилось. Но все-таки, выражаясь языком Штирлица, где у нас утечка информации?
Надежда задумчиво уставилась в стену.
– А ведь я знаю. Помнишь, мы с тобой обсуждали все убийства и я на листочке имена выписала, а потом куда-то мы торопились, я листок под осциллограф засунула. Он и пропал. Думала, что уборщица его выбросила или сквозняком унесло. А выходит, что не сквозняком...
– Да, видишь, какая нужна осторожность: не придали значения, а теперь ему... или им все про нас известно. Вывод теперь один: никуда без меня не ходи, в институте у нас опасно, как в горячей точке. Старайся быть на виду, куда идешь – компанию себе найди...
Надежда засмеялась:
– Да, поправка ценная, в туалет я с тобой вряд ли пойду, придется другую компанию искать.
– Слушай, если ты его не видела, то, может, другое что-нибудь заметила? Голос какой-то у него особенный или еще что?
– Голос – нет, он ведь молчал. Единственное, когда я его стулом двинула, он выругался.
– А как выругался? – с интересом спросил Валя.
– Да ну тебя...
– Да ты что, я просто думаю – может, какие-то слова характерные, каждый ведь от боли и неожиданности может себя выдать, потому что контроль теряет над собой.
– Да нет, ничего особенного он не говорил. Голос по такому не определишь. Полякова вот с ним по телефону говорила, ведь это он меня к Колобкову вызывал, так говорит, голос противный, пришепетывает и слова растягивает.
– Да... негусто. Противный – это понятно. Вряд ли ты радиодиктора ожидала услышать. Слова растягивает... не знаю. Никто в голову не приходит.
– Ох, Валька, уж не дядя Вася ли это по мою душу?
Надежда выяснила, что Синицкий ездил в командировку в Италию в конце ноября с двадцать седьмого по тридцатое. Они сели с Валей в уголке и стали рассуждать.
– Вот, смотри, Валя. На кассете дата стоит 25 ноября. Я после отпуска когда на работу вышла? Так, тут выходные были... второго декабря... Значит, Никандрова убили второго декабря. А между этими датами как раз Синицкий в Италию ездил – это единственное событие, с которым можно смерть Никандрова связать, раз уж мы выяснили, что Синицкий во всем этом замешан. Значит, можем предположить, что все дело в Италии, а следующим Богданов в Италию собирается, я сегодня встретила в проходной секретаршу его, Валю, мы с ней поболтали немножко, она говорит, что скоро он улетит контракт подписывать.