Исследование истории. Том I. Возникновение, рост и распад цивилизаций
Шрифт:
Основные фазы исторического существования цивилизации Тойнби описывает в терминах «философии жизни» Анри Бергсона: «возникновение» и «рост» связаны с энергией «жизненного порыва» (elan vital), а «надлом» и «распад» — с «истощением жизненных сил». Однако не все цивилизации проходят этот путь от начала до конца — некоторые из них погибают, не успев расцвести («недоразвившиеся цивилизации»), другие останавливаются в развитии и застывают («задержанные цивилизации»).
После признания уникальности пути каждой цивилизации Тойнби переходит к анализу собственно исторических факторов. Это прежде всего «закон вызова-и-ответа». Человек достиг уровня цивилизации не благодаря высшему биологическому дару или географическому окружению, но в результате «ответа» на «вызов» в исторической ситуации особой сложности, которая побудила его предпринять беспрецедентную до того попытку. Тойнби разделяет вызовы на две группы — вызовы природной среды и вызовы человеческие. Группа, относящаяся к природной среде, подразделяется на два разряда. К первому разряду принадлежат стимулирующие воздействия природной среды, представляющие различные уровни сложности («стимул суровых стран»), ко второму — стимулирующие воздействия новой земли, независимо от свойственного местности характера («стимул новой земли»). Вызовы человеческой среды Тойнби
В случае, если «ответ» не найден, в социальном организме возникают аномалии, которые, накапливаясь, приводят к «надлому», а затем и к дальнейшему «распаду». Выработка адекватной реакции на изменение ситуации есть социальная функция так называемого творческого меньшинства, которое выдвигает новые идеи и самоотверженно проводит их в жизнь, увлекая за собой остальных. «Все акты социального творчества являются созданием или индивидуальных творцов, или, по большей мере, творческих меньшинств».{10}
Если в эпохи возникновения и расцвета цивилизации власть сосредоточена в руках людей, обладающих дарованиями и заслугами (а тем самым и моральным авторитетом) в обществе, то с течением времени происходит постепенное ухудшение состава правящей элиты, по мере того как она превращается в замкнутую самовоспроизводящуюся касту. Тогда на сцену истории выходит «правящее меньшинство», опирающееся уже не на дарования, а на материальные инструменты власти, и прежде всего на силу оружия. «Генезис, рост и поддержание каждой цивилизации опирались на работу меньшинства из привилегированного меньшинства. Кооперация масс дала возможность этой творческой работе принести плоды. Общая религиозная вера была духовной связью, которая сделала возможным это сотрудничество, несмотря на несправедливое неравенство разделения продукта совместных усилий всех классов сообщества и несмотря на неверное использование большой части прибавочного продукта для ведения войн и обеспечения роскоши для привилегированного меньшинства, которое по большей части не давало обществу взамен адекватного служения».{11} В этих условиях растет сознание несправедливости социального строя и происходит «раскол в душе». Творческие люди мысленно обращаются к «другой правде», механически исполняя повседневные обязанности. С другой стороны, на противоположном полюсе скапливается «внутренний пролетариат» — слой людей, ведущих паразитическое существование и неспособных ни к труду, ни к защите отечества, но в любой момент готовых к возмущению, коль скоро не будут удовлетворены их требования «хлеба и зрелищ». На внешних границах цивилизации появляется «внешний пролетариат» — народы, не успевшие еще сделать решающего скачка, отделяющего «примитивное общество» от цивилизации. Строй, подточенный внутренними противоречиями, рушится под напором варварской силы.
В пределах данной модели можно обнаружить определенные периодические «ритмы». Когда общество находится на стадии роста, оно дает эффективные и плодотворные ответы на брошенные ему вызовы. Когда же оно находится на стадии упадка, то оказывается неспособным использовать возможности и противостоять или даже преодолевать те трудности, с которыми сталкивается. Однако ни рост, ни распад, по мнению Тойнби, не могут быть постоянными или же непрерывными неизбежным образом. Например, в процессе распада за фазой разгрома зачастую следует временное восстановление сил, за которым, в свою очередь, следует новый, еще более сильный рецидив. В качестве примера Тойнби приводит установление универсального государства в Риме при Августе. Этот период явился временем восстановления сил эллинской цивилизации между предшествующим периодом «смутного времени» с его восстаниями и междоусобными войнами и первыми стадиями окончательного крушения Римской империи в III в. Тойнби утверждает, что ясно различимые ритмы разрушения-восстановления проявили себя в ходе распада многих цивилизаций — китайской, шумерской, индусской. Одновременно мы сталкиваемся здесь с явлением растущей стандартизации и утратой творческой способности — две черты, особенно очевидные на примере упадка греко-римского общества.
Критиками не раз отмечалось стремление Тойнби интерпретировать историю других цивилизаций в понятиях, характерных для эллинской культуры. Многие критиковали его за это, считая, что подобная тенденция привела ученого к созданию искусственных схем, в которые он пытался втиснуть все многообразие человеческой истории. Например, П. Сорокин писал по поводу теории Тойнби и аналогичных ей: «Ни реальные культурные или социальные системы, ни нации и страны как поля культурных систем не обладают простым и единообразным жизненным циклом детства, зрелости, старости и смерти. Кривая жизни особо больших культурных систем гораздо более сложна, разнообразна и менее однородна, чем жизненный цикл организма. Кривая флуктуации с непериодическим, постоянно меняющимся ритмом взлетов и падений, по сути, повторяющая вечные темы с постоянными вариациями, по-видимому, иллюстрирует течение жизни больших культурных систем и суперсистем более корректно, чем кривая цикла организма. Другими словами, Данилевский, Шпенглер и Тойнби видели только “три или четыре ритмических удара” в процессе жизни цивилизаций: ритм детства—зрелости—старости или весны— лета—осени—зимы. Между тем как в жизненном процессе культурных и социальных систем сосуществует множество разнообразных ритмов: двухударных, трехударных, четырехударных и еще более сложные ритмы, сначала одного вида, затем — другого…».{12}
Поздние работы Тойнби показывают, что он был очень чувствителен к критике подобного рода. Однако он утверждал, что для предпринимаемого им исследования, по крайней мере, важно начать с некоего рода модели. Его основные сомнения были по поводу того, идеально ли подходит выбранная им модель для поставленной задачи и нельзя ли будущему ученому, занимающемуся сравнительным
исследованием цивилизаций, посоветовать лучшую, чтобы он мог использовать для проведения своих исследований все многообразие примеров, а не один какой-то пример.Защищая свою позицию, Тойнби зачастую нападал на тех, кого называл «антиномическими историками», — сторонников догмата о том, что в истории нельзя найти какого-либо рода модель. Он полагал, что отрицать существование моделей в истории — значит отрицать возможность ее написания, поскольку модель предполагается всей системой концепций и категорий, которыми историк должен пользоваться, если он хочет осмысленно говорить о прошлом.
Что же это за модели? В некоторых своих произведениях Тойнби высказывает предположение, что необходимо выбрать между двумя, по сути, противоположными точками зрения. Либо история как целое соответствует некоему единому порядку и плану (или служит его проявлением), либо же она — «хаотичный, беспорядочный, случайный поток», не поддающийся никакой разумной интерпретации. В качестве примера первой точки зрения он приводит «индо-эллинскую» концепцию истории как «циклического движения, управляемого безличным законом»; в качестве примера второй — «иудео-зороастрийскую» концепцию истории как движения, управляемого сверхъестественным интеллектом и волей. Попытка скомбинировать две эти идеи, по-видимому, лежит в основе собственной картины человеческого прошлого, как она предстает в последних томах «Исследования истории». В них явно высказывается утверждение о том, что возникновение и упадок цивилизаций могут поддаваться телеологической интерпретации.
По мере написания «Исследования истории» Тойнби существенно изменил свои взгляды. Если в первых томах он выступает как сторонник полной самодостаточности и эквивалентности цивилизаций, то в последних томах он существенно изменяет свою первоначальную точку зрения. Как отмечал английский историк Кристофер Доусон относительно последних четырех томов «Исследования», «Тойнби вводит новый принцип, который указывает на фундаментальное изменение его ранних взглядов и влечет за собой трансформацию его “Исследования истории” от релятивистской феноменологии эквивалентных культур по образцу Шпенглера к единой философии истории, сравнимой с той, которая была у философов-идеалистов XIX столетия. Это изменение… подразумевает отказ от первоначальной теории Тойнби о философской эквивалентности цивилизаций и введение качественного принципа, воплощенного в высших религиях, рассматриваемых в качестве представителей высших видов общества, которые находятся в том же отношении к цивилизациям, в каком последние — к примитивным обществам». {13} , [1]
1
Тойнби был полностью согласен с оценкой Доусона, отмечая, что его мнение о смене циклической системы прогрессивной справедливо (Toynbее A. J. A Study of History. Volume XII. Reconsiderations. London; New York; Toronto, 1961. P. 27).
Стремясь ввести в свою концепцию элементы поступательного развития, Тойнби усматривал прогресс человечества в духовном совершенствовании, в религиозной эволюции от примитивных анимистических верований через универсальные религии к единой синкретической религии будущего. С его точки зрения, образование мировых религий — это высший продукт исторического развития, воплощающий культурную преемственность и духовное единство вопреки самодовлеющей замкнутости отдельных цивилизаций.
По мнению Тойнби, «стиль цивилизации — выражение ее религии… Религия была источником жизненной силы, которая рождала цивилизации и поддерживала их, — более чем три тысячи лет в случае фараоновского Египта, а в Китае от подъема государства Шан до падения династии Цин в 1912 году».{14} Две древнейшие цивилизации — египетская и шумерская — были основаны на потенциально богатых землях долины Нила и Юго-Восточного Ирака. Однако эти земли надо было сделать продуктивными путем широкомасштабного дренажа и ирригационных работ. Превращение сложной природной среды в благоприятную для жизни должно было осуществляться организованными массами людей, работающих во имя далеко идущих целей. Это предполагает появление руководства и распространенного желания следовать указаниям лидеров. Социальная жизненная энергия и гармония, сделавшие возможным подобное взаимодействие, должны были исходить из религиозной веры, которая разделялась и лидерами, и ведомыми ими. «Эта вера должна была быть духовной силой, сделавшей возможным совершение основных общественных работ в сфере экономики, благодаря которым был получен экономический прибавочный продукт».{15}
Под религией Тойнби понимал такое отношение к жизни, которое создает возможность людям справиться с трудностями человеческого бытия, давая духовно удовлетворительные ответы на фундаментальные вопросы о тайне Вселенной и роли в ней человека и предлагая практические предписания относительно жизни во Вселенной. «Каждый раз, когда народ теряет веру в свою религию, его цивилизация подвергается местной социальной дезинтеграции и иностранной военной атаке. Цивилизация, которая пала в результате утери веры, затем заменяется новой цивилизацией, вдохновленной иной религией».{16} История предоставляет нам множество примеров подобных замен: падение конфуцианской китайской цивилизации после Опиумной войны и подъем новой китайской цивилизации, в которой конфуцианство было заменено коммунизмом; падение фараоновской египетской цивилизации и греко-римской цивилизации и их замена новыми цивилизациями, вдохновленными христианством и исламом; перерождение западно-христианской цивилизации в современную цивилизацию, основанную на постхристианской «религии науки и прогресса». Примеры можно продолжать. Тойнби убежден в том, что успех или неудача культуры глубоко связаны с религией народа. Судьба цивилизации зависит от качества религии, на которой она базируется. Именно этим объясняется современный кризис духа на Западе и все те глобальные проблемы, которые он за собой повлек.
Когда западный человек благодаря систематическому применению технологии получил владычество над природой, его вера в призвание эксплуатировать природу «дала ему зеленый свет для насыщения своей жадности до предела теперь широкой и постоянно возрастающей технологической способности. Его жадность не нашла преграды в пантеистической вере, что нечеловеческая природа священна и что она, подобно самому человеку, обладает достоинством, которое надлежит уважать».{17}