Исследования и статьи

В последнем я смог убедиться, начав еще в середине 60-х гг. археологические исследования в Прионежье, Подвинье и на берегах Белого моря, в том числе и на Терском берегу [592] , потребовавшие ознакомления как со всей имеющейся на данный момент литературой, в том числе посвященной Биармии, так и с коллекциями находок, происходящих с этих территорий [593] . Всё это позволяет мне с ответственностью заявить, что ни одна из этих категорий источников, включая отчеты исследователей, не содержит ничего, что может хоть в какой-то степени указывать на Биармию или на присутствие здесь скандинавов, вопреки беспрецедентному по своему апломбу и беспочвенности заявлению Г. В. Глазыриной о «Подвинье, освоенном норманнами в конце IX в.» [594] . В связи с этим я имею полное право присоединиться к безукоризненному по аргументации выводу С. К. Кузнецова, что «Биармия на берегах Северной Двины и в пределах Перми Великой есть мираж, научное заблуждение, с которым пора покончить раз и навсегда» [595] .

592

Никитин А. Л. Новые горизонты в исследовании первобытного искусства. // Скандинавский сборник, вып. XI, Таллин, 1966, с. 335–340; он же. Памятники позднего неолита на юго-востоке Кольского полуострова. // Памятники древнейшей истории Евразии. М., 1975, с. 124–143; он же. Население юго-востока Кольского полуострова в позднем неолите. // СЭ, 1976, № 2, с. 103–111.

593

См. последнюю по времени сводку зарегистрированных археологических памятников и находок этого региона в кн.: Куратов А. А. Археологические памятники Архангельской области. Архангельск, 1978.

594

Глазырина Г. В. Исландские викингские саги…, с. 42.

595

Кузнецов С. К. К вопросу о Биармии…, с. 95.

Есть и еще одно немаловажное обстоятельство. Как я неоднократно подчеркивал, столь широкая якобы известность среди скандинавов северного морского пути в Белое море в X–XI вв., о чем пишут авторы рассуждений о Биармии, ведущего на территории, обильные лесом, зверем, рыбой и плодородной землей, лежавшие тогда за пределами новгородской колонизации, оказывается в вопиющем противоречии с их бегством от власти королей в просторы Атлантики на скудные, а, порою, безжизненные земли Исландии и юга Гренландии. В действительности же первое появление норвежцев в Белом море отмечено только в 1419 г.: «Того же (6927) лета, пришед мурмане войною въ 500 человекъ, в бусах и въ шнеках, и повоеваша въ Арзуги погост Корильскыи и в земли Заволочкои погосты: в Неноксе, в Ко-рельскомъ манастырь святого Николы, Конечный погост, Яковлю курью, Ондреяновъ берег, Кигъ остров, Кяръ островъ, Михаиловъ манастырь, Чиглонимъ, Хечинима; три церкви сожгли, а христианъ черноризиць посекли; и заволочане две шнеки мурманъ избиша, а инии избегоша на море» [НПЛ, 411–412]. Оно было вызвано участившимися набегами новгородцев и карел на Тромсё и более не повторялось.

Не вносят ясности в местоположение «Бьярмаланда» и древние скандинавские географические сочинения, рукописи которых датируются не ранее последней четверти XIV в. и даже XVII в., сообщая только, что «от Бьярмаланда идут земли, не заселенные северными народами, до самого Гренланда» [596] . Не потому ли их исследовательница по существу отказалась не только от сколько-нибудь определенной локализации «Бьярмаланда», но даже от самой возможности историко-географического изучения вопроса, соглашаясь обсуждать лишь «литературный образ Биармии» [597] .

596

Мельникова Е. А. Древнескандинавские географические сочинения…, с. 79 и 89.

597

Там же, с. 200.

В результате сложилась любопытная ситуация, прослеживаемая с XVIII в. и особенно ярко проявившаяся в наши дни в исторической науке, когда филологи-скандинависты, работающие со средневековыми текстами и плохо представляющие себе историю и физическую географию севера Европейской части России, последовательно и целеустремленно игнорируют все работы исследователей, изучавших вопрос о Биармии/Бьярмии на местах и доказывающих невозможность ее там нахождения. Первым в этом ряду противников фантома Биармии стоит замечательный архангелогородский историк, член-корреспондент Императорской Академии Наук В. В. Крестинин, который исследовал этот вопрос на месте и с замечательной прозорливостью, подтвержденной последующими археологическими изысканиями, писал, что следует «изключить из истории города Холмогор все чужестранные торги, присвоенные прежде 16 века сему месту, которое никогда столицею в Биармии не было» [598] . Подобная тенденциозность вынуждает меня еще раз вернуться к рассмотрению вопроса о Биармии/Бьярмии, исходя не из литературных представлений современных филологов, плохо понимающих о чем идет речь в географической реальности, а опираясь на древние тексты, историческую географию и результаты археологических исследований. Этому способствует и наметившееся расширение текстовой базы.

598

Крестинин В. Начертание истории города Холмогор. СПб., 1790, с. 29.

Если к моменту публикации статьи СИЭ о Биармии в распоряжении исследователя имелась только сводка С. К. Кузнецова, содержащая все относящиеся к Биармии фрагменты саг по изданию Antiquite Russes (Vol.1–2. Copenhague, 1850–1852) в его переводе, литературно-историческое исследование К. Ф. Тиандера с пересказом и переводом текстов, а также некоторые саги в русском переводе, то сейчас положение изменилось. Появилось много новых публикаций фрагментов и полных текстов саг, в том числе главный компендиум «королевских саг» Снорри Стурлусона [599] , что позволяет во многих случаях проверить и уточнить пересказы Тиандера.

599

Снорри Стурлусон. Круг земной. М., 1980.

Вместе с тем, основными источниками сведений о Биармии и биармийцах по-прежнему остаются два текста, прямая связь между которыми никем до сих пор не доказана, однако считается само собой разумеющейся. Это рассказ Отера/Оттара (Ohthere) о поездке в страну «беормов», известный по дополнениям короля Альфреда к англосаксонскому переводу книги Павла Орозия «De miseria mundi» [600] , и рассказ о плавании Карли и Торира Собаки в «Саге об Олаве Святом» Снорри Стурлусона, входящей в «Круг земной» [601] , теперь представленный по всем предшествующим и позднейшим редакциям различных списков [602] .

600

Кузнецов С. К. К вопросу…, с. 5–9; Тиандер К. Поездки скандинавов…, с. 53–56; Матузова В. И. Английские средневековые источники IX–XIII в. М., 1979, с. 19–35.

601

Снорри Стурлусон. Круг земной…, с. 283–287.

602

Джаксон Т. Н. Исландские королевские саги о Восточной Европе (первая треть XI в.). Тексты, перевод, комментарий. М., 1994.

Текст, который известен как «рассказ Отера» (датируемый временем около 890 г.), содержит запись ответов норвежца Отера/Оттара и его спутника Вульфстана на вопросы английского короля Альфреда. Отер был одним из хэвдингов, живших на самом севере Норвегии («севернее всех норманнов»), неподалеку от современного Тромсё, и его путь морем на юг Норвегии летом занял целый месяц. К королю Альфреду он прибыл из Хедебю в Шлезвиге и рассказывал о своей поездке на север, тогда как его спутник Вульфстан преимущественно рассказывал об их совместной поездке на восток из Хэтума (Хедебю) вдоль южного берега Балтийского моря до Трусо на Эльбинге в Восточной Пруссии. Хотя обычно «рассказ Отера» считают полностью ему принадлежащим, не обращая внимания на противоречия в тексте, легко заметить, что в нем присутствуют слова трех человек — Отера, Вульфстана и писца, не успевавшего записывать точно за отвечающим и потому передававшего только общий смысл ответа рассказчика. Такое чередование разных по своей структуре и сюжетам фраз заставляет думать, что король расспрашивал гостей одновременно, поочередно задавая вопросы, в то время как писец записывал ответы и уже потом выделил из них рассказ Отера о Халогаланде и его плавании на север и рассказ Вульфстана об их совместном плавании к эйстам (т. е. пруссам). Именно поэтому в текст «рассказа Отера» о поездке на север Норвегии попали сведения о «беормах», встреченных Отером и Вульфстаном во время их совместного плавания на восток вдоль южного берега Балтийского моря. На это указывает вдруг возникающее в тексте местоимение «они» и тесные контакты с «беормами» (которые «много» рассказывали о своей родной стране и окружающих странах) в противоположность дважды подчеркнутому писцом заявлению Отера, что с тех пор, как он покинул свой дом, он не встречал «населенной земли», поскольку Отер не считал за «население» «рыбаков, птицеловов и охотников». Очень возможно, что подобная путаница произошла в результате наличия в рассказе каждого из путешественников «большой реки», которая для Отера/Оттара стала последним из достигнутых им ориентиров на северо-востоке, после чего он повернул обратно, потеряв интерес к этим землям, а для Вульфстана (и Отера/Оттара?) — началом оживленных контактов с «беормами». В этом плане особенный интерес представляем фраза, в которой содержится сравнение языка «финов/терфинов» и «беормов», которая, вероятнее всего, принадлежит Отеру/Оттару, сопровождавшего Вульфстана и отвечавшего на вопрос короля Альфреда о «беормах».

Чтобы разделить эти два пласта информации, я воспроизвожу текст, с наибольшим вероятием относящийся к рассказу самого Отера/Оттара, полужирным шрифтом, тогда как попавшие в него ответы Вульфстана выделены подчеркиванием. В этих целях мною использован последний по времени перевод В. И. Матузовой, в основной своей части совпадающий (за некоторыми серьезными исключениями) с переводом К. Ф. Тиандера. Так, «беормов» (beormas) подлинника без каких-либо оснований она превратила в «бьярмийцев», а «финов/терфинов» (finnas/terfinnas), т. е. ‘лапландцев’, ‘лопарей’ — в «финнов», которые в текстах того времени неизменно именовались «квенами», в результате чего произошла не просто подмена одного понятия другим, но и серьезное искажение историко-географической ситуации, зафиксированной «рассказом Отера/Оттара», которого переводчица неизменно именует «Охтхере». Еще большее удивление вызывает в ее переводе пассаж о китах, которых В. И. Матузова зачем-то превратила в гигантских моржей («сорока восьми локтей длиной, а самый большой — пятидесяти локтей», т. е. 21,5–22,5 м.), что, следует признать, превосходит во много раз не только реальность (согласно всем без исключения справочникам размеры моржа никогда не превышали 4 метров), но даже и воображение нормального человека в отношении наиболее часто упоминаемой части тела этих млекопитающих. Поэтому для сопоставления в примечаниях я воспроизвожу также и перевод К. Ф. Тиандера, вносящий, как мне представляется, необходимые для понимания этого текста коррективы.

Итак:

«Отер сказал своему господину, королю Альфреду, что он живет севернее всех норманнов. Он сказал, что живет в стране, [лежащей] к северу от Западного моря. Он сказал, однако, что страна эта простирается очень далеко на север оттуда, но она вся необитаема, за исключением нескольких мест, [где] то тут, то там живут финны, охотясь зимой, а летом ловя рыбу в море. Он сказал, что однажды захотелось ему узнать, как далеко на север лежит эта земля и живет ли кто-нибудь к северу от этого необитаемого пространства. Тогда он поехал прямо на север вдоль берега, и в течение трех дней на всем пути оставлял он эту необитаемую землю по правую сторону [от корабля], а открытое море — по левую. И вот оказался он на севере так далеко, как заплывают только охотники на китов. Тогда он поплыл дальше на север, сколько мог проплыть [под парусом] за следующие три дня. А там то ли берег сворачивал на восток, то ли море врезалось в берег — он не знал; знал он только, что ждал там северо-западного ветра и поплыл дальше на восток вдоль побережья столько, сколько смог проплыть за четыре дня. Потом он должен был ждать прямого северного ветра, потому что то ли берег сворачивал прямо на юг, то ли море врезалось в берег — он не знал. И поплыл он оттуда прямо на юг вдоль берега столько, сколько он смог проплыть за пять дней.

И там большая река вела внутрь земли. Тогда вошли они в эту реку. но не осмелились плыть по ней. боясь нападения [со стороны местных жителей], ибо земля эта была заселена по одной стороне реки. До этого не встречал он никакой обитаемой земли, с тех пор как покинул родной дом. И на всем его пути была справа от корабля необитаемая земля, если не считать [стоянок] рыбаков, птицеловов и охотников, и все они были финны; а слева от него было открытое море. А бьярмийцы очень густо заселили свою землю: они же не решились на нее ступить. Зато земля терфиннов была вся необитаема, если не считать останавливающихся там охотников или рыбаков, или птицеловов.

Многое поведали ему бьярмийцы как о своей родной земле, так и о близлежащих землях: но он не знал. насколько правдивы эти рассказы, потому что сам этого не видел. Показалось ему, что и фнны и бьярмийцы говорят почти на одном [и том же] языке. Вскоре он поехал туда не только для того, чтобы увидеть эти края, но и за моржами, потому что у них на зубах очень хорошая кость — несколько таких зубов они привезли королю, — а кожа их очень хороша для канатов. Этот морж был значительно меньше других; он был не длиннее семи локтей. У него же на родине лучшая охота на моржей: там они бывают сорока восьми локтей длиной, а самый большой — пятидесяти локтей. Там, сказал он, он был одним из шестерых, которые убили шестьдесят моржей за два дня» [603] .

603

Матузова В. И. Английские средневековые источники…, с. 24. См. перевод К. Ф. Тиандера:

«Отер рассказывал своему государю, королю Альфреду, что он живет севернее всех норманнов. Он прибавил, что живет в стране, расположенной на севере от Западного моря. Он, однако, говорил, что эта страна оттуда еще простирается очень далеко на север, но она вся пустынна, и только на немногих местах поселились здесь и там фины, занимаясь зимой охотою, а летом рыбным промыслом на море. Он рассказывал, что однажды хотел испытать, далеко ли эта земля простирается на север и живет ли кто на севере от этой пустыни. Тогда он поехал на север вдоль берега: все время в течение трех дней на правой стороне у него оставаясь пустынная страна, а открытое море по левой. Тогда он достиг северной высоты, дальше которой китоловы никогда не ездят. Он же продолжал путь на север, насколько еще мог проехать в другие три дня. Тут берег сворачивал на восток или же море врезалось в страну; известно ему было только то, что ему пришлось там ждать попутного ветра с запада и отчасти с севера, а потом он поплыл вдоль берега на восток, сколько мог проехать в четыре дня. Тогда он принужден был ждать прямого северного ветра, потому что берег здесь сворачивал на юг или же море врезалось в страну, — этого он не знал. Тогда он плыл отсюда к югу вдоль берега, сколько мог проехать в пять дней. Там большая река вела внутрь страны. Тогда они уже в самой реке повернули обратно, потому что не смели подняться вверх по реке, боясь враждебного нападения. Эта страна была заселена по одной стороне реки. Это была первая населенная страна, которую они нашли с тех пор, как оставили свои собственные дома. Все же время по правой руке их была пустынная страна, исключая поселения рыбаков, птицеловов и охотников, которые все были фины; по левой же их руке было открытое море. Страна беормов была весьма хорошо населена, но они не посмели поехать туда. Но земля терфинов была совсем пустынная, кроме отдельных местечек, где жили рыбаки, охотники и птицеловы. Много вещей ему рассказывали беормы, как об их собственной стране, так и о странах, лежащих кругом; но он не мог проверить их достоверность, потому что сам он их не видал. Фины, казалось ему, и беормы говорят почти на одном и том же языке. Вскоре он опять поехал туда, интересуясь природой этой страны, а также и из-за моржей, потому что их зубы представляли собою весьма драгоценную кость — несколько таких зубов он преподнес королю, а их кожа была в высшей степени пригодна для корабельных канатов. Киты же там гораздо меньше обыкновенных, они в длину не больше семи локтей. В его собственной стране, правда, наилучшая ловля китов; там они длиной в 48 локтей, самые большие же в 50. Там, рассказывал он, однажды вшестером за два дня они сумели добыть шестьдесят китов…»

(Тиандер К. Ф. Поездки скандинавов…, с. 53–56)

На основании этого текста сторонники «беломорской Биармии» считают, что Отер/Оттар, отправившись из района Тромсё на север, обогнул Нордкап, прошел вдоль Мурманского берега Кольского полуострова, обошел Святой Нос и, войдя в горло Белого моря, спустился на юг до устья Двины («большая река»), где нашел беормов/бьярмов, после чего вернулся обратно. Современные скандинависты (Т. Н. Джаксон, Д. А. Мачинский, Г. В. Глазырина), не отвергая полностью этот вариант для последующих плаваний норвежцев, указывают в качестве конечного пункта плавания Отера/Оттара одну из рек Терского берега Кольского полуострова (Варзуга, Стрельна, Поной) [604] , не подозревая, что все реки этого полуострова непригодны для движения морских лодей из-за наличия порогов сразу за устьем и песчаного бара перед ним. Такими же особенностями характеризуются и все без исключения реки севера Норвегии, поэтому, если допустить возможность плавания Отера/Оттара на восток далее Варангерфиорда, единственной «большой рекой», в которую он мог войти и проплыть какое-то время вверх, так и не достигнув преграды, можно считать Кольский залив, врезающийся в сушу узкой губой до семидесяти километров в длину. Что же касается Северной Двины, то «устье», как таковое, у нее теряется в многочисленных протоках болотистой дельты, выдвинутой на десятки километров в море от собственно реки, почему вход в Двину ранее всегда требовал присутствия лоцмана-проводника.

604

Джаксон Т. Н., Мачинский Д. А. Связи Северной Руси и Беломорья в IX–XIII вв. // Внешняя политика Древней Руси. Юбилейные чтения, посвященные 70-летию со дня рождения… В. Т. Пашуто. Тезисы докладов. М., 1988, с. 25–26; Глазырина Г. В. Плавание Оттара в Бьярмаланд в свете палеоклиматических, гидрологических и естественно-географических данных. // Восточная Европа в древности и средневековье. Спорные проблемы истории. Тезисы докладов. М., 1993, с. 17–19.

Однако есть ли в самом рассказе Отера/Оттара основания для подобных заключений?

В своем нерасчлененном виде приведенный выше текст действительно создает впечатление, что Отер/Оттар, проехав «пустыню, населенную лапландцами», обнаружил страну «беормов», в которую побоялся вступить и повернул назад, опасаясь нападения, т. е. воздержался от контактов с аборигенами. Однако далее, противореча себе, он (?) рассказывает об активных и долгих контактах с этими «беормами», говорившими на языке, похожем на финский. На этом противоречия не кончаются, потому что (как оказывается) на следующее лето он снова едет «туда же» (т. е. по логике текста — к «беормам»), однако тут же выясняется, что Отера/Оттара интересуют вовсе не «беормы», а лишь «охота на моржей», и это при том, что поездку Отера/Оттара «на север» искатели Биармии кладут в основу всех последующих экспедиций скандинавов за мехами и серебром «бьярмов», отождествляя указанный им «поворот моря» к югу с горлом Белого моря, а «большую реку» идентифицируя с Северной Двиной. Как можно убедиться, ничего этого в тексте нет.