Истина в вине

Рядом с портретом стояла ваза с цветами. Цветы были свежие, казалось, что на лепестках застыли капельки утренней росы. Стебли и листья упругие, бутоны плотные, но они почему-то не пахли. Потрогал пальцем: да живые ли? Живые! Хоть что-то здесь живое. Оранжерея в замке, что ли? Скорее всего, она в одной из пристроек.

Он попятился назад и осторожно прикрыл за собой дверь. Послышались шаги на лестнице. Кто-то поднимался на второй этаж. Не стоит терять времени. Он быстро пошел к узкой лестнице, по которой можно подняться на смотровую башню, прикидывая, как поступить? Вступить в переговоры с часовым, если он там есть, или же напасть на него? И чем закончится очередная драка за выход в эфир? Все это было бы смешно, если бы не было так грустно. Он невольно усмехнулся. Кажется, дело идет к развязке.

Прислушался: тихо. И вновь ощущение, что замок вымер. Очень уж тихо. Если бы на смотровой площадке был часовой, оттуда слышались бы хоть какие-нибудь звуки. Не может же парень замереть на месте и молчать, как рыба?

Но по узкой крутой лестнице он все ж таки поднимался, соблюдая все меры предосторожности, стараясь не привлечь к себе внимания. И так же осторожно выглянул из-за двери. Но на площадке и в самом деле никого не было. Он покачал головой: ну надо же! Воронов снял осаду? Выходит, конец?

Он достал из кармана мобильный телефон и набрал номер. Ему не скоро, но ответили.

— Але… — зевок.

— Гарик, это я, Мишка. Узнал? У меня труп. То есть два трупа.

— Постой… Какие трупы? Ты ж от нас год как ушел!

— У меня мало времени, слушай, не перебивай. Я в загородном доме спятившего миллионера. Здесь бабу задушили, вот он и запер гостей у себя в замке, выясняя, кто из нас ее грохнул. А этой ночью грохнули еще и мужика. Я нашел возможность позвонить. Мог бы местным, по 02, но они подумают, что я сам спятил. Тот еще антураж! Замок, подвалы с вином, красавица-блондинка с силиконовой грудью. Полный п…ц! Ты-то меня знаешь давно. Все, что я говорю, чистая правда! Клянусь!

— Ты где?

Он торопливо назвал адрес.

— Бля! Это ж у черта на куличках! — присвистнул приятель.

— То-то и оно. Я хочу, чтобы ты позвонил в милицию, местным. Все ж таки коллеги. Боюсь, здесь скоро будет заварушка.

— Какая заварушка?

— Стрельба. Пусть поднимаются по тревоге. Скажи им: замок Ворона, они поймут.

— Мишка, воскресенье же! Ну кого я подниму?

— Роту спецназа, — зло сказал он. — Здесь парни серьезные, все — с «калашами». Будет горячо.

— Ты думаешь, я где? — зло спросил приятель. — У меня выходной! Ты понял? Если нет, говорю по буквам: Вера, Ыще одна Вера…

— У меня мало времени. Гарик, это уже не смешно.

— Мне тоже не смешно. Я не один, с девушкой.

— Здесь будет бойня, — резко сказал он. — Интуиция меня редко подводит. Гарик, здесь пахнет порохом.

— Да с чего ты это…

И в этот момент он услышал выстрел. И невольно вздрогнул.

— Ну вот! Началось! — зло сказал в трубку.

— Что там?

— Стреляли, — мрачно пошутил он. — Пока одиночным. Но все равно: поднимай ОМОН!

— Ну, если ты меня подставил… Твою мать!… — выругался приятель.

— Все, я полетел. Жду.

Он отключился, сунул мобильник в карман и побежал вниз по лестнице. Стреляли. Одиночный выстрел, похоже, тот самый «ТТ». Ружье, которое висело на стене во время всего спектакля, которое должно было выстрелить и выстрелило. Но где? В одной из комнат? В которой? На втором этаже? Он несся вниз по лестнице.

— Что случилось?!

На площадке второго этажа он столкнулся с запыхавшимся Дмитрием Александровичем Вороновым.

— Миша, кажется, стреляли?

— Кажется!

— Где? Кто?

— Что случилось? — выглянул из своей комнаты Федор Иванович Сивко. — Я не ошибаюсь, или это был выстрел?

— Что случилось? — из соседней комнаты выглянула… Ника. Так вот где она была! В спальне Таранова!

— Стреляли, — сказал он. — Надо понять где?

— Мне показалось, в соседнем крыле, — в раздумье пожевал губами Федор Иванович.

— А где Елизавет Петровна? — сообразил вдруг он. — Она бы тоже…

Он рванулся по коридору в другое крыло, в ее спальню. Остальные за ним. Топот ног, тяжелое дыхание мужчин за спиной, последней бежала Ника. Добежав, он рванул на себя дверь и невольно отпрянул.

Она лежала на кровати, навзничь, грудь окровавлена, остекленевший взгляд — в потолок. Лицо Елизавет Петровны было спокойно, будто бы она получила наконец то, чего так страстно и долго желала. В правой руке — пистолет. Он сразу понял: мертва.

— Что… — послышалось за спиной прерывистое дыхание Сивко.

— Спокойно, — сказал он. — Все назад. Елизавет Петровна умерла.

— А-а-а! — тоненько закричала Ника.

— Дмитрий Александрович, уведите ее!

— Ника, идем вниз.

— Мне страшно…

— Ничего страшного, — попытался успокоить девушку Воронов. — Похоже, она застрелилась…

Застрелилась? Они с Сивко переглянулись.

— Что думаете, Федор Иванович?

— А что? — пожал тот плечами. — Похоже на самоубийство.

— А мотив?

Сивко оглянулся, чтобы убедиться: Воронов уводит Нику. И бросил:

— А ну, зайдем.

И слегка подтолкнул его в спину. Они вошли в спальню Елизавет Петровны, дверь осталась приоткрытой.

— Ну, что тут можно сказать? — Федор Иванович мельком оглядел комнату и усмехнулся. — Вроде бы все чисто. Следов борьбы нет. Мебель на месте, положение потерпевшего соответствует первоначальной версии о самоубийстве, выстрел сделан с близкого расстояния. В упор. Все признаки налицо. Я бы даже сказал… — Сивко подошел к кровати, на которой лежала Елизавет Петровна, и принюхался. — Порохом пахнет. Его следы на одежде. Дуло приставили к груди. Она или… Будем считать, она. Похоже, умерла сразу. Выстрел в область сердца. Крови немного. Попала аккурат в точку. Будем считать, что она.

— По прежней работе не скучаете, Федор Иванович? — поинтересовался он.

— Как ты сказал? — слегка растерялся Сивко. — По какой работе?

— Вы ведь следаком раньше были.

— А, похоже, мы с тобой коллеги, — усмехнулся Федор Иванович. — Были.

— Почти. Я по другой части.

— Узнаю опера. Но откуда ты…

— Я все гадал: где же я вас видел? Да на фотографии! На старой фотографии!

— На какой фотографии? — мрачно спросил Сивко.