Истинная: я хочу от тебя сына!
Шрифт:
Я отступила от него на шаг и скрестила руки у себя на груди. Что ещё ему нужно? Мало поглумился?
– Может быть, вас подвести до дома? Я на машине. ваша медицинская сестра рассказала, что, если бы не вы… Спасибо за Артёма.
– Это мой долг. А насчёт вашего предложения подвезти не стоит беспокоиться. Я сама доберусь.
– Но… уже поздно… вы задержались из- за операции…
– Спасибо за беспокойство. Я здесь недалеко живу. Так что мне ничего не нужно. До свидания.
– До свидания, – ответил он, продолжая пожирать меня глазами.
Я шла домой, и мне всё время казалось, что ощущаю на себе его взгляд.
Невольно вспоминала его глаза, облик в целом и нашу с ним встречу у выхода из клиники. Не знаю, как это объяснить, но он так необычно на меня смотрел. Казалось, что он взглядом хочет меня придушить, и непонятно, с какой именно целью: в объятиях, как женщину, или руками, как злейшего врага. Настолько выразительным и красноречивым был его взгляд.
Еще очень странным представляется один факт. У меня сложилось устойчивое подозрение, что мне он сам: его внешность, голос, взгляд очень знаком. Только не могу понять и вспомнить, откуда я его знаю…
Глава 2
На смену пришла в приподнятом настроении. Не успела зайти в ординаторскую и переодеться, как вбежала довольная Лерочка.
– Доброе утро, Яна Валерьевна.
– Привет. Как он?
– Кто? – Я закатила глаза. До Леры всегда все долго доходило, поэтому пришлось пояснять: «Вчерашний прооперированный мальчик, кто ещё?!»
– А… Пришёл в себя, ему уже лучше. Всё благодаря вам. Знали бы вы, кто у его реанимации почти всю ночь дежурил…
Лерочка была, как всегда, в своём репертуаре – не могла обойтись без сплетен. И озвучивала она их с огромным воодушевлением, жестикулируя руками, с широко раскрытыми глазами, вероятно, предполагая, что так информация до нас быстрее дойдет. Но, стоит ей отдать должное, интриговать она умеет.
– Кто?
– Сам Поль Дюруа!
– Это кто?
– Эх вы, Яна Валерьевна! Ну, вспомните уже: я недавно билеты приносила на выставку картин французского художника. Всех звала составить мне компанию…
– Что- то такое припоминаю…
– Так вот, этот художник и есть Поль Дюруа! Он, оказывается, какой-то родственник мальчику. Двоюродный брат его отца или что-то вроде того. Отец мальчика и Поль – французы, а мама мальчишки – русская, её вообще Катей зовут… И вообще, их семейство какое-то блатное. Им главврач разрешил в реанимацию заходить, практически всем семейством! И VIP палату приказал предоставить, когда можно будет мальчика из реанимации переводить.
Дверь ординаторской открылась и вошла Лиля. Как раз вовремя! Иногда я не знала, как спастись от болтовни нашей Лерочки, и того потока информации, который она на меня выливает.
Лиля со снисходительной улыбкой уточнила у нашей болтушки:
– И как, небось того красавчика французского художника обсуждаете?
– Его самого, – улыбнулась я в ответ.
– Папа мальчика, между прочим, тоже хорош собой, такой мускулистый, брутальный и одевается стильно… – вставила свои пять копеек Лерочка, но затем со вздохом добавила. – Жаль только, жену свою сильно любит. И что только красавчики в таких посредственностях, как она, находят?! Он, например, ни отходит от неё ни на шаг. Во всем пытается
угодить, бегает вокруг неё, то кофе принесёт, то еды. И чуть ли не с ложечки кормит! Не знаю… может, это он у неё так за аварию прощение высмаливает? Не верю я, что такой солидный и эффектный мужчина вот так всегда к своей женщине относиться будет…– Тебе-то, Лера, что об этом переживать? У тебя же вроде парень есть, Стас кажется?! – Поддела её я.
– Хм, ну, что Стас?! Вы только сравните: где он, а где эти французы… Художник, между прочим, о вас вчера спрашивал… – проговорила Лера, смотря прямо на меня.
– Обо мне? – удивилась я.
– Ага.
– И что спрашивал?
– Да так, по мелочи. Я подошла к нему уточнить, не ошиблась ли я, что он тот самый художник. Так он мне и автограф дал на открытке с изображением его работ, и билеты на свою выставку подарил! А потом, как бы невзначай, уточнил у меня, кто на самом деле оперировал Артёма, и почему вы домой ушли после операции, не остались на смену.
– А ты что сказала?
– Так и сказала, что не ваша смена была, и остались на операцию вы из чистого благородства. И если бы не ваши золотые руки, не факт, что мальчика бы вообще спасли.
Я грустно вздохнула. Лера родственникам мальчика кучу служебной информации разболтала. И искренне не понимает, что натворила.
– А что не так–то?
– Всё не так! – вмешалась Лиля в разговор. – Болтун, как говорится, находка для шпиона! Ты ведь так и подставить неосознанно своих коллег сможешь. А если они жалобу напишут, что хирург сверх смены, усталый операцию проводил?! Об этом ты не подумала?
Лерочке явно разговор в таком ключе пришёлся не по душе, и она выпалила:
– Ой, у меня дел столько, а я тут с вами заболталась… Ладно, пошла я работать…
– Иди уже давай, – подзадорила её Лиля. Она недолюбливала Леру за болтливость. Лерочка вспыхнула, и ушла, громко стуча каблучками.
– Как ты? – Спросила меня подруга, когда мы остались с ней наедине.
– Нормально. – Я пожала плечом, не понимая вопроса.
– Уже вся клиника судачит, какую ювелирную операцию ты вчера провела, и как всё красиво сделала! Ты молодец!
– Я просто делала свою работу.
– Да, ладно, не скромничай! Руки у тебя золотые. Я восхищаюсь твоим профессионализмом. Даже не хочется после этого тебя ругать.
– Меня ругать? За что?
– А кто, скажи мне, опять пошел на поводу у нашей Светланы Игоревны и сменами с ней в очередной раз поменялся?!
– Ну, она попросила, у неё обстоятельства, дети…
– Ага, и поэтому практически во все её ночные смены ты ходишь…
– Мне не сложно. И потом, я одна, мне не нужно борщи мужу варить, и детей по садам–школам развозить… Что мне дома делать? А здесь я могу быть полезной.
– Вот в том то и дело? Тебе сколько сейчас? Тридцать пять?
– Тридцать шесть, но какое это имеет значение?
– Большое! Тебе тридцать шесть, и ты уже поставила крест на своей личной жизни! Так?
– К чему это всё ты мне говоришь? Опять будешь меня к кому-нибудь сватать или в театр отправлять?
– А оно разве поможет? Яна, ты просто задумайся. Как твоя жизнь изменится через 10 лет. Представила? А через пятнадцать? Я думаю, что ничего не поменяется. Всё будет, как сейчас. Работа, работа и работа до самой старости, пока руки тебя подводить не начнут.