Истинные наслаждения
Шрифт:
Мне хотелось, чтобы оно никогда не приходило.
***
...наши дни...
Костяшки моих пальцев побелели от того, как сильно я сжал кулаки. Я так долго избегал мыслей о том, что произошло в тот день. Насколько далеко мой отец зашел со своей ревностью, что пытался убить мою мать, и без сомнения, он убил бы и меня.
Он стоял, смотрел на меня и ничего не говорил. Мне это даже нравилось, но я был здесь не для этого. Я бы не стал растрачивать впустую эту поездку.
Честность.
— Почему, — это слово вертелось на кончике моего языка много лет. — Почему ты сделал это.
— Послушай, малыш...
—
Его рот приоткрылся, это долбанное жалкое выражение, которое я ненавидел больше всего.
— Я... ходил к психиатру. Терапия, знаешь? Я...
— Скажи мне почему!
Морщины на его лбу, вокруг глаз стали более выраженными, эти глаза были такими уставшими, ничего похожего на то, к чему я привык, когда был ребенком.
— Ты, в самом деле, пришел, чтобы увидеть меня после стольких лет, чтобы спросить об этом?
— Нет, — причина была не столь важна. — Мне не нужен твой ответ. Я понял все сам вскоре после того, как они вынесли тебе приговор. Я не был глупым, я чертовски хорошо понимаю, почему ты превратился в такой жалкий, отчаявшийся кусок дерьма за все эти годы.
Он сжался всем телом.
— Тогда, чего ты хочешь от меня? Ты хочешь поговорить со мной, так? Ты для этого здесь.
От воспоминаний у меня все жгло у самого основания шеи.
— Я здесь не ради тебя, я здесь для себя лично, — я здесь, чтобы расстаться со своим прошлым. Я здесь ради себя.
Ради Лолы.
В камере был еще один заключенный, его тело зашевелилось под простыней на нижней полке. Мой отец перевел взгляд в ответ на это движение, а потом посмотрел на меня уже не так расстроено, как это было секунду назад.
— Хорошо. Ты пришел сюда, чтобы поиздеваться надо мной. Ты гордишься этим? Ты гордишься тем, что смотришь свысока на своего собственного отца, Энтони? — волоски у меня на затылке встали дыбом. — Ты гордишься тем, что насмехаешься над стариком, который боролся за то, чтобы ты стал тем, кто ты есть сейчас?
— Раньше я гордился тобой! — моя нижняя губа треснула от моего резкого тона, на языке ощущался отдаленный привкус крови. — Я так чертовски гордился всем, чтобы ты ни делал, я уважал тебя! — Каким бы ни был мой план, какой бы ни была идеальная речь, которую я написал у себя в голове по дороге в тюрьму, все разом стерлось, напоминанием о том, дне, когда отец начал игнорировать меня. Он стер меня. Он ненавидел то, каким я стал, как сильно я превзошел его, и он начал превращать меня в невидимку до тех пор, пока это уже не могло продолжаться дальше.
Осознание этого никак не повлияло на мою ярость.
— Ты уважал такого неудачника, как я? — спросил он, его взгляд притупился, выражая сомнения.
— Да, — подняв руку, я вытер ей саднящую рану на моих сухих губах. — До того самого первого раза, когда ты ударил меня за то что я просто хотел быть таким как ты. — Я хотел показать тебе, что мог быть той звездой, которой ты хотел, чтобы я стал.
Отвернувшись, Донни прикрыл глаза и выдохнул.
— Ладно, ты сделал намного больше, чем я сам. Я видел тебя по телеку, сын. Ты знаменитость, – какой я сам хотел стать. Ты, в самом деле, забрался туда, — его взгляд был пустым, когда он повернулся ко мне. — Думаю, что, в конце концов, мы не очень похожи.
— Нет, —
сказал я, чувствуя, как кольнуло в пояснице. — Мы совсем не похожи. — И никогда не будем. — Я здесь для того, чтобы напомнить об этом себе самому. Я собираюсь убедиться в том, что никогда не стану таким как ты.В темноте камеры мой отец заерзал на месте.
Увидев его таким – скрючившимся, с лицом, прорезанным страданиями – я сжег все воспоминания в глубине моей души. Вот таким был мой отец, и хотя мы были с ним одной крови, наши сердца всегда были разными.
Я требовал совершенства от Лолы точно так же, как когда-то это делал мой отец со мной. Я ощутил страх, когда увидел, как ее талант пошел вверх, осознавая, что мир захотел бы ее также страстно, как и я сам желал этого каждую секунду. Я потерял рассудок от самой мысли о том, что она ускользнет, говоря самому себе, что должен был сделать все, чтобы удержать ее рядом с собой...
Но я не был таким как мой отец.
И я бы никогда не позволил себе стать таким же озлобленным человеком, как он.
Развернувшись на каблуках, я засунул руки в карманы.
— И еще одно, прежде чем я уйду, и больше никогда не буду тратить свое время на то, чтобы думать о тебе снова, — мои легкие трепетали, испытывая удовольствие от глотка свежего воздуха. — Что значить быть хорошим гитаристом? — Он стоял неподвижно, наконец, поднявшись в полный рост, я все-таки привлек его внимание. Но я этого больше не хотел. — Искренность, — одно единственное слово, которое заставило замереть воздух во всей тюрьме. — Мой ответ это искренность. Вот, почему ты никогда не мог сделать это. — И почему это могла сделать она. Та красивая, чертовски гениальная девочка, которая с самого начала знала ответ на вопрос.
Его губы пришли в движение, негромко произнося это слово:
— Искренность? Ты думаешь, что это то, что имеет значение?
— Да, — в моем голосе не было никакой дрожи сомнений. Как такое возможно? — Это то, что дает людям возможность быть самими собой, быть свободными и непринужденными. — Это то, что удержит нас с Лолой вместе.
Стук моих каблуков раздавался в бетонном коридоре. Я ни разу не оглянулся назад, даже для того, чтобы получить подтверждение, что мой отец смотрел на меня с сожалением, которое мне так хотелось увидеть на его лице, когда я был еще подростком.
Я, наконец, покончил со своим отцом.
Но было еще одно, что мне нужно было сделать, прежде чем я смогу вернуться к Лоле.
ГЛАВА 4
ЛОЛА
Джонни сделал глоток своего кофе. Было видно, что он уже был холодным, так что мне стало интересно, как долго он уже пил его. Я подумала, что также дело обстояло и с информацией. Как будто он ждал время для того, чтобы насладиться тем моментом, когда стал бы центром внимания. Наконец, Джонни низко наклонился ко мне.
— Я рассказываю тебе об этом только потому, что ты должна знать, что Дрезден за человек.
Что он за человек. Я напомнила себе о том, что надо было дышать.
— Его зовут не Дрезден Гэлифакс, — я могла видеть яркие лиловые круги под его глазами, когда он посмотрел на меня. — Его зовут Энтони Холланд.
Шон уже говорил мне о том, что Дрезден не было его настоящим именем. Но я по-прежнему не была готова к этому. Это знание стало для меня подобием сильного удара прямо в грудь, воздух покинул мои легкие.