Источник силы

Затем девушка медленно повернула прочь. Она тихо шла по траве, не замечаемая двумя другими, отыскивая убежище в кустарнике, как ищет укрытия раненое животное, но ее движения больше не были движениями, выполняемыми непослушными конечностями. Это были движения женщины, шествующей впереди королей, но в то же время это были движения женщины, раненной в сердце.

Когда она проходила под деревьями, я последовал за ней и взял ее за руку, инстинктивно произнося слова утешения, хотя и не ждал ответа. Она повернула ко мне темные, полные невыплаканных слез глаза, светящиеся страшным знанием.

— Это должно было случиться, — произнесла она ясно и отчетливо первые в своей жизни слова. Затем освободила свою руку и пошла одна.

В последующие дни мы наблюдали, как душа Моны то покидала тело, то вновь возвращалась в него. Временами перед нами была не думающая ни о чем слабоумная, а временами — одна из тех женщин, которые делали историю. И хотя навыки общения у нее развивались медленно, она часто в полную силу использовала свои способности. И что это были за способности! Я читал об удивительных женщинах эпохи Ренессанса — сейчас я видел одну из них.

Иногда, когда ее страдания становились невыносимыми, душа выскальзывала на время и отдыхала где-то в неведомых райских полях, опять оставляя нашим заботам безумное тело. Но всякий раз она возвращалась, полная новых сил. С кем она беседовала и кто оказывал ей помощь, мы никогда не знали, но всякий раз она встречалась лицом к лицу с агонией перевоплощения и несла свое бремя с обновленным мужеством и знанием.

Слабый, заново пробуждающийся разум Моны постигал Хаусона до самых глубин, проникая во все углы и закоулки, сознательные и подсознательные, и, конечно, она была самой совершенной сиделкой, какую он когда- либо мог иметь. Охваченному паникой разуму никогда нельзя позволять метаться среди тьмы и ужаса смерти. Инстинктивно она чувствовала приближение кошмаров у Хаусона и прикосновением своей руки возвращала его мятущуюся душу в безопасную гавань.

Так, получив защиту от ужасных приступов, мозг Хаусона начал выздоравливать. С каждым днем приближалось время, когда он будет в состоянии покинуть лечебницу и жениться на женщине, с которой был обручен, и с каждым днем Мона Кейли своим инстинктивным умением и заботливым уходом ускоряла приближение этого момента.

Я подумал, что он уйдет и женится на женщине, с которой обручен, а не на женщине, которую он любил, так как именно в это время стоило Моне Кейли пошевелить пальцем — и она могла вызвать в его сознании старые воспоминания и привлечь Хаусона к себе. И я, все время наблюдавший за ней, был уверен, что она полностью сознает это. Несведущая женщина не могла бы обходить препятствия так искусно, как это делала она.

В ночь накануне его ухода она впала в свое прежнее состояние. Час за часом Тавернер и я сидели возле нее, когда она, казалось, едва дышала, настолько полным было отделение ее души от тела.

— Она заперлась в своем собственном подсознании и движется среди воспоминаний прошлого, — прошептал Тавернер, обращаясь ко мне, когда слабые конвульсии пробежали по неподвижной фигуре.

И вдруг что-то изменилось.

— О, — сказал Тавернер, — теперь она вышла!

Изящная белая рука медленно поднялась — рука, которая, пока я за ней наблюдал, превратилась из вялого, вызывающего чувство отвращения предмета в крепкую и энергичную, — и ряд ударов последовал в стену у кровати, которые отбивали костяшки пальцев обычной руки.

— Она просит разрешения войти в свою Ложу, — прошептал Тавернер. — Она даст Клятву, как только ее стук будет подтвержден.

Откуда-то сверху с потолка повторилась последовательность ударов, и тогда Тавернер прикрыл своей ладонью рот девушки. Сквозь пальцы донеслось бормотание, которого я не разобрал.

— Она получила то, что искала, — произнес Тавернер. — Это высокая Степень, признания которой она просила.

Что именно выяснилось во время работы этой странной Ложи, встречи которой происходили вне тела, узнать я не имел возможности. Однако, я видел, что Тавернер с его телепатическими способностями мог присоединиться к ритуалу, приняв участие в беседе.

Когда сверхъестественная церемония подходила к завершению, мы увидели, как душа, которая была нам известна под именем Моны Кейли, покидает компанию своих собратьев и постепенно, проходя через все планы, возвращается к нормальному сознанию. На ее лице появилось то выражение покоя, какого я никогда раньше не видел на лицах живых, а лишь у тех умерших, кто уходил прямо в царство Света.

— Она накапливает силы для сурового испытания, — сказал Тавернер, — и это действительно будет суровым испытанием, поскольку невеста Хаусона повела его к своей машине.

— Разве будет разумным позволить мисс Кейли присутствовать при этом? — спросил я.

— Она должна пройти через это, — сказал Тавернер. — Лучше погибнуть, чем утратить шанс.

Он был человеком, который не щадил своих пациентов, когда вставал вопрос о необходимости отработать свою карму. Он думал о смерти меньше, чем большинство людей думает об эмиграции, поистине казалось, что он рассматривает ее только в этом свете.

— Если в вашей памяти промелькнула картина, пусть слабая, из вашего прошлого, вам точно известно ваше будущее, поэтому вы утрачиваете страх перед жизнью. Допустим, я запутался в сегодняшнем эксперименте; я разобрался в путанице и отправился спать, а наутро, отдохнув, я опять начинаю сначала. Как только вы уверены в перевоплощении, вы делаете то же самое с жизнью. И только тот человек, который не осознает бессмертия души как своего личного дела, может говорить о разбитой жизни и упущенных возможностях.

Когда невеста Хаусона прибыла за ним, Мона Кейли, Тавернер и я вышли на порог, чтобы с ним проститься. Он поблагодарил нас обоих, явно понимая, что мы сделали для него, но Тавернер отрицательно помахал рукой, показывая на девушку, державшую его под руку.

— От меня вы не получили ничего, кроме стола и приюта, — сказал он. — Вот ваш психотерапевт.

Хаусон взял руку Моны в свои. Она казалась совершенно пассивной, но это не было ее обычной вялостью, это была неподвижность крайнего напряжения.

— Бедная маленькая Мона! — сказал он. — Вы намного лучше, чем вы были все время. Поправляйтесь и однажды вы станете настоящей девушкой. К вам придет удача, — и он поцеловал ее легко, как целуют детей.

Мне трудно сказать, какую память разбудил этот поцелуй, но я увидел, как Хаусон изменился в лице и быстро посмотрел на Мону. Сверкнул ли ответный импульс в ее черных глазах, вернулась ли старая любовь, но похожее на маску лицо женщины, платившей свой долг, не изменилось. Хаусон вздрогнул. Возможно, на него повеяло холодом камеры пыток. Он сел в машину рядом с женщиной, на которой собирался жениться, и она увезла его.

— Как сложится их брак? — спросил я, когда машина исчезла из виду.

— Подобно множеству других, где руководствуются только чувствами. Год они будут любить друг друга, затем придет разочарование и, пройдя через кризис, они под давлением общественного мнения останутся вместе и придут к взаимной терпимости, что считается удачным браком. Но когда придет время смерти, он вспомнит эту Мону Кейли и позовет ее и, когда он пересечет порог она заявит права на него, так как они выплатили долги и путь открыт.