Источник силы

У меня не было привычки поощрять пациентов сопровождать меня в моих прогулках, так как я считал, что выполняю свой долг по отношению к ним в рабочее время и это дает мне право на досуг, но Виннингтон не был обычным пациентом, поскольку он был другом самого Тавернера и, согласно моим наблюдениям, членом одного из малых колен того великого Братства, о работе которого я имел некоторое представление. Так что очарование, которым для меня всегда обладало это Братство — хотя я никогда и не стремился стать его членом, — вместе с занимательностью и причудливостью личности этого человека, заставили меня пойти навстречу его попытке превратить наши профессиональные отношения, в личные.

Поэтому именно он шагал рядом со мной по длинной тропинке, ведущей сквозь кусты к маленькой калитке в дальнем конце сада лечебницы, выходящей на перекресток, где находился почтовый ящик.

Опустив свои письма, мы лениво брели обратно, когда звук клаксона заставил нас отскочить в сторону, так как из-за угла выскочил, едва не наехав на нас, какой-то автомобиль. Я мельком увидел сидящих в нем мужчину и женщину, а наверху — солидный багаж.

Машина повернула к воротам большого дома, центральная аллея которого выходила на перекресток, и я заметил, обращаясь к своему спутнику, что, очевидно, мистер Хершмэн, владелец дома, отбыл срок заключения и возвращается в свой дом, который стоял пустым, хотя и заполненным мебелью, с тех пор, как доверчивая страна решила, что ее доверие может быть обмануто и что коварного тевтонца следует держать под стражей.

Встретив по возвращении Тавернера, сидящего на террасе, я сказал ему, что Хершмэны вернулись, но он покачал головой.

— Те, о ком вы говорите, не Хершмэны, — сказал он, — а люди, снявшие дом. Фамилия их, кажется, Беллами, они сняли меблированную квартиру; кто-то из них, по- видимому, болен.

Неделю спустя, когда я опять собрался на свою прогулку к почтовому ящику, ко мне присоединился Тавернер, и мы вместе неторопливо брели к перекрестку, энергично дымя для отпугивания комаров. Когда мы подходили к ящику, наше внимание было привлечено легким скрипом и, оглянувшись, мы увидели, как большая железная калитка, закрывающая ведущую к Хершмэнам аллею, приоткрылась и через образовавшуюся узкую щель тихонько проскользнула женщина. Она, очевидно, направлялась к почтовому ящику, но, увидев нас, заколебалась. Мы отошли в сторону, освобождая ей дорогу, и она, проскользнув по гравиевой дорожке, встала на цыпочки, опустила свое письмо, слабым кивком головы поблагодарила нас за учтивость и исчезла так же безмолвно, как и появилась.

— В этом доме трагедия, — заметил Тавернер.

Я весь стал внимание, как всегда при любых проявлениях медиумических способностей моего шефа, но он только засмеялся.

— На этот раз не ясновидение, Роудз, а лишь здравый смысл. Если лицо женщины моложе ее фигуры, значит, она счастлива в браке; если наоборот, значит, жизнь ее трагична.

— Я не видел ее лица, — сказал я, — но у нее фигура молодой женщины.

— Я видел ее лицо, — сказал Тавернер, — и это лицо старой женщины.

Однако его суждение о ней было не вполне справедливым, так как, когда несколько вечеров спустя мы с Виннингтоном опять встретили ее у почтового ящика, ее лицо, хотя и было бесцветно и изборождено морщинами, казалось весьма привлекательным, а обрамлявшая его волна золотисто-каштановых волос благодаря его бледности казалась еще ярче. Боюсь, что я слишком пристально уставился на нее, пытаясь увидеть признаки, по которым Тавернер прочитал ее историю. Она проскользнула через приоткрытую калитку, двигаясь быстро и бесшумно, как человек, привыкший к вынужденной скрытности, искоса взглянула на нас из-под длинных темных ресниц и исчезла так же, как и появилась.

Мое внимание привлекла полная неподвижность стоящего рядом со мной человека. Казалось, он врос в землю, пристально гладя на поглотившую ее темную аллею и как будто посылая свою душу вдогонку, чтобы она озарила темноту ночи. Я коснулся его руки. Он повернулся, собираясь что-то сказать, но у него перехватило дыхание и слова потонули в булькающем кашле, который обычно является признаком легочного кровотечения. Чтобы опереться, он обхватил рукой мои плечи, так как был выше меня ростом, и я поддерживал его, пока он харкал алой артериальной кровью, которая рассказывала его собственную историю.

Я привел его домой, уложил в постель, так как он был очень слаб после своего приступа, и рассказал Тавернеру все, что произошло.

— Я думаю, он долго не протянет, — сказал я.

Мой коллега удивленно посмотрел на меня.

— Он полон жизни, — сказал он.

— От его легких мало что осталось, — ответил я, — а вы никогда не сможете заставить ездить автомобиль, у которого нет двигателя.

Однако Виннингтон лежал недолго, и в первый же день, когда мы позволили ему подняться, он предложил мне сопровождать меня на почту. Я запротестовал, поскольку расстояние туда и обратно было немалым, но он взял меня за руку и сказал:

— Послушайте, Роудз, я должен идти.

Я спросил о причине столь крайней необходимости. Он заколебался, а затем воскликнул:

— Я хочу опять видеть эту женщину!

— Это миссис Беллами, — сказал я. — Оставьте лучше ее в покое; она вам не подходит. В лечебнице масса очаровательных девушек, с которыми можете флиртовать, когда вам захочется. А замужних женщин оставьте в покое, их мужья будут приходить и поднимать шум, что только повредит репутации лечебницы.

Но Виннингтону невозможно было помешать выполнить свое намерение.

— Меня не беспокоит, чья она жена; это женщина, которую я… я… никогда не думал, что увижу, — докончил он, запинаясь. — Будьте человеком, черт возьми, я не собираюсь заговаривать с нею или ставить себя в глупое положение, я хочу только взглянуть на нее. Во всяком случае, я не считаю, что мои дела настолько плохи, чтобы оставить все это.

Он стоял передо мною, покачиваясь в наступивших сумерках, высокий и худой, как скелет, и цвет его щек мог бы порадовать при взгляде на любого другого пациента, но для него был опасным симптомом.

Я знал, что он пойдет независимо от моего согласия, так что решил, что лучше нам идти вместе, и у нас стало заведенным порядком прогуливаться до перекрестка во время отправки почты, были у нас письма или нет. Иногда мы видели, как миссис Беллами молча проскальзывала к почте, иногда нет. Если нам не случалось увидеть ее больше двух дней, Виннингтона охватывало лихорадочное состояние, и когда она не появилась в течение следующих пяти дней, его нервное возбуждение опять закончилось кровотечением, и мы уложили его в постель, поскольку он был слишком слаб, чтобы протестовать.

Как раз в тот момент, когда я рассказывал Тавернеру о последнем повороте событий, зазвонил телефон. Так как я находился ближе, я поднял трубку и принял сообщение.

— Это доктор Тавернер? — раздался женский голос.

— Это лечебница доктора Тавернера, — ответил я.

— Говорит миссис Беллами из Хедингтон-хауз. Я была бы очень признательна доктору Тавернеру, если бы он смог прийти посмотреть моего мужа, он внезапно заболел.

Я повернулся, чтобы передать просьбу Тавернеру, но он уже вышел из комнаты. Я поддался внезапному импульсу.