Источник
Шрифт:
— Весьма щедро, Питер. Действительно щедро. В честь чего это?
— Эллсворт, помнишь, ты однажды сказал: не имеет значения, кто мы и чем занимаемся, если мы помогаем другим; только это и важно. Ведь это и есть добро, правда? И это чисто?
— Я сказал это не однажды. Я говорил это миллион раз.
— И это действительно верно?
— Конечно, верно. Если у тебя хватает мужества принять это.
— Ты же мой друг? Ты же мой единственный друг. Я… я сам-то себе не друг, но ты друг. Мой друг. Разве нет, Эллсворт?
— Ну конечно. Что гораздо более ценно, чем твоя дружба с самим собой.
— Ты меня понимаешь. Никто больше не понимает. И ты меня любишь.
— Беззаветно. Когда не слишком занят.
— Что?
— Чувство юмора, Питер, где твоё чувство юмора? В чём дело? Брюхо болит? Несварение души?
— Эллсворт, я…
— Да?
— Я не могу тебе сказать. Даже тебе.
— Ты трус, Питер.
Китинг беспомощно уставился на него; голос Тухи звучал сурово и мягко, и он не мог понять, что ему следует чувствовать: боль, обиду или доверие.
— Ты приходишь сказать мне, что не имеет значения, что ты делаешь, а затем начинаешь рыдать то над одним, то над другим. Ну, давай, будь мужчиной и скажи, что же не важно. Скажи, что ты сам не важен. Покажи это. Ну, смелей. Забудь о своём маленьком Я.
— Я не важен, Эллсворт. Я не важен. О Господи, если бы кто-нибудь мог сказать это, как говоришь ты. Я не важен. И я не хочу быть важным.
— Откуда деньги?
— Я продал Доминик.
— О чём ты говоришь? О круизе?
— Только кажется, что я продал вовсе не Доминик…
— А какая тебе разница, если…
— Она отправилась в Рино.
— Что?
Он не мог понять, почему Тухи так бурно отреагировал, он слишком устал, чтобы думать об этом. Он рассказал, как всё случилось; рассказ не занял много времени.
— Ты последний идиот! Ты не должен был этого допускать!
— А что я мог сделать против Винанда?
— Позволить ему на ней жениться!
— А почему нет, Эллсворт? Это лучше, чем…
— Я и не подумал, что он… О Господи, чёрт возьми, я оказался ещё большим дураком, чем ты!
— Но для Доминик лучше, чтобы…
— К чёртовой матери Доминик! Я же думаю о Винанде!
— Эллсворт, что с тобой?.. Почему это тебя беспокоит?
— Помолчи, ладно? Мне надо подумать.
Через некоторое время Тухи пожал плечами, сел возле Китинга и обнял его за плечи.
— Извини, Питер, — начал он. — Я прошу прощения. Я был непростительно груб с тобой. Просто я был в шоке. Но я понимаю, что ты чувствуешь. Однако не следует принимать всё близко к сердцу. Это не имеет значения. — Он говорил автоматически. Мысли его витали далеко, но Китинг не заметил этого. Он слушал слова. Они были бальзамом для его души. — Это не имеет значения. Ты только человек. А кто лучше? Кто может первым бросить камень? Все мы люди-человеки. Это не имеет значения.
— Боже! — воскликнул Альва Скаррет. — Это невозможно! Только не на Доминик Франкон!
— Он сделает это, — подтвердил Тухи. — Как только она вернётся.
Скаррет удивился, когда Тухи пригласил его позавтракать, но услышанные новости сделали это удивление ещё больше и болезненнее.
— Мне нравится Доминик. — Скаррет, потеряв всякий аппетит, отодвинул тарелку. — Мне она всегда нравилась. Но получить
её в качестве миссис Гейл Винанд!— Я чувствую то же самое, — кивнул Тухи.
— Я всегда советовал ему жениться. Это помогает. Придаёт стиль. Даёт своего рода подтверждение респектабельности. Он всегда любил кататься по тонкому льду. Правда, пока что ему всё с рук сходило! Но Доминик!
— Почему вам кажется, что этот брак столь плох?
— Ну что ж, это… Чёрт побери, вы же знаете, что это совсем не то!
— Я знаю. А вы?
— Послушайте, она очень опасная женщина.
— Да. Но это не главный ваш аргумент. Ваш главный аргумент иной: он опасный мужчина.
— Что ж… в каком-то смысле… да.
— Мой уважаемый редактор, вы меня отлично понимаете. Но бывают обстоятельства, когда полезно сформулировать, что и как. Это помогает… сотрудничеству. У нас много общего, хотя вы всё время от этого открещивались. Мы — две вариации одной темы, если можно так выразиться. Или играем с двух сторон против одного центра, если вы предпочитаете собственный стиль. Но наш дорогой босс — совсем другая мелодия. Совершенно иной лейтмотив — разве нет, Альва? Наш любимый босс — всего лишь случайность среди нас. А на случайности нельзя полагаться. Вы годами сидели на краю своего кресла, наблюдая за мистером Гейлом Винандом. Не так ли? Поэтому вы понимаете, о чём я толкую. Вы также знаете, что мисс Доминик Франкон тоже ария не из нашей оперы. И вам не хотелось бы, чтобы именно это влияние отразилось на жизни нашего босса. Должен ли я объяснить подробнее?
— Вы умный человек, Эллсворт, — серьёзно сказал Скаррет.
— Это давно известно.
— Я поговорю с ним. Вам лучше этого не делать. Он вас не переваривает, вы уж меня извините. Но не думаю, что и я смогу что-то сделать. Если уж он что надумал, то это серьёзно.
— Я не ожидаю, что у вас что-то получится. Вы можете попытаться, если хотите, хотя это бесполезно. Мы не сможем предотвратить этот брак. В моих правилах признавать неудачу, если она неизбежна.
— Тогда почему же вы…
— Вам это рассказываю? В порядке обмена, Альва. Снабжаю информацией.
— Я ценю это, Эллсворт. Честное слово, ценю.
— Будет весьма благоразумно и впредь ценить это. Газеты Винанда, Альва, так просто не сдадутся. В единении сила. Ваш стиль.
— Что вы имеете в виду?
— Только то, что нас ожидают тяжёлые времена, друг мой. Поэтому лучше держаться вместе.
— Господи, я же с вами, Эллсворт. И всегда был с вами.
— Не совсем так, но Господь с ним. Меня волнует лишь настоящее. И будущее. Как залог нашего взаимопонимания — что вы думаете насчёт того, чтобы при первой же возможности отделаться от Джимми Кернса?
— Я вижу, вы ведёте к этому уже несколько месяцев! А что плохого в Джимми Кернсе? Он умный мальчик, многообещающий. Лучший театральный критик в городе. У него острый ум.
— Да, ум у него есть — собственный. Но мне не кажется, что вам нужно что-то острое — если не считать вашей собственной остроты. И думаю, что надо быть осторожнее с многообещающими мальчиками.
— А кого посадить на его место?
— Жюля Фауглера.
— Ну, чёрт возьми, Эллсворт!
— А почему нет?
— Этот старый су… Он нам не подходит.