Исток

Они ходили вокруг Истока, бубнили молитвы, славя имя Аматэрасу-о-миками, 3 и так надоели, что ты не выдержал и вышел. Они пытались что-то сделать, кажется, убить. Но все их попытки вызывали лишь смех. И зима смеялась вместе с тобой, заслоняя снежными тучами солнце. А когда надоело смеяться, ты начал убивать. Методично. Одного за другим. Последним стал старик, плюющий проклятьями в лицо.

А дальше тебя уже понесло. И ты обрушился на остров лютым морозом, ураганными ветрами, снежной лавиной и успокоился только тогда, когда все холмы, все дома и деревья скрылись под погребальным саваном снега.

3

Аматэрасу-о-миками – «великое божество, озаряющее небеса» – богиня-солнце, одно из главенствующих божеств пантеона синто, согласно верованиям, прародительница японского императорского рода.

Ты – один из немногих демонов, кто начал свой путь, искоренив подчистую жителей целого острова, заморозив всех, не оставив ни одной живой души. Ты сделал это и сразу стал знаменит, уважаем, обожаем. Маститые демоны благосклонно улыбались, принимая в свои ряды, а молодёжь подобострастно заглядывала в глаза. Положение обязывало иметь почитателей среди людей, и ты быстро обзавёлся ими. Ты полностью погрузился в интриги и перипетии светской жизни, влез в гущу событий вечного конфликта между демонами и богами и думать забыл о глупом монахе с его глупыми проклятьями.

Но через несколько лет у берегов твоего острова появился он – старший сын старика настоятеля. В ту роковую ночь он находился далеко от дома. Это спасло ему жизнь и определило судьбу – отец, явившись к нему во сне, заповедовал мстить. И он – уже немолодой, седеющий мужчина – явился за расплатой, оставив дом, жену и трёх сыновей, как завещал в посмертном сне отец.

Яростная злоба уже не жгла сердце, но у тебя было имя, а вместе с ним репутация. И ты мучал мстителя не менее суток, а затем, вырвав как и прежде сердце, обратил в бестелесного покорного духа-прислужника. Своим же почитателям ты приказал следить за этим кланом. Просто следить, но не трогать. Тебе стало интересно, что дальше.

Но дальше было скучно. Прошло время, и на остров высадился старший внук старика, за ним – средний, а за ним – и младший. Следом вереницей шли правнуки. Все они несли чушь, потрясая священными свитками и жезлами, все они оставили, уходя, хотя бы по одному сыну, и все они теперь блуждают на острове безропотными духами.

Это случилось давно, сотню с лишним лет назад. Уже больше полувека потомки клана Сайконо не тревожили демона льдов. И дело даже не в том, что он окружил остров неприступной стеной заклятий, когда настырные собратья-демоны утомили Юкихана своими нежданными визитами. Просто клан вырождался. Одни ветки оборвались смертями, в остальных на свет появлялись сплошь девчонки, а последний наследник по главной линии, как в насмешку над всеми заветами, служил ему – Снежному Убийце.

Поэтому Юкихана и позабыл те слова, что гнали к нему несколько поколений мстителей. Те слова, что звучали сейчас в его голове?

«Придёт день, и сын крови Сайконо вырвет твоё сердце, демон! Вырвет!! Да благослови его лучезарная Аматэрасу озаряющая небеса!!…»

– Пришёл, значит, день, – прошептал демон, не замечая, что говорит вслух. – Дождался.

Перед внутренним взором всё ещё стояли пылающие золотом глаза и жгучее свечение, в считанные секунды охватившее парня. Свечение, что одним лишь касанием обожгло его грудь.

«А ведь он может убить, – думал Юкихана. – Может. Как же мои последователи, да и сами Сайконы прохлопали мстителя? Такого юного, такого неподготовленного, но благословлённого Аматэраской, чтоб ей закатиться».

Скуку – опостылевшую спутницу демона – будто ветром сдуло, и в душе начинала свою лихую песню вьюга азарта. Кружилась, подстёгивала, будоражила мысли.

«А у него симпатичная мордашка. И фигурка ничего, спортивная… – и тут же, обрывая себя: – Истоки! О чём я думаю? Он родился меня убить, а я о мордашке…»

Но шальная вьюга кружила с такой силой, что хотелось петь в голос.

«Наконец-то! – стряхивая пыль уныния, во весь голос орала радость. – Хоть что-то произойдёт! Повеселимся!..»

И сразу голос разума с неизменным скептицизмом:

«Повеселимся? Как бы веселье боком не вышло. Ведь я даже подойти к нему не могу. Проблема».

Демон мазнул взглядом по четырём трупам, остывающим в кровавых лужах, и хищная улыбка растянула его губы.

– Проблема? – вслух произнёс он. – Посмотрим, насколько это проблема.

4. Идзуми

Идзуми сидел на кухне однокомнатной квартиры на окраине какого-то захолустного городка и мрачно смотрел на пустую бутылку. Голова, как назло, была ясная. А он так надеялся хоть чуть-чуть захмелеть, но его чёртова устойчивость к алкоголю убивала надежды на корню. Вторая, непочатая бутылка скромно стояла в сторонке. Открывать её не хотелось. Водка оказалась на редкость противной.

«Палёная», – отстранённо подумал парень.

Прошлая ночь вспоминалась смутными урывками, а события вечера вовсе были засвечены. Именно так – засвечены. Он отчётливо помнил «галстучных», снег, черноглазого блондина, летящие иглы, окровавленные трупы, а дальше – всё. Белое пятно. И сколько Идзуми не пытался взять штурмом собственную память, она не сдавалась. Держала глухую оборону молчания и, будто подачку, выдавала лишь скромные обрывки: людный вокзал и электронное табло рейсов, касса и сонная девушка за стеклом, мерное постукивание колёс и полупустая электричка. В ней-то Идзу и очнулся поутру.

Выйдя на первой станции, он около часа просидел на вокзале, пытаясь собрать мысли в кучу и решая, куда ему нужно идти: в полицию или в психушку. В конце концов, пошёл в полицию. Там Идзуми рассказал всё, что видел и слышал. Как он и предполагал, его посчитали за спятившего, но показания всё же сняли, в протокол занесли и отправили отдыхать. В лечебницу парень идти передумал, вместо этого он купил газету, нашёл объявления о сдаче квартир и позвонил по первому попавшемуся номеру.

Он расплачивался только наличными, никому не звонил, лишь в полицию – сообщить адрес. Он весь день просидел в четырёх стенах потому, что боялся, просто боялся. Но не знал, кого больше: «галстучных», которые в течение получаса отыскали его в большом городе, или же блондина-убийцу, ведь тот даже человеком не был.

«Бред. Бре-ед! – кричало сознание, в тысячный раз прокручивая события прошлого вечера. – Снег, лёд из рук – да всё это могло мне примерещиться!»

И тут же понимал – нет, не примерещилось.

Он пытался отвлечься от этих мыслей, рисовал, а когда осознавал, что с листа на него смотрит лицо убийцы, в ярости рвал бумагу. В итоге решил напиться, но и здесь его ждала неудача. И вот теперь он – трезвый и мрачный – сидел на кухне, заваленной бумажным мусором, и не знал, что делать дальше. Как выпрыгнуть из этого дурацкого мистического боевика, в котором он оказался по воле случая, спасая мальчишку? Спас – молодец! А его теперь кто спасёт? Ведь найдут. Рано или поздно – найдут. Если бы он хоть понимал, что происходит, ну хоть что-нибудь. Так ведь нет. Ни черта он не понимал. И это непонимание убивало не хуже всякого убийцы.

Идзуми сдавил ладонями голову, пытаясь разогнать бесконечный хоровод мыслей, и мечтая забыться хотя бы на полчаса, и тут позвонили в дверь.

Парень замер и несколько секунд сидел не дыша, даже сердце, казалось, остановилось. А мысли соскочили на новую волну:

«Нашли. Кто? Дверь их не остановит, – лихорадочно думал он. – А если соседи? А что им надо? Сиди. Просто сиди и тупо жди».

В дверь позвонили ещё раз. Уже настойчивей.

Идзуми выпрямился, медленно выдохнул воздух. Встал. Оглядел комнату.