Истоки и берега
Шрифт:
А завтра палермцы снова примутся за работу, снова будут есть скудную еду, спать в тесноте — и так целый год, до следующих праздников.
В каждом акте сицилийской жизни надо искать некую традицию, пережиток прошлого, принадлежащие какой-либо из древних цивилизаций. Обычаи на этом острове наслаиваются одни на другие, как религиозные культы, как камни, как власти, начиная с этой таинственной всеобщей цивилизации доисторических времен, оставившей нам по себе лишь монументальные каменные загадки и глиняные сосуды использовавшихся позднее форм.
Вот уже десять тысячелетий все валы Истории накатывают на этот берег.
Удивительный народ эти сицилийцы: их постоянно завоевывали, а они веками сожалели о предыдущем завоевателе; во времена римского владычества прославляли память тирана Дионисия [21] ,
21
Дионисий Старший — сиракузский тиран в 405–367 гг. до н. э., прославившийся своей бесчеловечной жестокостью.
22
Сицилийская вечерня — национально-освободительное восстание сицилийцев прошв власти Анжуйской ветви дома Капетингов 30 марта 1282 года.
Эта полунезависимость, похоже, прекрасно подходит Сицилии, чья экономика растет самым впечатляющим образом. Повсюду — от столицы до мелких поселений — идет строительство, возят камень, смешивают цемент, прокладывают новые дороги, возводят жилые здания. Течет нефть в Джеле и Рагузе. На верфях строятся суда. Гибкие, толерантные законы способствуют появлению новых промышленных предприятий. Растут резервные активы Банка Сицилии, который не скупится на инвестиции. На полях огромные молотилки вымолачивают знаменитую сицилийскую пшеницу, на которой зиждилось могущество Римской империи.
Этот народ снова в который раз завоевывает свою островную державу. Заработная плата здесь еще очень невысока, но уже значительно повышается уровень жизни. Сицилиец начинает богатеть, и, если чрезмерная рождаемость или новый исторический катаклизм не помешают этому росту, через каких-нибудь три десятка лет снова станет верной поговорка, которой во времена Дионисия отвечали человеку, похвалявшемуся своим достатком: «Все, что ты имеешь, не стоит и десятой части достояния любого жителя Сиракуз».
Путешественнику следует как можно скорее освободить сознание от ложных легенд, которыми овеян характер сицилийца. Не помню уже, где слышал вот такую шутку: «Жить стало бы проще, если бы мы перестали думать, что французы хорошо воспитаны, что жизнь в Англии комфортабельна, что немцы — люди слова, итальянцы ленивы, а американцы деятельны».
К этому списку ошибочных репутаций можно добавить и сицилийцев.
Сицилиец ни нервен, ни агрессивен; совсем наоборот, на улицах своих городов он выглядит потрясающе спокойным. Он вышагивает перед едущими машинами, обычно не один, а в плотной группе, даже не думая ускорить шаг, чтобы дать машине проехать; при звуке клаксона он и глазом не моргнет, ну а если ему все же случится вздрогнуть, по всему будет видно, что он расценивает это как непростительную слабость со своей стороны. Мальчуган или почтенный старик, сицилиец в любом возрасте считает поспешность чем-то постыдным; он скорее попадет под машину, чем унизится до того, чтобы поторопиться.
Нет в сицилийце и ксенофобии; он просто сдержан. Уважая независимость иностранного гостя, он окидывает прохожего холодным отсутствующим взглядом, который на его опаленном солнцем лице может показаться и враждебным. Но где-нибудь в горной глуши, на узкой каменистой тропе спросите что-нибудь у крестьянина самого свирепого вида — да нет, не спросите, а просто обратитесь к нему, и тут же этот человек оживится, заулыбается, подбежит к вам и, радуясь возможности услужить ближнему, постарается помочь вам словом и делом. Он охотно оседлает велосипед и прервет свое путешествие, чтобы показать вам дорогу.
Вы можете на любой сицилийской площади оставить открытую машину с багажом и быть за нее гораздо спокойнее, чем в Неаполе и даже в Орлеане. Грабители с большой дороги, бандиты вовсе не стерегут автомобилистов за каждым километровым столбом или туристов на каждом пляже. Доминичи [23] встречаются здесь не чаще, чем в Провансе.
Кровная
месть и связанные с ней преступления, о которых столько говорят применительно к сицилийцам, на самом деле — преступления, совершенные на почве любви, ревности. Любовь к семье имеет здесь такие же последствия, какие в других местах случаются из-за любви к женщине. В Риме, Лондоне, Париже оскорбленный, ослепленный яростью мужчина убивает любовника своей жены. В Палермо, Мессине, Кальтаниссетте он казнит соблазнителя своей сестры. И в том и в другом случае соотечественники убийц усмотрят в их преступлении смягчающие вину обстоятельства.23
Имеется в виду «дело Доминичи», наделавшее много шума во Франции в 1952 году. Трое англичан — муж, жена и дочь — были найдены убитыми рядом с их машиной неподалеку от фермы, принадлежавшей семье Доминичи, в районе деревни Люр в Провансальских Альпах. В тройном убийстве был обвинен глава семейства Доминичи, семидесятипятилетний Гастон, правда, вина его так и не была доказана. Он был приговорен к смертной казни, но в 1960 году помилован Шарлем де Голлем.
Сицилиец (как и все итальянцы-южане) по традиции с уважением относится к тем, кто совершает мужественный поступок, преступая при этом закон. И в этом выражается не столько врожденная враждебность по отношению к официальной власти, сколько восхищение перед теми, кто имеет дерзость с ней не считаться. Тут редко встретишь осведомителя, еще реже — доносчика, а все свидетели здесь немы как рыба. Может, все оттого, что за долгую историю здесь было столько иностранных завоевателей и разнообразных полиций? Омерта, закон молчания, соблюдается неукоснительно всеми. Благодаря чему допросы принимают тут весьма удивительный характер.
— Вы видели обвиняемого в вечер убийства?
— Я никого не видел.
— Вы знакомы с обвиняемым?
— Не знаю.
— Но это же ваш отец!
— Не помню.
Именно так Джулиано [24] удавалось противостоять целым отрядам. И именно поэтому существует мафия — нечто вроде общества взаимной помощи против требований законности.
Сицилиец горд. Вы нигде не увидите попрошаек. Нигде, кроме Чефалу, единственного городка, где нищенство стало чем-то вроде местного промысла, которым деды занимаются под строгим присмотром внуков.
24
Сальваторе Джулиано (1922–1950) — народный герой Италии, наиболее мифологизированный сицилийский бандит и сепаратист. Его сравнивали с Робин Гудом.
Сицилиец чистоплотен. Города, даже порты — за исключением Катании, напоминающей больше Неаполь или Бари, чем сицилийский город, — представляют собой редкое для Средиземноморья зрелище. Нет ничего чище, чем набережные Трапани или Мессины. Если и найдется какая-то грязь в нищих кварталах, то только сухая.
Сицилиец образован. Поражает количество людей, неплохо говорящих по-французски даже в деревушках в самом сердце острова, а хранители памятников и руин, пусть и одеты крайне бедно, могут считаться самыми образованными в мире [25] .
25
Следует отметить, что эти строки были написаны в 1957 году. С тех пор нравы на Сицилии, как и повсюду в мире, похоже, значительно изменились (Прим. автора).
Надо помечтать во внутреннем дворике собора в Монреале [26] , напоенном ароматом жасмина, покружить, медленно, словно следуя за вращением Солнца, между мозаичных колонок, чтобы вдруг осознать, насколько мусульманское искусство с его сложными геометрическими орнаментами, ювелирной точностью линий и кропотливостью близко византийской традиции.
Войдите внутрь базилики, пройдите вдоль высоких золотых мозаик, вы почувствуете здесь сам дух христианского искусства — он тоже пришел из Византии.
26
Монреале — пригород Палермо, где расположен знаменитый собор Рождества Пресвятой Богородицы, важный памятник арабо-норманнской архитектуры, заложенный сицилийским королем Вильгельмом II Добрым в 1174 году.