Истоки знания
Шрифт:
— С хранителем что-то произошло, — мелькнуло в сознании. — Со стариком беда! Надо срочно ехать! И как можно скорее! Трясущимися руками я наскоро собрал свои вещи, в 8 утра позвонил своему начальнику, что мне позарез надо в «ханты», я чуть не бегом помчался в речпорт, но как я ни торопился, все равно опоздал. «Метеор» ушел без меня. Осталось утешить себя мыслью, что через день я окажусь в Ханты-Мансийске, а там, если будет все хорошо, за 8-10 часов доберусь до пасеки. Я помню, как первым выпрыгнул из «Метеора», как спихнул на воду свою лодку, поставил на неё мотор, залил в бак побольше бензина, но сама дорога выпала из памяти. За кормой ревел мотор, лодка на скорости рассекала волны Иртыша, но мне казалось, что она стоит на месте. На реку опустилась ночь, но мне было все равно. Я чувствовал, что устье Конды не пропущу, всё равно и при свете звезд обязательно его увижу. Как я вошел в Конду, тоже не помню. Главное, что не заблудился и не потерялся. Какая-то неведомая сила вела меня точно по нужному мне маршруту. В предрассветном тумане я проскочил Кондинское. Село спало праведным сном, и меня вряд ли кто слышал или кто видел. И вот уже
— Все-таки добрались, — мелькнуло в голове. Вычислили, нашли и кончили. Потом ещё и сожгли. Всё как положено, чтобы и концы в воду. — Но. может, все-таки пожар случайный? Старик жив и ждет меня где-нибудь? У того же Сергея Борисыча или где-то здесь неподалеку? Но тогда, почему он меня не встречает? Звук моего мотора-то он, наверняка, услышал? Где он? В глубине души голос надежды боролся с отчаянием. Добрых два часа я бродил по руинам дома, надеясь хоть что-то найти на память о «знахаре». Ничего, кроме углей и пепла!
— Тогда возьму кирпич от печи, — подумал я.
Но тут в памяти возник «колдын».
— Меч? Где его потрясающий ордынский меч? Надо его обязательно найти. Он ведь не мог сгореть. Я взял палку и стал ею разгребать груды углей. Где старик хранил свою драгоценность, я не знал, поэтому решил разобрать завалы на всем пожарище. Было ясно, что до меня на месте пожара кто-то уже побывал: собак-лаек в вольере не было, куда-то исчезли из сарая висящие здесь сети… Может, тот, кто здесь копался нашел и сгоревший меч? — подумал я. А потом, где остатки старого? Хоть что-то от него должно было остаться — от такой мысли по телу пробежала дрожь, но в душе что-то противилось, никак не хотело принимать то, что диктовал разум. Разум же был неумолим, и от этого становилось не по себе. В разгар моих поисков я услышал гул лодочного мотора. Бросив свое безнадежное занятие, я вышел на яр и увидел, как по плесу «идет» на полном газу казанка участкового. Выйдя на берег, Сергей Борисыч молча пожал мне руку и, поднявшись на яр, сказал:
— Под утро я услышал мотор и понял, что это ты. Другой бы в такую рань вверх не поехал. Как видишь — не ошибся…
— Что же произошло? — спросил я милиционера.
— Нашего деда убили, Юра, убили и сожгли, — вздохнул участковый. — Вчера мы со следователем весь день здесь копались — показал он на пепелище. Нашли сгоревшие останки трех человек. Кто такие установить, конечно, не удастся. Одни обгорелые кости.
Старик тоже сгорел вместе с теми, кто его убивал… Похоже, они подожгли тогда, когда уже все кончилось. Старик, видимо, почувствовал и сопротивлялся. Те, кого он ухлопал, сгорели вместе с ним. Как в таких случаях говорят — «без следа и следствия». Собак его я вчера забрал. Они твои, Юра. Он мне как-то сказал, что если с ним что-то произойдет, его зверовых я должен передать тебе… Чувствовал старый… — У меня вот какой вопрос к тебе, Сергей Борисыч, — перебил я его. — Когда вы разбирали пепелище, нашли саблю старого? — Какую еще саблю? — удивился участковый. — Я никогда у него никаких сабель не видел. — Тогда я рассказал участковому о «колдыне» и том, что старый поведал мне о тайне его ковки. Сергей Борисович выслушал меня молча, потом сказал: — У старого и ружья-то не было… Теперь я понимаю, чем он этих ребят оформил. Все топоры у него там в сарае… — показал он рукой. — Но тогда, где его меч? — Ясно где. У тех, кто его убил и сжег, — отозвался участковый. Слова Сергея Борисовича всё поставили на свое место. На мгновение я представил, как в тихую безлунную дождливую ночь неизвестные окружили дом пасечника и, ворвавшись, в упор расстреляли оказывающего сопротивление хозяина… Только возник вопрос, так ли все это произошло? Почему ведун не почувствовал заранее опасность? Наконец, не прочел мысли тех, кто окружил его дом? Что-что, а отклонение в ментальном поле старый чувствовал и чувствовал хорошо. И наконец, почему не ушел из окруженного дома, пользуясь телепортацией? Ему ведь это было под силу? Вопросы, одни вопросы.
— Те, кто пришел приговорить пасечника, были не простые люди, подумал вслух Сергей Борисович. — Старый умел многое, но не ушел. — Из слов, сказанных участковым, было видно, что он занят теми же мыслями, что и я, и его смущает загадка смерти «знахаря»… Мы бродили с ним по пепелищу и ощущали почти одно и то же.
— Ну что, поехали? — обратился ко мне Сергей Борисыч. — Хозяина пчелам я нашел, через день-два пасеку вывезем. Надеюсь, косолапые до неё за это время не доберутся…
Обратно в Кондинское мы возвращались на лодке старого. Казанка участкового, доверху нагруженная несгоревшим скарбом убитого, осталась на пасеке. — Когда поеду за пчелами, тогда её и заберу. На мой вопрос ответил Сергей Борисыч… — А что мне делать с лодкой нашего дедушки? Теперь она мне уже не нужна, — спросил я участкового. — А на чем ты повезешь своих собак? — посмотрел он на меня. Теперь ты у них за хозяина…
Глава 31
ДЯДЯ ЁША
До Сургута пришлось телепать не больше недели. В Ханты-Мансийск, как и в прошлый раз, я приехал на лодке. На ней же из-за собак, которых без справок о регистрации и о прививках в «метеор» взять отказались, мне пришлось добираться до самого дома. Повезло, что по дороге меня взял под борт идущий на Сургут РТ, иначе мой обратный путь мог оказаться еще труднее. Первое время от дурных мыслей меня отвлекала работа. Сначала надо было соорудить во дворе дома для собак вольеру, потом сделать для них
уютные конуры, перевезти с Оби к себе во двор старикову «амурку» и написать всем письма. Но несмотря на суету, Конда из памяти не уходила: развалины сгоревшего дома, бесхозная пасека и грустные глаза прощавшегося со мною Сергея Борисовича. Участковый понимал, что прощается со мной навсегда. Обняв меня, он тихо сказал:— Твой путь такой же, как у него, вы чем-то с ним похожи, поэтому береги себя, Юра.
— «Бережёного бог бережёт», — пожал я руку другу участковому.
Прошел месяц, второй… Поздней осенью я, заключив договор в Сургутском КЗПХ, уехал с дедовскими лайками на большой Юган на охоту. Мне не хочется описывать, что я видел и что добыл, тем более, к теме книги это и не относится. Одно хочется сказать, лучше моих черно-белых с масками, в те времена в Сургутском районе лаек не было. Собаки могли всё, даже в глубокий снег и трескучий мороз, тогда, когда другие собаки, даже кровные хантейские аборигенные ланки полностью отказывались от работы. В том году свой отпуск я провел в тайге, но охотился я не ради наживы и не ради удовольствия, как многие. Мне хотелось увидеть в деле древнейшую сибирскую породу лаек, собак наших далеких предков — русов-бореалов. И надо сказать, охотничьи качества черно-белых оказались выше всех моих ожиданий. Когда после отпуска я приехал к себе домой, то сразу понял, что в квартире был обыск. Кто-то что-то искал? Но что? Никакой запретной литературы у меня не было… Что же тогда искали? — думал я — Какой-либо компромат? Или что-то другое. И тут я вспомнил: а не письмо ли старого, которое я по совету знахаря оставил у своего надежного друга в Томске? С этой мыслью я тут же поехал на Главпочтамт и с автомата позвонил тому человеку. Выслушав меня, он тут же ответил, что у него пару недель назад в квартире тоже был обыск. Что-то искали… На мой вопрос, сохранил ли он мой конверт или нет. старый надежный друг сказал, что его подруга, не разобравшись, нечаянно сожгла его вместе с мусором в печи на даче. От услышанного из руки чуть не выпала телефонная трубка!
— Как ты мог! — захотелось крикнуть старому и надежному.— Я же тебя просил!? — но на той стороне провода, поняв, что со мною происходит, знакомый голос сказал:
— Слышишь меня? Не сердись, всякое бывает. Ты лучше приезжай, я тебе тут книг хороших припас. Да и отец-покойничек кое-что для тебя оставил…
— Ладно, приеду! — бросил я трубку. — Спасибо! Книги мне, конечно, нужны, но конверт был куда нужнее.
Прошло не менее полугода, прежде чем я оказался в Томске. Как всегда, сразу же из аэропорта я направился к тому, с кем разговаривал по телефону и кому оставил конверт старого. На душе было неуютно. — Подвел-таки! Я же тебя просил, мать твою! Неужели нельзя было спрятать конверт как следует? С такими мыслями я нажал кнопку двери в квартиру. За дверью раздались шаги. Она сразу же открылась, и на её пороге я увидел улыбающееся лицо хозяина квартиры. — Чему ты так радуешься — шевельнулось в сознании — Ты же меня подвел… Но, переступив порог, я опешил: мой друг молча приложил указательный палец к губам, протянул мне поднос, на котором лежал… конверт старого! Осторожно поставив поднос на рядом стоящий холодильник, я обнял своего друга!
— Молодец! — прошептал я ему на ухо. — Если бы ты знал, какой ты молодец!
— Я это знаю, — красноречиво ответила мне его улыбка.
Когда я вскрыл конверт, то удивился. В нем, кроме адресов, ничего не было: только одни адреса и больше ничего! Невольно я занялся их изучением. Меня удивило то, что две трети адресов уводили в Заполярье, несколько адресов на юг, и только два из них были московскими. Некоторые адреса старый подчеркнул — значит, они важнее других. Следовательно, мне надо начинать, в первую очередь, с них, рассуждал я. Теперь мне стало понятно, почему эмиссарам С.Т. так был нужен конверт хранителя…
Но как они о нем узнали? Вот вопрос? Ведун был прав. — Как он мне сказал? — Отдай на хранение надежному другу, лучше тому, который подальше… — Скорее всего, они действовали по предположению… Наверняка, о конверте ребята из когорты С.Т. ничего не знали… И для них он сгорел! Это неплохо! — подумал я. Теперь я уже знал, что делать. Впереди дорога не на один год! Что ж, пусть будет дорога, лишь бы она вела меня к истине!
В ту осень мой путь лежал на Кольский полуостров в старинный поморский русский городок Колу. Когда я вышел из вагона поезда, уже смеркалось. Накрапывал мелкий дождь. Было сыро и неприветливо. Подойдя к первому попавшему мне такси, я назвал адрес и уже через десять минут оказался у подъезда нужного мне дома. Это был двухэтажный брусовой послевоенной постройки дом с распахнутыми настежь дверями обоих своих подъездов. Я вошел в один из них и, найдя номер нужной мне квартиры, с замирающим сердцем нажал кнопку звонка, через несколько секунд за дверью раздался звук шаркающих шагов, скрипнул засов, и дверь открылась. Когда я взглянул на того, кто мне её открыл, то захотелось сразу же «дать дёру». Наверное, я ошибся адресом, — подумал я, — или старый что-то напутал? На меня, поверх толстенных очков, смотрел глазами-сливами закутанный в длинный байковый домашний халат лысеющий старый матёрый еврей! Большой крючковатый нос, смуглая кожа, седые курчавые волосы…
— Наверное, я не туда попал, извините, — начал было я свое отступление.
— Как не туда, юноша? Как раз туда, — улыбнулся своими золотыми зубами хозяин…
Меня ни с кем никто никогда не путал. Голос у еврея был низкий и приятный.
— А вы давно живете по этому адресу? — задал я пугающий меня вопрос.
— Эдак лет тридцать, а то и поболее, — улыбнулся «матерый». — А вы проходите, юноша, не стесняйтесь. Считайте, что вы у себя дома — посторонился евреище. Но я проходить не торопился. Вид хозяина квартиры с его черными пристальными влажными глазами н золотым оскалом зубов к беседе явно не располагал. Все-таки дед что-то напутал — вертелось в голове — Надо как-то делать ноги. Но как? Матерый со своей сладкой гостеприимной улыбкой явно был склонен к общению.