Историческая сказка про учителя, или победа Постмодернизма
Шрифт:
– Да ты, очкарик, грубишь детям!
– завёлся Сундукин.
– Мы на вас начальству нажалуемся!
– Ну, историк, щас мы тебя воспитывать будем!
А разнузданная красотка в миниюбке Короткова завопила с последней парты:
– А ну, парни! Качайте историка на руках, а мы снимать на телефоны будем да в сеть засылать на ак-каунты!
Все десять пацанов подскочили к учителю с радостным возбуждением, стараясь выдрать его с места законного, а тот в стул вцепился мертвой хваткой.
И вдруг интеллигентный раньше мужчина вознегодовал страшно, восстал буревестником, опрокидывая своё кресло, и оттолкнул
– Да что вы понимаете, лбы обынтернэченные! И вашей бездарности есть предел! А наглых дураков Жизнь лупит похлеще гестаповца!... Вы ведь даже не знаете, из-за чего первая мировая война началась, а туда же - сочинения писать! Какие сочинения - если вы и говорите с трудом! ...Да вас пороть надо за всю вашу лень и двойки! Где тут у меня запасной ремень в столе завалялся?!
И привиделось ему, что он царь всея Руси, а перед ним смерды взбунтовались да изменщики отчества нагло насмехаются, и завопил на всю Русь:
– Христиане правоверные! Бейте этих псов-охальников и предателей Просвещения!
И неизвестно, чем бы кончился этот урок истории, как в кабинет ворвалась мощная дама, исполняющая обязанности директора.
– Что здесь происходит?! А?! Шум по всей школе идёт! Нянечка прибежала в ужасе! Так. Одиннадцатый класс марш на перемену! А вы, Михаил Юрьевич, успокойтесь прежде всего!
Тётушка перепугалась не на шутку. И как же тут не разволноваться морем-окияном, когда застаешь (вместо привычного урока истории у одиннадцатого класса) валяющихся по полу подростков, поверженное кресло учительское и самого педагога, восставшего на детей с ремнём в руке и более походящего на экзекутора.
– И чему же вы тут детей обучаете, Михаил Юрьевич?
– Да какие они дети, Изольда Гарольдовна! Это чудовища и вурдалаки в образе человеческом!
– Ну, вы генетическую экспертизу не проводили, поэтому и не вам решать, кем их назначить - вурдалаками или ещё какими-нибудь гадами! А вот вы вышли за рамки приличия!
– Ай, не успел я выйти...Вы мне помешали... И знаете, что я вам скажу - нет моих сил учить этих лоботрясов! Ничего они не делают, а двойки им ставить нельзя!
– Нельзя двойки ставить - это точно, потому как никто не позволит нам журналы да аттестаты двойками портить - не педагогично это!
– А ничего не делать здоровым лоботрясам - это педагогично?
– Куда же им деваться?
– Да хоть улицы мести и помойки убирать!
– Там занято всё гастарбайтерами, и вы это прекрасно знаете!
– Да уж знаю, что нашим недоумкам податься некуда.
– Михаил Юрьевич, с такими радикальными взглядами вам лучше дома сидеть. Знаю, у вас горе, но и вы меня поймите. Сейчас мамаши этих ...недоучившихся... накатают телеги в Департамент, и нас же с вами попросят по собственному желанию уйти с этого космического корабля под названием "Образование".
Тут с Михаилом случилось нечто невообразимое, словно вселился в него Дух Вольности и Свободомыслия.
– Ах, Изольда Гарольдовна! Я готов уйти с этого утлого и разбитого реформами фрегата под названием "Образование", тем более что моя зарплата в 30 тысяч рублей заставляет меня жалеть, что я не пират и не владею шпагой и пистолетом.
– Дорогой вы мой! Сами виноваты, что получаете по минимуму: в аттестацию не пошли, разряды свои утратили, категорию потеряли, профессионально не растёте - вот вам и итог!
–
Какая, едрён-бубён, аттестация с моим стажем в двадцать лет! Чегой-то я должен писать бумажки непонятно кому и нервничать, что какая-то чиновница может мне отказать!– Ах, вот как вы ставите вопрос?! Подумаете - цаца какая! Я вот тоже тридцать лет в образовании, а пишу писульки-то куда скажут! И ничего, пока всем довольна!
И она своими большими ручищами как-то заковыристо потрясла в воздухе. На её жирных пальцах блеснули бриллианты и рубины, а запах едких духов волной накрыл тонко чувствующие ноздри несчастного.
– Так ещё бы! С вашей-то зарплатой в 250 тысяч и я бы писал всё что угодно!
– Как вам не стыдно считать чужие деньги?!
– А как вам не стыдно платить за работу такие деньги?! Вы сами пойдите в класс и научите этих лбов на 100 баллов, а мы посмотрим!
Надо сказать, что в этот критический момент, когда низы не хотят жить по-старому, а верхи не могут управлять по-новому, и наступает революционная ситуация!
Михаилу Юрьевичу явно надоело за маленькие деньги везти слишком неподъёмный груз Просвещения.
И то сказать, когда у тебя в обучении сто пятьдесят школяров и ты постоянно бороздишь просторы исторической Вселенной от Древнего Рима до Новейших Нанопрорывов с целью донести хотя бы минимум сведений до девственных и не извилистых мозгов большинства, то каждому нормальному челу становится понятно, какая это непосильная задача!
Тем более что среднее образование у нас бесплатное, а поэтому на него можно совершенно наплевать, т.к. что бесплатно даётся, то и совершенно бесплатно теряется.
В таких совсем не сказочных обстоятельствах трудиться могут или фанаты Истории или матёрые пофигисты-формалисты, для которых История - это всего лишь текст учебника, который требуется озвучить в рабочее время.
Лермонтович страдал от собственного бессилия и безволия: он не прибился за весь свой педагогический стаж ни к группе фанатов, ни к армии пофигистов, поэтому болтался где-то посередке, аки дерьмо в проруби, как говорят в народе.
Смерть матери обострила все его внутренние противоречия, как пишут в романах, и сделала его крайне чутким и эмоционально напряжённым. Творческие натуры в таких обстоятельствах начинают писать стихи и впадают в классический запой с непременным низвержением всех авторитетов и исчезновением всех заначенных денежных знаков, что потом и подтвердилось на балконе.
А тогда, выйдя в хмурый зимний день из очень средней и "сливной" школы, предварительно написав заявление об уходе, Лермонтович направил свои стопы в ближайшую забегаловку, которую держали братья-кавказцы недалеко от станции метрополитена.
Что было потом учитель вспоминал с трудом: пил он и водку, и пиво, и якобы коньяк, и возможно портвейн. Компанию ему составил какой-то старичок с ноготок в рваном тулупе, который непонятно откуда взялся.
– Ты пойми, старче!
– слёзно и пьяно вещал Михаил Юрьевич.
– Это же трагедия для России - Февральская революция и Октябрьский переворот! А война эта - тоже срам... первая...мировая! Ну, зачем мы туда, в пекло, полезли? Да ещё наших мужиков вооружили?! У нас же и так всё было: и земля, и сырьё, и рабочая сила, и кадры тут тебе и научные и всякие промышленные!... А искусство?!! Старче, какое у нас было искусство! Блок, Есенин, Врубель с Шехтелем! Я уж не говорю про Петрова с Водкиным!...А этот, как его...Рахманинов - это же гении всё!