Исторические портреты. 1613 — 1762. Михаил Федорович — Петр III
Шрифт:
— Кто здесь Никита Зотов?
Тот растерялся до крайности, оробел и не мог ноги оторвать от пола. Секретарь взял его за руку, но безуспешно — ученый человек не мог сдвинуться с места и умолял подождать, чтобы ему прийти в себя. Постоял немного, перекрестился и с именем Христовым вошел к царю. Тот пожаловал его к ручке, которую учитель поцеловал, и начался экзамен по чтению и письму, причем в присутствии самого Симеона Полоцкого, ученого монаха-белоруса, воспитателя Федора Алексеевича. Знания Никиты одобрили, и Соковнин повез его к царице Наталье. Ей он тоже понравился:
— Знаю я, что ты доброй жизни и в Божественном Писании искусен; вручаю тебе моего единственного сына.
Зотов, заливаясь слезами, упал в ноги:
— Недостоин я, матушка государыня, принять такое сокровище!
Наталья Кирилловна, довольная смирением и кротостью учителя, тоже пожаловала его к ручке и повелела со следующего утра начать занятия. Начало учебы отметили своим присутствием царь
Григорий Котошихин, подьячий Посольского приказа, бежавший в свое время в Швецию, в своем сочинении «О России в царствование Алексея Михайловича» описал быт и нравы московского двора. По его наблюдениям, для обучения царевичей выбирали «учительных людей тихих и небражников». С Зотовым маленький Петр прошел полагавшийся тогда курс наук — азбуку, то есть чтение и письмо, выучил назубок Часослов и Псалтырь, Евангелие и Апостол. Пристрастился любознательный царевич к книжкам с «кунштами" (рисунками, картинками), в том числе к историческим сочинениям — вероятно, текстам летописей и хронографов, украшенным миниатюрами. Придворные художники из кремлевской Оружейной палаты по указанию царицы-вдовы изготовили для Петра рисунки — на них красками, золотом изображены были города, здания, корабли, сражения, оружие, солдаты. Эти „потешные тетради“ с разными историями и сказками мальчик рассматривал с видимым интересом и увлечением. С их помощью любознательный отрок знакомился с историей Отечества.
Впоследствии подросший Петр ценил своего первого учителя, который, правда, не совсем отвечал второму качеству, упомянутому Котошихиным: он любил выпить. Но этот грех они потом будут делить пополам — во времена знаменитого «всешутейшего и всепьянейшего собора», учрежденного уже взрослым Петром, царем-шутником и выдумщиком.
Весной 1682 года Петр и его матушка потеряли своего покровителя при дворе — 27 апреля умер царь Федор. Сразу же началась борьба за власть, опять между Милославскими и Нарышкиными. По настоянию патриарха Иоакима царем провозгласили Петра, младшего царевича, в обход старшего — Ивана, шестнадцати лет, от первого брака царя Алексея Михайловича. В события, связанные с придворной борьбой, вмешались стрельцы и солдаты московского гарнизона. Недовольные уменьшением и несвоевременной выплатой жалованья, взятками и насилиями начальников, приказных и воинских, они потребовали от правительства Натальи Нарышкиной, слабого и неопытного, — снять и наказать более полутора десятков командиров, вернуть с них удержанное жалованье, взятки по заранее составленным спискам. А в середине мая с оружием и знаменами их полки явились строем в Кремль, и последовали расправы над важнейшими членами Боярской думы, правительства, полковыми начальниками.
Все это происходило на глазах Петра и его ближних, и он на всю жизнь запомнил эти ужасные кровавые сцены.
Волей восставших вскоре первым царем провозгласили Ивана, вторым — Петра, а Софью — регентшей при них. Конец весны — начало осени — время своеобразного двоевластия. Закончилось оно волей дворянского войска, собранного правительством Софьи — Голицына у Троице-Сергиева монастыря и в других местах Подмосковья. Восставшие в конце концов капитулировали.
Регентство Софьи продолжалось семь лет. Петр, как и Иван, принимал участие в придворных церемониях — приемах послов и прочих. Но в политические дела не вмешивался. Жили они с матерью в селе Преображенском. Это была, по существу, ссылка. Наталья Кирилловна, по сообщению Куракина, «жила тем, что давано было от рук царевны Софьи»; оказывали помощь, тайно конечно, тот же патриарх Иоаким, ростовский митрополит, Троице-Сергиева обитель.
Но непоседливый и жизнерадостный Петр, в отличие от матушки и ее окружения, не горевал, основное свое внимание он в эти годы отдавал другому — воинским играм, «потехам». К ним он привлек целую толпу сверстников и «робяток» постарше — от покойного отца остались целые службы по конюшенному ведомству, по соколиной охоте, к которой его родитель имел большую любовь. Сотни сокольников, кречетников, конюхов, оставшихся без дела, поступили к нему в распоряжение. Петр же соколиную охоту терпеть не мог, предпочитал бегать пешком, торжественные выезды не любил, а всех этих сокольников, стольников и прочих собирал в батальоны своих «потешных»; помимо знатных, верстал в их ряды и бывших холопов, прочих «простецов», лишь бы были они людьми шустрыми, веселыми, исполнительными. Так собралась довольно пестрая толпа — два батальона примерно по 300 человек. Среди прочих «потешных»
были князь М.М. Голицын, будущий фельдмаршал, а тогда, в 1687 году, записанный по младости в «барабанную науку»; потомок знатного московского рода И.И. Бутурлин и другие, им подобные; также было и немало лиц происхождения «подлого», в том числе самый удачливый из них — Александр Данилович Меншиков, «Алексашка», продававший горячие пирожки вразнос, сын придворного конюха, «породы, — по словам Куракина, — самой низкой, ниже шляхетства», но замеченный и приближенный царем; он прошел путь от царского денщика до генералиссимуса русской армии, светлейшего князя; впрочем, этот «полудержавныи властелин» стал потом и первейшим российским казнокрадом.Потешные под бдительным оком неугомонного Петра одетые в настоящие мундиры, овладевали всей солдатской премудростью. Они имели свой потешный двор, управление казну. Сам Петр проходил все солдатские чины, начинал с барабанщика. На реке Яузе, в окрестностях Преображенского, построили Пресбург — «потешную фортецию», каковую осаждали по всем правилам воинского искусства.
К началу 90-х годов Петр сформировал из потешных два полка — Преображенский и Семеновский; назвали их по именам сел, где они располагались.
Молодой царь жадно впитывает знания, пользуясь для этого любой возможностью. Князь Долгорукий привез ему астролябию из Франции, Тиммерман обучал маневрировать ботом, найденным в Измайловском сарае, — сначала на Яузе, потом в Просяном пруде в том же Измайлове и, наконец, в Переяславском озере, где он вскоре заложил верфь. Начали сами строить первые корабли — уже тогда Петр, человек сухопутный, мечтает о море, портах, так нужных России для торговых и иных связей с иноземными державами.
Не забывал он и «потешные игры» под Москвой. Под Преображенским происходили, по заранее намеченным диспозициям, настоящие сражения между армией «генералиссимуса Фридриха» (князя Ф.Ю. Ромодановского — «монстры») и стрелецкими полками И.И. Бутурлина — с десятками тысяч участников, артиллерийской стрельбой, убитыми и ранеными. Так выковывались кадры будущей гвардии, регулярной армии.
Правитель мало интересуется придворными делами, официальными церемониями, несмотря на пожелания и настояния матушки. Его тяготили официальные обязанности, связанные со старомосковским чинным ритуалом, парадными одеждами и речами. По словам В.О. Ключевского, «Петр ни в чем не терпел стеснений и формальностей. Этот властительный человек, привыкший чувствовать себя хозяином всегда и всюду, конфузился и терялся среди торжественной обстановки, тяжело дышал, краснел и обливался потом, когда ему приходилось на аудиенции, стоя у престола в парадном царском облачении, в присутствии двора выслушивать высокопарный вздор от представлявшегося посланника».
Весь в движении, стремительный и любознательный, царь в спешке, словно боясь опоздать, упустить что-то очень важное, хотел успеть всюду — бежал, скакал, плыл туда, где говорили и делали что-либо для него новое, полезное.
Учась у других, Петр и сам учил всех, кого только можно, в первую очередь, конечно, русских людей, готовил их к будущим славным делам и подвигам. Ибо, привлекая, и довольно широко, знающих специалистов из иностранцев, он отнюдь не собирался слепо копировать чужеземные образцы, делать из России какой-то сколок, копию с Нидерландов или Англии, Франции или Германии. Нидерландский резидент ван Келлер, один из иностранных дипломатов, проживавший в Москве в бурные дни политической схватки Петра с сестрой (так называемый заговор Шакловитого, 1689 год), наблюдал его в те октябрьские дни, когда он возвращался с большой свитой из Троицы в столицу. Умный и наблюдательный дипломат записывает в своем донесении Генеральным Штатам: «Царь Петр обладает выдающимся умом и проницательностью, обнаруживая в то же время способность завоевывать преданность к себе. Он отличается большой склонностью к военным делам, и от него ожидают героических деяний и поэтому предполагают, что настал день, когда татары (так называет Келлер всех русских, московитов. — В. В.)обретут своего истинного вождя».
С.М. Соловьев, исходя из опыта двухсотлетнего осмысления личности и дел Петра Великого, более реально оценивал способности и возможности молодого монарха: «Семнадцатилетний Петр был еще не способен к управлению государством, он еще доучивался, довоспитывал себя теми средствами, какие сам нашел и какие были по его характеру; у молодого царя на уме были потехи, великий человек объявился позже, и тогда только в потехах юноши оказались семена великих дел».
Первые семена великих дел начали прорастать, давать всходы уже в первые годы нового десятилетия, после свержения власти сестры-регентши. Первые корабли строятся на Переяславском озере, потом, с 1693 года, в Архангельске. Закупает их царь и за рубежом. Совершает на них плавания по морю, подвергается серьезной опасности во время бури; к тому же и он сам, и его помощники не умеют толком управлять судами. Тем не менее Петр, теша себя, называет их флотом; придумывает морской флаг — с красной, синей и белой полосами. Появились его волей и первые адмиралы — Ромодановский и Лефорт.