Исторические портреты. 1762-1917. Екатерина II — Николай II
Шрифт:
Будучи наследником, великий князь Павел Петрович был весьма популярен среди масонов. Их привлекали и его нравственные качества, еще не деформированные, сложными обстоятельствами его последующей жизни, и некий ореол мученичества, проистекавший из его двусмысленного положения при дворе узурпировавшей престол матери, и его благотворительные усилия по облегчению участи гатчинских крестьян и солдат. «Исправление нравов общества» как один из важнейших пунктов масонской программы естественным образом связывалось с личностью просвещенного государя, который уже одним своим нравственным примером мог, как никто другой, способствовать достижению этой цели. Павел и представлялся московским мартинистам именно такой идеальной фигурой на троне. Свои надежды они поэтому всецело возлагали на то, что цесаревич рано или поздно займет российский престол. Пока же они всячески стремились заручиться его покровительством. Свои ожидания московские мартинисты выражали едва ли не публично. В рукописных сборниках масонов и
И далее следовал припев, как рефрен повторявшийся в других строфах:
Украшенный венцом,Ты будешь нам отцом.Вообще— то в этом или в подобных случаях не было, казалось бы, ничего предосудительного, поскольку Павел являлся официальным наследником престола. Однако при живой, активно действующей и еще весьма далекой от преклонного возраста императрице, овеянной к тому же культом всеобщего почитания, это звучало не просто вызовом, но вопиющей политической бестактностью, болезненно задевавшей ее царственные чувства.
Вместе с тем участники новиковского кружка хотели видеть цесаревича среди своих «братьев»-масонов с тем, чтобы в будущем масонская организация составляла бы священную охрану своего государя, а до того защищала бы цесаревича от угрожавших ему придворных интриг и иных напастей. Ведь перед их взором были уже апробировавшие себя прецеденты «коронованных масонов» — в Стокгольме царствовал приверженец шведского масонства Густав III, а в Пруссии короля-«вольтерянца» Фридриха II сменил на престоле в 1786 г. склонный к мистицизму, ревностный масон-розенкрейцер Фридрих-Вильгельм.
Намерения на этот счет московских масонов были достаточно серьезны. Летом 1782 г. в Вильгельмсбаде состоялся общемасонский конвент, на котором Россия была объявлена VIII (из общего числа IX) провинцией европейского масонства. Когда вскоре в том же 1782 г. руководитель русских розенкрейцеров И. Г. Шварц приступил к организации ее высших органов, то первая по своему значению должность Великого провинциального мастера была оставлена вакантной — для замещения ее цесаревичем Павлом, которого, таким образом, московские розенкрейцеры хотели видеть главой русского масонства. Этот замысел не был реализован, но вопрос о занятии цесаревичем поста Великого мастера обсуждался ими и в последующие годы, по этому поводу они вели переписку со своими прежними наставниками по ордену розенкрейцеров и даже посылали с этой целью в Берлин своих эмиссаров.
Возможно, в какой-то мере с этим связаны контакты новиковского кружка с Павлом через посредство известного архитектора (и розенкрейцера с 1784 г.) В. И. Баженова — давнего и близкого друга цесаревича, участвовавшего позднее в строительстве Михайловского замка, но контакты эти могли иметь под собой и более глубокую политическую подоплеку.
Первая поездка Баженова к Павлу в Петербург была предпринята в конце 1784 — начале 1785 г. для установления более тесных отношений с наследником и, очевидно, для введения его в курс намерений розенкрейцеров. Тем более что Павлу они были уже хорошо известны, в частности, сам Новиков, который свой знаменитый «Опыт словаря русских писателей», выпущенный еще в 1772 г., посвятил цесаревичу — знаменательно, что в год его совершеннолетия, да и позднее подносил ему свои издания. Павел мог многое знать о Новикове и по его давним отношениям с ближайшими к себе людьми. Еще в середине 1770-х гг. Новиков познакомился в Союзной ложе Елагина-Рейхеля с соучеником и любимцем Павла А. Б. Куракиным, завязал тогда же знакомство с Н. И. Паниным и Н. В. Репниным, который впоследствии более тесно сблизился с новиковским кружком.
Павлу был послан тогда с Баженовым ряд важных масонских сочинений религиозно-мистического толка, трактовавших вместе с тем и вопросы государственного характера. По возвращении Баженов, принятый цесаревичем, по его словам, «весьма милостиво», представил Новикову бумагу с подробным изложением бесед с Павлом. Остротой своего содержания она не на шутку напугала Новикова — «не верили всему, что написано», сперва он готов был даже «от страха» ее сжечь и знакомил с ней позднее своих друзей-масонов по сильно отредактированному и сокращенному тексту. Бумага эта давала весьма отчетливое представление об «образе мыслей» наследника и, по всей видимости, содержала в себе его критические высказывания в адрес правления Екатерины II с жалобами на свое опальное при ней положение. Вероятно, она сопровождалась и сочувственными — в духе воззрений новиковского кружка — комментариями самого Баженова. Скорее всего именно об этом эпизоде вспоминал позднее весьма осведомленный по своей близости к масонам Д. П. Рунич (его отец,
П. С. Рунич, был знаком с Новиковым и переписывался с ним): «Баженов описывал стеснение, в котором наследник находится».Вторая его поездка относится к 1787 г., когда он повез Павлу уже лично переданные для него Новиковым масонские книги, которые и на сей раз были «приняты благожелательно», наследник только, видимо обеспокоенный начавшимися гонениями на московских мартинистов, упорно расспрашивал Баженова, нет ли среди них «ничего худого».
Но уже в третью поездку в Петербург, на исходе 1791 -го — начале 1792 г., Павел встретил Баженова с «великим гневом», выразил крайнее недовольство мартинистами, предостерег от общения с ними, запретил даже упоминать о них в своем присутствии.
В связи со сказанным выше возникает естественный вопрос: а был ли сам Павел масоном? В исторической литературе он не раз вызывал споры и до сих пор остается не вполне разъясненным.
Еще первый биограф Павла Д. Ф. Кобеко отвечал на этот вопрос отрицательно, полагая, что хотя наследник и знал о новиковском кружке и других масонских объединениях, но «не был членом ни одной масонской ложи и не посещал масонских собраний». Эта точка зрения получила поддержку и в современной исторической литературе.
С ней, однако, трудно согласиться.
Заметим сперва, что по всему складу своей натуры, моральным устоям и характеру умственных интересов Павел с его глубокой религиозностью, романтическим пристрастием к средневековому рыцарству, душевной экзальтированностью не мог не принимать близко к сердцу духовно-нравственных исканий масонства и мистических настроений его идеологов. Павла могли склонять к тому и рассказы о масонских симпатиях Петра III, во всем подражавшего прусскому королю Фридриху II, двор которого был средоточием масонов. Нельзя сбрасывать со счетов и собственные прусские симпатии Павла, его тесные связи с берлинским двором, где после воцарения Фридриха-Вильгельма масоны-розенкрейцеры занимали исключительное положение, проникали на государственные посты, воздействовали на внешнеполитический курс. Эти связи поддерживались и императрицей Марией Федоровной, имевшей в германских землях влиятельных покровителей, кроме того, ее дядя, герцог Фердинанд Брауншвейгский, стоял во главе прусского масонства, а ее родные братья, генералы на русской службе Фридрих и Людвиг Вюртембергские, тоже были деятельными масонами. Впервые лично познакомиться с прусскими масонами Павел получил возможность еще летом 1776 г., когда, как мы помним, совершил поездку в Берлин в связи с предстоящей женитьбой.
Но особое значение имело в этом смысле непосредственное окружение Павла — почти все его наставники, друзья, политические единомышленники, составлявшие «партию» наследника в ее противоборстве с Екатериной II, были одновременно и виднейшими деятелями масонского движения. В первую очередь здесь должно назвать самого Н. И. Панина — главу этой «партии». В русском масонстве «доновиковского» периода он занимал одно из наиболее заметных мест. Когда в 1776 г. петербургские ложи объединились в одну Великую провинциальную ложу, он получил должность Наместного мастера и вместе с одним из ведущих деятелей раннего русского масонства И. П. Елагиным стал ее руководителем. Близок к масонам был и его брат П. И. Панин. Преданность масонским вероучениям отличала Н. В. Репнина, члена нескольких лож, имевшего контакты и с южнофранцузскими масонами. В 1772 г. всего 21 года от роду был принят при участии Н. И. Панина в масонский орден тамплиеров А. Б. Куракин. Осенью 1776 г. тот же Панин, видимо не без умысла, посоветовал Екатерине II именно А. Б. Куракина отправить в Стокгольм для официального извещения шведского короля о только что состоявшейся женитьбе великого князя. Воспользовавшись этим, руководители петербургских лож поручили ему войти в тайные сношения с главной Стокгольмской ложей и заручиться ее поддержкой для реорганизации по ее образцу, но на самостоятельных началах, русского масонства. Результатом поездки А. Б. Куракина явилось, таким образом, учреждение в России масонских лож шведской системы. Высшие степени в русском масонстве разных систем занимало еще одно, близкое ко двору наследника и пользовавшееся его доверием лицо — обер-прокурор VI Департамента Сената князь Г. П. Гагарин. Сильное духовное влияние на Павла оказывал состоявший при нем с 1777 г. капитан флота масон С. И. Плещеев. В 1788 г. он был командирован в Южную Францию и установил там отношения с самим Сен-Мартеном, став как бы связующим звеном между ним и окружением наследника. В переписке с Сен-Мартеном состоял и Н. В. Репнин. Добавим, наконец, что Репнин и близкий друг Павла еще с юношеских лет А. К. Разумовский были членами Ордена розенкрейцеров.
Впечатляет уже сама плотность в окружении Павла столь крупных и идейно убежденных фигур масонства, несомненно приобщавших наследника к его ценностям. Нельзя не прислушаться к мнению на сей счет такого авторитета в области биографии Павла, как Е. С. Шумигорский: «Граф Никита Панин, бывший членом многих масонских лож, ввел и своего воспитанника, посредством кн. Куракина, в масонский круг, и мало-помалу чтение масонских, мистических книг сделалось любимым чтением Павла Петровича».
Все это делает более чем вероятным предположение ряда историков и о его формальной принадлежности к масонским ложам.