Исторические портреты

Дом принадлежал в пору революции чиновнику Роберу Буке. Сам он временно находился в Фонтенбло; в доме жила его жена Тереза. Она была в свойстве с Гаде, но едва ли принадлежала к числу его друзей. Беглецы к ней и не обращались; ей стало известно об их бедственном положении случайно. Конечно, она знала, что люди, укрывающие государственных преступников, подлежат смертной казни. Это ее не остановило: госпожа Буке дала знать Гаде, что может укрыть его и его товарищей, если они согласятся поселиться в пещере. Они согласились с радостью. Беглецы прокрались ночью в дом и по колодцу спустились в пещеру. Госпожа Буке доставила им туда матрацы, одеяла, стол, стулья, фонарь (до нас дошла опись вещей, впоследствии в пещере найденных). Были у них и книги, и газеты.

*

Вероятно, они находились во власти вечной иллюзии революционных времен: это долго держаться не может, обманутый народ очень скоро свергнет иго «узурпаторов» и призовет к власти людей, которые всегда верно ему служили. Надо отдать должное мужеству и энергии жирондистских беглецов: после разгрома их партии, после провала поднятого ими восстания, в каторжных, вот уж истинно «подпольных» условиях жизни они тотчас взялись за работу. В пещере было холодно, разводить огонь не решались: выходящий из колодца дым могли бы заметить соседи госпожи Буке. Разговаривать полагалось только шепотом: в подземельях очень сильно эхо. Трудно было даже дышать: воздух поступал через колодец и боковую дыру довольно плохо. Но при свете фонаря можно было работать.

Один из них занялся составлением «Воззваний к друзьям Правды» — слово «правда» они продолжали писать с большой буквы. Некоторые принялись за мемуары — другое вечное утешение изгнанников. Все, что было ими написано в пещере, до нас дошло — по случайности, через семьдесят лет! Нельзя без волнения читать эти страницы, дышащие гневом и жаждой мести. «Чем были бы человечество, нравы, добродетель, если б Робеспьер, Барер и Дантон спокойно скончались в своих постелях?» — спрашивает в своих воспоминаниях Бюзо. Быть может, строки эти были им написаны в тот день, когда из газет ему стало известно о казни парижских товарищей или о казни госпожи Ролан. С ней, как мы теперь знаем, он был в близких отношениях; тогда этого не знал почти никто из его друзей.

В Кане к одному из них приходила молодая девушка, в ту пору еще никому не известная, — Шарлотта Корде явилась к Барбару с вопросом: кто главный виновник бедствий, постигших Францию? У Барбару ее видели Луве и, вероятно, другие жирондисты. Через месяц после того ее имя повторял весь мир, и на всех языках Европы слагались поэмы в честь женщины, убившей Марата. Надо ли говорить, что на жирондистов этот знаменитый террористический акт произвел особенно глубокое впечатление. Среди них были два профессиональных писателя: Саль и Луве. Но по-дилетантски, в свободное время писали, кажется, они все. До нас дошли стихи Гаде, написанные о Шарлотте: «Корде! Справедливо наказуя смертью Марата, ты свергаешь убийцу Добродетели. Ты умираешь, но потомки напишут на твоем памятнике: «Величием она превзошла Брута...»

Дошла до нас и длинная трагедия Саля «Шарлотта Корде». Она очень плоха, но остановиться на ней следует: вероятно, ни одна пьеса в мировой литературе не была создана в такой обстановке, под землей, в повисшей над пропастью пещере, при свете глухого фонаря, в ежеминутном, сбывшемся ожидании казни. Пьеса Саля написана корнелевским стихом, с соблюдением трех «единств», по всем правилам классической французской трагедии, — эти революционеры готовы были посягнуть на что угодно в мире, но никак не на литературный авторитет Никола Буало («Не трогайте Никола, это приносит несчастье», — говорил Вольтер, человек в политике и в философии тоже достаточно смелый). К сожалению, указаниям Буало, в частности, главному из них, требованию здравого смысла в литературе, Саль следовал весьма неудачно. Ему пришла в голову несчастная мысль: сделать Шарлотту Корде героиней вымышленного любовного романа.

Героем пьесы Саля оказался Эро де Сешель, один из самых интересных людей революции, человек большой культуры, по рождению принадлежавший к знати, пользовавшийся в свое время вниманием и покровительством королевы Марии-Антуанетты, написавший в несколько вечеров, за бутылкой вина, знаменитую конституцию 1793 года. В сущности, по основным политическим идеям этот ожесточенный враг жирондистов был жирондистом сам, хотя, в отличие от них, быть может, не очень верил в те идеи, которые отстаивал — в форме обычно довольно двусмысленной. Эро де Сешель председательствовал в Конвенте в тот день, когда произошла «вспышка народного гнева», погубившая партию Жиронды. У Саля были основания его ненавидеть. Героем же своей трагедии Саль, вероятно, избрал его потому, что Эро де Сешель был очень красивый человек, имевший огромный успех у женщин.

Очень кратко изложу содержание этой пьесы. На сцене заседание Комитета общественного спасения: совещаются Робеспьер, Дантон, Эро де Сешель и другие лица. Вестник приносит горестное сообщение: какая-то женщина только что убила Марата. В ужасе и отчаянии Комитет приказывает привести злодейку и обменивается с ней длинными тирадами в стихах. Во время этого философско-политического спора Эро де Сешель, как видно из его реплик «в сторону», влюбляется в Шарлотту Корде. После ухода преступницы Робеспьер и Дантон поручают ему соблазнить Шарлотту и выведать у нее все ее тайны. Он принимает поручение. Но в минуту решительного объяснения с Шарлоттой Эро де Сешель внезапно прозревает правду жирондистов, падает на колени и раскаивается в своих преступлениях:

Сешель:

О! Узнайте же, наконец, наибольшее из моих преступлений;

Передо мной эти убийцы считали свои жертвы;

Они повязаны мерзкими узами;

И я произнес их ужасную клятву,

Храня в сердце ваш возвышенный образ!

Отомстите, мадам, накажите за это оскорбление!

(протягивает ей кинжал) Возвеличьте вашу руку еще одной жертвой: Уничтожьте тирана, раздавите убийцу!

Шарлотта:

Поднимись, будь мужчиной, отныне этот

Кинжал отмщения в твоих руках принадлежит Франции.

Иди же спасать свою Родину и будь достойным меня!

Сешель:

Ну, что же, я иду; я спешу отомстить за Закон!..

О предательстве Эро де Сешеля вследствие подслушанного монолога узнает Комитет общественного спасения. Он подсылает к предателю убийцу. Убийца отравляет предателя. Эро де Сешель умирает от яда в ту самую минуту, когда Шарлотту уводят на эшафот.

Все это было в высшей степени нелепо, смешно и не очень достойно по характеру вымысла, хотя бы продиктованного справедливой злобой. Никакого романа у Шарлотты Корде с Эро де Сешелем не было; Комитет общественного спасения никому не поручал соблазнять женщин; Робеспьер никого тайно не отравлял; и погиб Сешель — значительно позднее — не от яда, а на эшафоте, «как все». Но исторической правды тут ждать не приходилось.

Вскоре после окончания написанной Салем пьесы наступил и последний акт сент-эмилионской трагедии.

III

Луве в своих воспоминаниях называет женщину, которая предоставила им убежище в пещере сент-эмилионского сада, «небесным ангелом». Тереза Буке и в самом деле проявила в этом деле исключительное самоотвержение и бесстрашие. Она не могла не знать, какая участь ее ждет, если полиция выследит укрывавшихся у нее жирондистов. Риск был очень велик. В своем домике она до того жила с престарелым отцом и со служанкой. Теперь прибавилось семь лишних ртов. В городе с населением в тысячу человек каждая торговка, конечно, знала, сколько хлеба, мяса, овощей ежедневно покупает госпожа Буке. Вероятно, в сент-эмилионских лавках очень скоро заметили, что по непонятным причинам она стала всего покупать в несколько раз больше. Это должно было вызвать толки, подозрения и вопросы. Между тем террор в Жиронде усиливался с каждым днем.

В Бордо хозяйничали три комиссара, присланные из Парижа центральной революционной властью: Тальен, Изабо, Жюльен де Пари. Из них большой известностью в истории пользуется лишь Тальен — в ту пору более или менее преданный слуга Робеспьера, впоследствии (очень скоро) злейший его враг, нанесший тяжкий удар диктатору в день девятого термидора. Это был человек довольно загадочный. Во время революции его считали продажным политическим дельцом, готовым за деньги служить кому и чему угодно. Едва ли это было верно: Ламбер Тальен умер совершенным бедняком. В последние дни свои он жил на небольшую пенсию, которую не то из жалости, не то из своеобразного щегольства Людовик XVIII платил бывшему члену Конвента, голосовавшему за казнь его брата. Политическая карьера Тальена не напоминает ничьей другой карьеры в революционной истории. Он как будто и нарочно старался не походить на других людей — вроде как Фет, который во время своего путешествия по Италии завешивал окна, «чтобы не смотреть на классические, всем нравящиеся виды».