Исторические записки. Том 1

В процессе работы над “Историческими записками” Сыма Цяню постоянно приходилось встречаться с противоречиями в показаниях источников. Особенно много неясностей встречалось в материалах, относившихся к древнейшей эпохе. Так, “в Шан-шу, — замечает Сыма Цянь, — записаны лишь события, начиная с Яо, а в сочинениях философов, принадлежащих к ста школам, упоминается и о Хуан-ди” [116] . Стремясь найти более достоверные данные путем сопоставления различных версий, Сыма Цянь упоминает о подходе, характерном для ученых-конфуцианцев его времени: “Сколь ни разнообразны сочинения и книги, ученые полагаются при отыскании истины на 6 канонов” [117] . Полагают, что и Сыма Цянь пользовался тем же критерием, т. е. считал достоверными все свидетельства источников, которые совпадали с данными шести конфуцианских канонических книг [54] (Шан шу, Ши цзин, Ли цзи, Чунь-цю, И цзин, Юэ цзин) [118] . Этот вывод, однако, нуждается в существенном уточнении. Дело в том, что официальный текст конфуцианских канонов, сожженных при Цинь Ши-хуане, был восстановлен в начале ханьской династии, записан почерком “лишу” и получил название “современного текста” [119] . Однако, несмотря на указ Цинь Ши-хуана о запрещении изучать сочинения Конфуция, некоторые из его последователей сохранили книги, переписанные еще до реформы циньской письменности, т. е. так называемые “древние тексты”. Между двумя этими вариантами одного и того же сочинения имелись подчас значительные расхождения, приведшие позднее к возникновению двух враждебных школ в изучении классических книг. Во времена Сыма Цяня одним из наиболее видных ученых, преподававших “древние тексты”, был Кун Ань-го; Сыма Цянь, по свидетельству Бань Гу, был его учеником [120] . Поэтому, используя в своем труде данные Шан шу, Ши цзина и других канонических сочинений, Сыма Цянь основывался, в противовес официальной конфуцианской школе, на древних текстах. Так, в “Основных записях Инь” он приводит цитаты из Шан шу, которые не совпадают с “современным текстом” этой книги: они, по-видимому, были заимствованы историком из “древнего текста”. В ряде глав Сыма Цянь прямо говорит об использовании им версий, отличавшихся от “современного текста” классиков.

116

ШЦ, т. 1, стр. 46.

117

ШЦ, т. 5, стр. 2121.

118

Цзи Чжэнь-хуай, Сыма Цянь, стр. 77.

119

О том, что представлял собой в ханьское время современный текст одного из шести канонов Ли цзи, можно судить по подлинному экземпляру этой книги, найденному недавно в одном из захоронений ханьской эпохи в Ганьсу (см. статью «Научное значение ханьских деревянных табличек из Увэй», стр. 29–33).

122

ШЦ, т. 6, стр. 3179.

Привлекая древние тексты “шести канонов” в качестве критерия достоверности исторических свидетельств, Сыма Цянь считал их “близкими к истине”, но решающим критерием истины для него оставалось широкое сопоставление различных версий. Так, он устанавливает ошибочность [55] утверждения, что столица Чжоу была перенесена в Лои во время похода против Инь, и “на основании обобщения фактов” [121] приходит к выводу, что У-ван лишь ненадолго останавливался в Лои, а затем снова вернулся на запад.

121

ШЦ, т. 1, стр. 170.

Путешествие Чжан Цяня на запад значительно расширило географические представления китайцев. Наблюдения Чжан Цяня позволили историку установить ошибочность сведений, сообщаемых “Основными записями Юя” и другими древними сочинениями. “Там, — пишет Сыма Цянь, — утверждается, что Хуанхэ берет свои истоки на горе Куньлунь; Куньлунь достигает более 2500 ли в высоту; солнце и луна, сменяя друг друга, постоянно освещают ее, не давая ей погрузиться во мрак; на ней есть источник Лицюань и озеро Яочи. Ныне, после того как Чжан Цянь побывал в Дася, он осматривал истоки Хуанхэ, но нигде не видел того, что в анналах называется горой Куньлунь. Поэтому если Шан шу в основном верно излагает расположение гор и рек девяти областей, то о чудесах, упоминаемых в Юй бэнь цзи и Шань хай цзине, я не решаюсь говорить” [122] .

122

ШЦ, т. 6, стр. 3179.

Подобных указаний на то, что Сыма Цянь отказывался от свидетельства, считая его ложным, в тексте “Исторических записок” в целом немного. Это объясняется тем, что основным принципом Сыма Цяня в использовании исторических данных было изложение фактов, которые он считал достоверными, и опущение всего, что он считал ложным. Это видно на примере работы Сыма Цяня над хронологической таблицей наследственных пожалований Гао-цзу (гл. 18): “Тщательно исследовал ход событий, включил в таблицу документы, и, хотя многое не может быть выяснено во всех деталях, я изложил достоверное и опустил сомнительное” [123] . Поэтому установить материалы, известные историку, но отвергнутые им за их недостоверностью, можно сейчас главным образом по косвенным данным. [56]

123

ШЦ, т. 2, стр. 878.

ИСТОРИЧЕСКАЯ КРИТИКА

Сыма Цянь отдавал себе ясный отчет в том, каковы были цели его труда. Он писал историю не только для того, чтобы изложить события прошлого, но и для того, чтобы помочь людям сделать выводы из этого прошлого для их настоящей и будущей деятельности. Сам историк сравнивал себя с теми, кто “говорят о днях былых и думают о тех, что будут впредь еще”. Поэтому он утверждал: “Жить в настоящее время и писать о пути древних — это для того, чтобы увидеть в нем, как в зеркале, свои достоинства и недостатки, хотя отражение это и не будет вполне точным” [124] .

124

ШЦ, т 2, стр. 878.

Много веков спустя Сыма Гуан озаглавил свой исторический труд Цзы чжи тун-цзянь (“Зерцало всеобщее, управлению помогающее”). Это название отражает ту же самую идею и прямо перекликается с приведенным высказыванием Сыма Цяня. Такой подход к истории Сыма Цянь считал духовным наследием Конфуция. “В Чунъцю, — говорил он, — указывается на хорошее и порицается дурное, выдвигается добродетель трех династий и восхваляется Чжоу” [125] . Основываясь на этом принципе, Сыма Цянь мечтал написать “вторую Чуньцю”;свой долг он видел в том, чтобы “разрешить сомнения, отличить правду от лжи… назвать добро — добром, а зло — злом” [126] . И действительно, в “Исторических записках” читатель увидит, с одной стороны, довольно резкую критику императоров и знати (наряду с возданием должного тем из них, кто, по мнению историка, заслуживал этого), с другой — высокую оценку тех личностей, которых называли во времена Сыма Цяня “бандитами”.

125

ШЦ, т. 6, стр. 3299.

126

Там же, стр. 3297.

Именно поэтому суждения потомков о труде Сыма Цяня подчас прямо противоположны. Лю Сян и Ян Сюн называли историю Сыма Цяня “правдивыми записями”, отмечали его исторический талант, восхваляли смелость пера, никогда “не принижавшего прекрасное и не утаившего [57] дурное” [127] . Бань Гу же считал, что у Сыма Цяня “суждения об истине и лжи извращают учение Конфуция” [128] . Находились и такие, кто называл “Исторические записки” “клеветническим сочинением” [129] , отрицая историческую объективность Сыма Цяня.

127

ХШБЧ, т. 6, стр. 4273.

128

Там же.

129

Ван Чун, Лунь-хэн с комментариями.

Правда, историк сам признавал, что он писал (или, во всяком случае, заканчивал) свой труд в “пылу гнева”. “Верить — и встречать недоверие, быть преданным — и оказаться оклеветанным, разве это может не вызвать ненависть?!” — говорил Сыма Цянь о Цюй Юане [130] , но говорил с такой горечью потому, что его судьба была похожа на судьбу Цюй Юаня. Однако можно ли утверждать, что “гнев Сыма Цяня” и его историческая объективность взаимоисключают друг друга? Очевидно, нельзя. Об объективности Сыма Цяня свидетельствует его внимательное отношение к историческим памятникам, тщательность при сопоставлении данных, наконец, то, что многие материалы, приведенные в “Исторических записках”, находят подтверждение в археологических открытиях.

130

ШЦ, т. 5, стр. 2482.

Критики ссылаются на ошибки Сыма Цяня в оценке отдельных исторических явлений, в хронологии и т. д. Между тем эти ошибки, возможные в любом труде, были неизбежны при тогдашнем уровне развития науки, в условиях, когда Сыма Цяню пришлось впервые осуществить систематизацию большого количества разнообразных и часто противоречивых источников. Эти ошибки не могут служить доказательством необъективного подхода историка к описываемым фактам. Перелом, происшедший в сознании Сыма Цяня после “дела Ли Лина”, его “гнев” лишь способствовали тому, что он смело и открыто говорил о вещах, о которых другой вряд ли осмелился бы говорить.

Отношение Сыма Цяня к изображаемой им исторической личности проявляется сразу уже в том, в какую из глав “Исторических записок” он помещает жизнеописание того или [58] иного человека [131] . Изложив биографию Сян Юя в разделе Бэнь цзи, историк тем самым высоко оценивает роль Сян Юя в период междуцарствия Цинь — Хань. Признанием значения деятельности Конфуция и Чэнь Шэ был сам факт помещения их биографий в раздел Ши цзя. В Ле чжуань Сыма Цянь подчас помещает биографии некоторых лиц не туда, куда их, казалось бы, следовало поместить. Так, некоторых последователей Конфуция он относит к “стяжателям” (гл. 129), и в “Жизнеописаниях учеников Конфуция” (гл. 67) их биографий нет. Сами названия ряда глав в разделе Ле чжуань сразу дают героям обобщенную характеристику: “Жестокие чиновники” (гл. 122), “Стяжатели” (гл. 129), “Фавориты” (гл. 125) и т. д.

131

Цзянь Бо-цзань, О Сыма Цяне как историке, — в кн.: «Сборник статей по истории Китая», т. 2, стр. 61.

Одна из специфических форм исторической критики Сыма Цяня была правильно подмечена ученым XVII в. Гу Янь-у: “Некоторые из древних авторов при написании истории не высказывали непосредственно своего суждения, но их отношение к изображаемому становилось ясным из самого повествования. Великий историограф сумел достичь этого” [132] . Гу Янь-у приводит примеры того, как отношение Сыма Цяня к событиям и людям выражено в тексте словами другого исторического лица: Бо Ши — в “Трактате о балансе торговли” [133] , Лу Гоу-цзяня — в конце биографии Цзин Кэ [134] , У-ди — в биографии Тянь Фэня [135] , и т. д. Особенно отчетливо этот метод характеристики может быть прослежен в “Жизнеописании Шусунь Туна” (гл. 99). Сочетая в своем изложении факты и меткие замечания современников, Сыма Цянь рисует фигуру беспринципного приспособленца, с одинаковым успехом служившего сначала Эр Ши-хуану, а затем Гао-цзу. Автор не навязывает читателю своего мнения, и все же оно [59] убедительно выражается благодаря мастерски примененной форме изложения.

132

Хуан Жу-чэн, Комментарий к «Записям познаваемого ежедневно», т. 9, гл. 26, стр. 1.

133

ШЦ, т. 3, стр. 1442.

134

ШЦ, т. 5, стр. 2538.

135

ШЦ, т. 6, стр. 2855.