Истории Черной Земли

Теперь Нгола Мбанди перестал интересовать губернатора.

Он увидел истинного короля амбундо в лице Нзинги. Принимая условия мира, продиктованные этой женщиной, губернатор думал, что ее ум и влияние на свой народ будут служить португальским интересам. И, выступая в качестве союзника, губернатор надеялся извлечь для себя выгоду — завоевать провинции Иламбу и Кисаму, которые Нгола Килванжи некогда присоединил к своему королевству, объединив таким образом всех амбундо.

Чтобы укрепить союз с королевством Нголы, губернатор убедил Нзингу в том, что она должна принять христианство и креститься. И Нзинга не стала противиться. Она понимала, что ее отказ был бы предлогом для возобновления войны, для возвращения иезуитов, которые снова принялись бы за охоту на людей, стали бы опять хозяевами селений амбундо, и таким образом весь народ превратился бы в неисчерпаемую кладовую рабов для вывоза в Бразилию.

Кроме того, Нзинге нужно было выиграть время. Она не хотела повторить ошибку отца, отказавшегося принять христианство. Этот отказ обошелся стране очень дорого: сорок лет войны в Иламбе и Кисаме и множество рабов-амбундо, отправленных в трюмах кораблей в Бразилию. А остановить продвижение по стране иезуитов ему так и не удалось.

Брат Нзинги все еще был королем, и она, зная его характер, была убеждена, что он никогда не сможет поднять народ амбундо против португальских войск.

Обряд крещения был совершен со всей торжественностью в соборе Луанды в присутствии португальского дворянства и простого народа. Сам губернатор стал ее крестным отцом. Нзинга приняла имя дона Ана ди Соуза. В то время ей было сорок лет. И до самой смерти всякий раз, когда ей приходилось договариваться с португальцами, она употребляла это имя. Это было единственным напоминанием о ее крещении.

Теперь и губернатор и иезуиты были совершенно уверены в том, что им удастся проникнуть на земли Нголы, что они смогут повторить в Донго и Матамбе то, что было сделано в королевстве Конго. Но Нзинга думала совсем о другом — как извлечь выгоду из своего обращения в христианство, как установить дружеские отношения со священнослужителями, чтобы избавить свой народ от опустошительных войн. И соглашалась с португальцами только в том, что касалось религии, и не больше. Посланница короля дала понять иезуитам, что страна амбундо не покорится португальцам, как покорилось им Конго.

Сам епископ Луанды пытался продолжать переговоры с Нзингой, но каждый раз, когда он заводил речь о «рынках и выкупах», она с неизменным упорством и ловкостью уклонялась от этих разговоров. А ведь именно «рынки и выкуп», то есть торговля рабами, больше всего интересовали иезуитов и остальных португальцев. В то время белые люди Нголы и белые люди Бразилии жили только за счет работорговли.

В первые же годы после появления португальцев на берегах Кванзы, вблизи Луанды, примерно с 1565 до 1575 года, было вывезено за океан свыше 52 тысяч человек (52 053). А за 1580 год было вывезено более двух с половиной тысяч (2660) человек.

За это же время количество африканцев, обращенных в христианство, составило примерно 20 тысяч человек. И это несмотря на то, что одному священнику порою приходилось крестить в день до 400 амбундо!

С 1580 по 1680 год жестокая война «Хватай! Хватай!» опустошила страну амбундо от побережья океана до Матамбы. За это трагическое столетие из одной только Анголы, по свидетельству Антониу Оливейры Кадорнеша, автора «Истории ангольских войн», лучшего источника по истории страны, было вывезено около миллиона рабов! Сколько же миллионов ангольцев погибло во время истребительной войны «Хватай! Хватай!», если португальцам удалось вывезти из страны около миллиона рабов? Очевидно, количество жертв работорговли значительно превышало численность населения современной Анголы! А ведь когда-то эта страна, по утверждению португальского историка XVI века Абреу ди Бриту, считалась одной на самых населенных стран Африки.

Итак, Нзинга отправилась домой, а иезуиты стали деятельно готовиться к возобновлению охоты на рабов. Сменивший Паулу ди Новаиша губернатор не перечил им, так как все фантастические россказни о серебряных горах Камбамбе оказались выдумками. В этих горах было олово, и потому они перестали интересовать португальцев. Знаменитые браслеты, посланные некогда в дар португальскому королю, оказались отлитыми из чистого олова, а вовсе не из серебра. И губернатор стал теперь возлагать все надежды на работорговлю.

Возвращаясь в Матамбу из Луанды, пока еще не разгорелась война, Нзинга встретила на пути своего дядю по отцовской линии. Он сообщил ей, что направляется в Луанду, дабы покориться португальскому губернатору. Этот Нгола надеялся, что, когда он станет союзником португальцев, белые властители избавят его от постоянных нападений бродячих отрядов жага. Они нападали на его селения, угоняли людей и расхищали имущество.

И здесь же, на этом самом месте, где трусливый Нгола признался ей в своем намерении, Нзинга велела отрубить ему голову. Она не покарала людей, его сопровождавших, и отпустила на все четыре стороны, чтобы каждый из них мог разнести по стране весть о том, как Нзинга наказывает изменников и предателей.

А вскоре при дворе Нголы Мбанди произошли события, которые еще больше обострили обстановку. Согласившись наконец по примеру сестры и по ее совету принять христианство, Нгола величественно потребовал, чтобы губернатор прислал к нему священника, который произвел бы обряд крещения. И вот святой отец прибыл. Ошеломленный король увидел перед собой такого же черного, как он сам, человека, но облаченного в рясу священнослужителя. Это был сын одной из рабынь короля, родившийся в Матамбе. Он попал в рабство к иезуитам, прошел у них обучение и теперь под именем святого отца Дионисиу Фариа явился ко двору своего короля, чтобы по поручению губернатора произвести обряд крещения.

Нгола счел себя оскорбленным. Возмущенный, что к нему прислали какого-то черного священника, в то время как сестру его торжественно крестили белые отцы, вне себя от ярости, Нгола выгнал черного падре и осыпал проклятиями губернатора, унизившего королевское достоинство властителя амбундо.

Отныне он больше не желал видеть на своих землях ни одного португальского торговца и вообще ни одного белого человека. И их стали вытеснять из владений Нголы. Но тогда снова раздались крики: «Хватай! Хватай!» Снова запылали земли, а к побережью океана потянулись бесконечные вереницы рабов, закованных в цепи, заклейменных раскаленным железом.

Нзинга понимала, какая опасность нависла над ее народом, и предприняла шаги для объединения сил всех амбундо. В истории Африки это была первая попытка объединить народ, разрозненный на племена. Таким образом Нзинга думала положить конец распрям между племенами. Мелкие раздоры и войны приносили народам неисчислимые бедствия, а португальцы извлекали из них выгоду и старались разжигать легко вспыхивающие междоусобицы. Помогая одним племенам против других, они захватывали рабов и наполняли трюмы своих кораблей. Поэтому-то Нзинга и пыталась сплотить все племена амбунго — вместе они могли бы противостоять нападениям белых солдат и черных наемников португальцев, жага.

По стране кочевали бродячие отряды, состоявшие из рабов, осужденных на смерть преступников, изгнанников всех племен, находившихся вне закона людей. Без роду и племени, эти наемники служили тем, кто соглашался больше заплатить: то белым против черных, — то черным против белых, то черным против черных. Их называли «жага».

Жага существовали только в Анголе, и появление их можно связать с нашествием народов со стороны Великих озер и с войнами, которые вели эти народы, чтобы закрепиться на землях, где впоследствии образовались государства Бенгела и Нгола. Жага никогда не представляли собой единого племени, хотя со временем они и объединились в касанже. Жили они обычно военными поселениями, которые назывались «киломбо».