Истории любви и ненависти

Доротея (испуганно). Маурисия, посмотри! Что это?!

Маурисия подходит к Доротее и Рудольфе. Все три женщины находятся за ширмой.

Маурисия. Божечки!

Пауза.

Маурисия (радостно). Так это же прекрасно! Я читала о таком в старинных медицинских трактатах. Насколько мне известно, такие люди, как Рудольфа, не могут зачать ребёнка.

Доротея. Правда?

Маурисия. Да. Это очень хорошо.

Пауза.

Доротея. Она девственна.

Маурисия. Я вижу. (беря Рудольфу за щеки и целуя в лоб) Рудольфа, я вас люблю!

Пауза.

Маурисия. Хорошо, Рудольфа. Завтра в пять утра вы начинаете работать.

Доротея (романтично). А пока идёмте за мной.

Маурисия выходит из-за ширмы.

Занавес. Тихое и приятное шуршание юбок медленно сменяется дневным шумом.

Сцена пятая

Сцена показана, как вращающийся коридор с множеством дверей.

Рудольфа.

Рудольфа бежит от одной двери к другой, пока то из одной, то из другой доносится трепетный и раздражающий писк звоночка. При этом из дверей, из которых она выходит, слышится то визг, то сладострастное удивление, то ругань, то высокомерное и наигранное недовольство.

Пока длится суета Рудольфы видно, как сменяются времена суток и года. Одежда девушки изменяется, а на коже появляются синяки, глаза красно-синие, а фигура тонка, словно веточка розмарина. Люди то и дело выходят из комнат и заходят в них. Периодически гости меняются комнатами и ходят друг к другу. Рудольфа, кажется, ничего не успевает.

И с каждым шагом Рудольфа словно становится несчастнее.

Занавес. Оскорбительные слова, проговорённые со злобной интонацией, учащаются.

Сцена шестая

Сцена представляет собой всё тот же коридор, только на этот раз в уголках помещения появились скромные тенёта, на полу – пыль и разбросанные вещи.

Рудольфа.

Коридор, в коем нет ни души. Рудольфа стремительно выходит из крайней левой двери, идёт и, спотыкаясь о некий предмет, лежащий на полу, падает на пол и, обессиленная, не в состоянии подняться. Вероятно, это единственный раз за обширный промежуток времени, когда барышня смогла прилечь.

К распростёршейся на паркете женщине близится взявшаяся из ниоткуда Доротея с полным стаканом в руках.

Доротея. Ох, голубушка, что это вы тут развалились. Выпейте-ка стаканчик миндального молока. (протягивает стакан Рудольфе) Он освежает лучше воды и бодрит сильнее кофе.

Рудольфа. Какого молока? Что такое «кофе»?

Доротея. О, это молоко изобрела наша хозяйка. Она мастерица в кулинарных делах… А кофе – это очень вкусный, но горьковатый турецкий напиток. Сам Папа его любит. Хотя некоторым людям, что дегустировали его, он не приносит тех приятных ощущений, о которых они наслышаны и которых ожидают испытать.

Рудольфа с недоверием смотрит исподлобья на Доротею.

Доротея. Попробуйте, не пожалеете.

Рудольфа (усмехаясь). С удовольствием. Только встану.

Из-за занавеса выглядывает Сибилла. Её взор холоден.

Доротея. О, да, конечно. (ставит стакан на консоль) Позвольте, я помогу вам.

Доротея оправдывает действиями свои только что сказанные слова. Теперь Рудольфа стоит и отряхивает платье.

Доротея берёт стакан с консоли и протягивает его Рудольфе.

Доротея. Вероятно, у вас пересохло горло.

Рудольфа (с вожделением, печалью и интересом рассматривает протянутый ей стакан). Да, так и есть.

Рудольфа выпивает напиток до дна и возвращает стакан Доротее.

Доротея. Ну как?

Рудольфа. Необычно, но вкусно.

Доротея. Замечательно (живо ретируется).

Рудольфа стоит, как вкопанная. Резко вспомнив о собственных, навязанных ей обязанностях, она разворачивается спиной к зрителям и спешит – очевидно, в который раз – в комнату, располагающуюся посредине коридора. Она аккуратно затворяет скрипящую дверь.

Занавес. Шорох платья. Внезапный грохот, будто упало что-либо тяжёлое, после чего голоса стихают.

Сцена седьмая

Сия сцена пропитана мраком и скорбью. В центре неё покоится гроб: он закрыт, а длинная сторона его расположена параллельно рядам.

За гробом, словно за обеденным столом, сидят все действующие лица, кроме Рудольфы и её родителей.

Посередине сидит Маурисия. По правую руку от неё – Доротея, Ланиетт, положившая руку на руку расположившегося рядом с ней Иоахима, а после – Сибилла. По левую же руку от Маурисии – Аделиза и Жоселин – оба очень строги, с заметными морщинами на лице, - Бодуэн, заметно располневший, и замыкающая этот порочный круг, демонстративно и как-то патетично рыдающая Вера.

Вдруг Маурисия, до того выражающая полное безразличие, встаёт и хлопает в ладоши, чтобы привлечь внимание присутствующих.

Маурисия. Ну, не стоит скорбеть! (вновь садится в безвкусно обитое кресло) Что ж, эта история затянулась. Вам так не кажется?

Аделиза, Жоселин, Доротея и Бодуэн кивают головами. Остальные шепчутся.

Маурисия. Тогда нам следует пригласить Фернанду и Кармен. Думаю, теперь…

Аделиза (перебивает; неожиданно эмоционально). Теперь вы все можете приезжать к нам. Правда, Жосе?

Жоселин (улыбнувшись). Да, Адель.

Иоахим. Отлично! Я был бы рад погостить у вас. Я никогда не был во Франции. А ты, милая? (смотрит на Ланиетт)

Ланиетт (с потухшим взором). Не была.

Вера. О, но я так устала!

На лице Маурисии возникает гримаса ненависти. Все замолкают.

Маурисия. Вера, вы забыли о нашем договоре.

В её руке появляется уже известный свиток, который Маурисия развёртывает одним лёгким движением, после чего указывает его содержимое Вере.