Истории моей мамы

В этот момент Мадина начала падать со стула.

– Что же вы стоите? – прикрикнула я на министра, и он кинулся к графину с водой, опрокинул стул, усадил Мадину и понял, что дело плохо. Девушка чувствительная, скромная, ни грамма косметики, бледная – сразу видно, что воспитана в традициях.

– Так что без прокуратуры не обойтись. Или вы думаете, я сюда в отпуск приехала? – добила я министра.

– Не надо в прокуратуру! – Министр поднял телефонную трубку и начал крутить диск. – Через два дня комиссия приедет. Обещаю. Ждите. Разберемся. Виновные будут наказаны. И в Москве своей скажите, что у нас нет мракобесия!

Бабушка выбрала все же правильный заголовок для статьи. У министра аж поджилки тряслись, когда мы уходили.

Мы вернулись в село. Валя ждала нас у ворот.

– И что теперь? – спросила она.

Мадина зашла в комнату, легла на кровать и уставилась в стену.

– Будем готовиться к встрече гостей, – сказала я.

– Как готовиться? – ахнула Валя.

– Стол надо накрыть королевский. Что у вас из напитков есть?

– Так арака и пиво, что же еще? А откуда ж денег взять?

– А что у тебя за ящик под кроватью стоит? – спросила я у бабушки.

– Так однополчанин мне кизлярский коньяк передал. Еще на прошлый День победы, – ответила она. – Я его не пью, вот и стоит. А что?

– Ну ты даешь! Кизлярский коньяк? Да мы так гостей встретим! Такую пыль в глаза пустим, что они ослепнут!

– А продукты на что покупать? – переживала Валя.

– Кто у вас сейчас в сельсовете? Вадим? – спросила я.

– Да, – ответила Валя, – а что?

– А то, что он еще в школе за мной ухлестывал, – засмеялась я. – Стол накроем за его счет!

Я поехала в сельсовет. Председатель сельсовета Вадим был в меня влюблен много лет. На его счастье, я уехала. Соседки шептались, что он даже собирался за мной ехать, но его быстро женили на богатой невесте, и благодаря новым родственникам он и получил назначение на престижную должность. Я еще только подходила к зданию, а Вадим уже закрылся у себя в кабинете. От греха подальше. Ведь разговоров потом не оберешься, если бы он на меня хотя бы посмотрел.

– Вадик, ты же знаешь, что со мной бесполезно спорить, – начала я разговор через дверь, уверенная, что он меня слышит. – Через два дня сюда комиссия из министерства приедет. Я вызвала. И скажи спасибо, что я им про тебя не рассказала, как ты хотел Валю уволить. Или не с твоей подачи ей дали неделю на сборы? Даже если не ты, комиссии я скажу, что ты тоже руку приложил. И пусть разбираются. Зачем тебе неприятности? Открой дверь, просто поговорим. Вадим, я же не уйду, ты знаешь. Открой дверь.

– Ну что тебе нужно? – Вадик все же впустил меня в кабинет. – Почему, когда ты приезжаешь, обязательно начинаются проблемы? Ты же в отпуск приехала, вот и отдыхай!

– Не могу, Вадик. Работа у меня такая – людей защищать от таких, как ты. Говори, ты Валю из магазина хотел уволить? Приказ уже подписал?

– Ничего я не подписывал! Просто попросил! – взвизгнул Вадик.

– Зачем же ты так? Валя же с твоей мамой дружит.

– Это не я! Меня заставили! – закричал Вадик.

– Кто заставил?

– Общественность!

– Ты как был трусом, так и остался. Значит, так. Или ты сейчас выписываешь Вале премию годовую, восстанавливаешь ее на работе, или я комиссию прямо к тебе в сельсовет привожу. И рассказываю, как ты мать несчастной девушки из села хотел выгнать. И с твоего разрешения на центральной площади был устроен самосуд. Да, и еще одна просьба – ты ведь знаешь родителей этих тварей, которые Мадину избили? Конечно, знаешь. Так что советую поговорить с мужчинами, и пусть они своих ублюдков держат подальше от Мадины, а женщины чтобы рты не раскрывали. Еще советую выписать Мадине благодарность, в материальной форме. Например, за победу на конкурсе.

– Откуда у меня такие деньги? Где я возьму?

– А ты подумай. Хорошо подумай. Пусть мужчины, которые за этих малолетних выродков отвечают, тоже подумают. Особенно отец того, кто Мадине в лицо плюнул да за волосы таскал. Это же уголовная статья. Нанесение телесных повреждений. Пусть еще спасибо скажет, что я до прокуратуры не доехала. А ведь я могу, ты меня знаешь. И дело уголовное заведу. Так что передай, что это компенсация за моральный ущерб. Вот давай поднимайся и бегом по дворам. Комиссия послезавтра здесь будет. Нам еще гостей нужно на уровне встретить, ведь правда? Стол накрыть как положено. Сам все понимаешь. Не будем же мы образцово-показательное село позорить? Коньяк у нас уже есть – вклад от главного редактора газеты. Ладно, рада была повидаться.

Вадик сам не появился – пришел незнакомый парень и молча положил на стол пачку денег. Валя прорвалась через дыру в заборе и накинулась на меня:

– Что это? Откуда?

– Валя, хватит орать. Это тебе стол накрыть и жить дальше. Тут, я смотрю, и на ремонт хватит.

– Кто такие деньги дал? Сельсовет выделил?

– Считай, что сельсовет.

Валя заплакала. Она все поняла.

– Валя, стол должен ломиться. Покупай все самое лучшее. Не экономь.

– Так они сюда не приедут! – Валя продолжала плакать. – Это ж такой позор сюда важных людей приглашать! У нас же домик маленький, даже двора нет. А в доме их и посадить негде. Как они тут разместятся? Давай они к вам приедут? Или в редакцию?

– Нет, у вас накроем. Стулья у соседей возьмем. И пусть попробуют отказать.

– А если они не приедут?

– Приедут. Вот увидишь.

Утром в день приезда комиссии ворота у Вали не закрывались – соседки несли стулья, столы, пироги, зелень. Валя только вздыхала и прижимала к лицу фартук, утирая слезы. Появился даже Вадик, который торжественно заявил, что Валя завтра должна вернуться на работу и зайти в бухгалтерию, где ее ждет премия. Годовая. Как очень ценному сотруднику и ударнику производства. За многолетний, так сказать, труд. Валя стояла, онемев. Даже Мадина встала с кровати и не без интереса наблюдала за происходящим.

– Оля, что ты с ним сделала? – растерянно произнесла Валя.

Я засмеялась.

– Так, теперь нам нужно Мадину привести в чувство. И нарядить ее как куколку. Чтобы была образцово-показательная осетинская девушка.

– Я знаю! У нас есть! – воскликнула Валя.

Из шкафа она вытащила тот самый национальный костюм, который подарили за победу на смотре художественной самодеятельности. Вплели Мадине искусственные косы, дали осетинскую гармошку в руки и усадили под абрикосовое дерево. Она даже стоять не могла – похудела, одни глаза остались. И была такой бледной, что все любовались – бледная кожа считалась признаком изысканной красоты. А Мадина уже синевой пошла. Да еще костюм тяжеленный, с поясом серебряным. Она даже дышать не могла.

– Прислоните ее к дереву, чтобы не упала, – посоветовала я.

– А ты? С нами будешь? – вцепилась Валя мне в руку.

– Нет. Давай не будем пугать комиссию моим видом. Пусть спокойно поедят и выпьют.

– Оля, мы без тебя не сможем!

– Сможете. Бабушка будет с вами.

Комиссия приехала рано утром. Три человека на «Волге». Две женщины и мужчина – начальник управления по кадрам. Они заехали в школу, где Мадина преподавала, поговорили с Ниной Теймуразовной, с детьми, с другими учителями, посмотрели класс, где проводились уроки. Надо отдать должное директрисе и коллегам – никто дурного слова не сказал. А Нина Теймуразовна, расплакавшись, призналась, что Мадиночка была лучшей и любимой ее ученицей, и если бы не родители, она бы ни за что ее не уволила. Такая учительница! Детишки кричали, как любят учительницу, как скучают по ней и ждут не дождутся ее возвращения.