Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

В начале 1910-х годов его главным увлечением становится офорт гравюра на металлической доске. Нивинский, используя различные технические приемы при обработке доски и при печати, добивается большой художественной выразительности в своих офортах. Он целиком отказывается от использования офорта в репродукционных целях и создает оригинальные станковые произведения, причем не переносит на доску заранее сделанный рисунок, а рисует офортной иглой с натуры прямо на доске, как это изображено на его офорте "В студии".

В 1920-е годы И.И.Нивинский становится одним из ведущих офортистов Москвы, создает Союз граверов, преподает офорт во Вхутемасе.

Работы И.И.Нивинского являются классикой советского

офорта.

В мастерской Игнатия Игнатьевича постоянно работали его ученики, и многие московские художники, начинавшие свой творческий путь в двадцатые начале тридцатых годов, знакомились с практикой офорта именно здесь.

После смерти Нивинского (он умер в 1933 году) его вдова передала мастерскую Союзу художников, и с 1934 года в ней была открыта Офортная студия имени И.И.Нивинского, в которой под руководством опытных офортистов могли совершенствовать свое мастерство молодые художники. В 1950-е годы в ней преподавал О.А.Дмитриев, о котором рассказывалось в главе о Сретенке.

Большинство зданий проспекта Мира - от бывшей Сретенки до Рижской площади - многоэтажные жилые дома постройки предвоенных и послевоенных лет с изредка вкрапленными в них добротными доходными домами начала XX века.

Дом № 45 построен в 1938 году, 47 - в 1914-м, 49 - в 1950-м. Последний стоит на углу с Капельским переулком, во дворе этого огромного дома сохранился доходный дом конца XIX века, сейчас он имеет тот же номер - 49. До революции он принадлежал Владимиру Владимировичу Назаревскому историку, журналисту, автору труда "Государственное учение Филарета, митрополита Московского" и одной из лучших популярных книг по истории Москвы "Из истории Москвы. 1147-1913. Иллюстрированные очерки", изданной в 1914 году и рекомендованной "для школы, семьи и экскурсантов". Эта книга не утратила своего значения до наших дней и была переиздана к 850-летию Москвы в 1997 году.

Назаревский служил председателем Московского цензурного комитета. В одном из мемуарных очерков о встрече с ним как с цензором рассказывает В.А.Гиляровский. В 1890-е годы он был редактором "Журнала спорта" и однажды выпустил номер в продажу до получения экземпляра из цензуры. Оказалось, что цензор вымарал одно-единственное слово, но по закону издание не подлежало выпуску в свет без исправления. Цензор в отчете о скачках лошадей казенных и частных заводов в фразе "Хотя казенная кобыла и была бита хлыстом, но все-таки не подавалась вперед" вычеркнул слово "казенная". Пришлось ехать объясняться в цензурный комитет.

"Цензурный комитет помещался тогда на углу Сивцева Вражка и Большого Власьевского переулка, - рассказывает Гиляровский.
– Я вошел и попросил доложить о себе председателю цензурного комитета В.В.Назаревскому, которым и был приглашен в кабинет. Я рассказал ему о моем противуцензурном поступке, за который в те блаженные времена могло редактору серьезно достаться, так как "преступление" - выпуск номера без разрешения цензуры было налицо.

– Что же, я поговорю с цензором. Это зависит только от него, как он взглянет, так и будет, - сказал мне председатель цензурного комитета.

В разговоре В.В.Назаревский, между прочим, сказал:

– А знаете, в чьем доме мы теперь с вами беседуем?

– Не знаю.

– Это дом Герцена. Этот сад, который виден из окон, - его сад, и мы сидим в том самом кабинете, где он писал свои статьи.

– Бывает!
– сказал я.

– Да-с! А теперь на месте Герцена сидит председатель Московского цензурного комитета.

На столе В.В.Назаревского лежала пачка бумаги. Я взял карандаш и на этой пачке написал:

Как изменился белый свет!

Где Герцен сам в минуты гнева

Порой писал царям ответ,

Теперь цензурный комитет

Крестит направо и налево!..

В.В.Назаревский

прочел и потом перевернул бумагу.

– Это прекрасно, но... вы написали на казенной бумаге.

– Уж извините! Значит - последовательность. Слово "казенная" не дает мне покоя. Из-за "казенной" лошади я попал сюда и испортил "казенную" бумагу...

– Вы так хорошо испортили "казенную" бумагу, что и "казенную" лошадь можно за это простить. Не беспокойтесь, за выпуск номера мы вас не привлечем. Я поговорю с цензором, а эти строчки я оставлю себе на память.

Так А.И.Герцен выручил меня от цензурной неприятности".

На правом углу Капельского переулка и проспекта Мира возвышается импозантный шестиэтажный жилой дом (№ 51) с колоннадой из восьмигранных колонн по первому этажу и с балконами. Архитектор Г.И.Глущенко в проектировании дома удачно избежал превращения здания в скучную коробку, вычленив и выдвинув вперед центральную часть фасада по проспекту, отодвинув назад боковые части, сделав их таким образом как бы флигелями. Дом закончен постройкой в 1938 году. Предназначался он для сотрудников ТАССа. Даже двадцать лет спустя этот дом считался выдающимся по уровню комфортности. "Дом хорошо виден издали и обозревается одновременно с бокового и главного фасадов, - читаем в архитектурном путеводителе "Москва", изданном в 1960 году Академией строительства и архитектуры СССР.
– Квартиры в этом доме двух- и четырехкомнатные; комнаты хороших пропорций; во всех квартирах удобное расположение кухонь и санитарных узлов".

На доме укреплена мемориальная доска из серого гранита с текстом: "В этом здании с 1937 по 1960 год жил выдающийся советский физиолог и изобретатель Сергей Сергеевич Брюхоненко". Судя по надписи на доске, он, видимо, был одним из первых жильцов этого дома и вселился в него еще до окончания строительства.

С.С.Брюхоненко (1890-1960) - замечательный ученый, он разработал метод и создал в начале 1920-х годов первый аппарат искусственного кровообращения - автожектор. В 1920-е годы много писали о его опытах по применению автожектора, в частности об имеющейся в его лаборатории отрезанной голове собаки с подключенным к ней прибором, благодаря которому голова оставалась живой. Опыты С.С.Брюхоненко дали писателю-фантасту А.Р.Беляеву тему и материал для романа "Голова профессора Доуэля", написанного в 1925 году и сохранившего свою популярность наряду с другим романом этого автора - "Человек-амфибия" - в течение почти полувека.

Для постройки дома № 51 была снесена стоявшая на углу 1-й Мещанской и Капельского переулка церковь Святой Троицы, что в Капельках.

О возникновении этой церкви существует народное предание.

Его любили пересказывать в своих сочинениях авторы XIX - начала XX века, писавшие о Мещанской слободе, часто вспоминают его и современные. Наиболее полный вариант легенды приводит в своей книге "Седая старина Москвы" И.К.Кондратьев, пожалуй, лучший знаток московских народных преданий, или, как он сам говорил, "молвы народной".

Издавна на этом месте стояла деревянная церковь во имя Святой Троицы, и на исходе ХVII века пришла она в крайнюю ветхость и начала разрушаться. А рядом находился кабак.

У Кондратьева, чья книга вышла в 1893 году, кабак безымянный, но в начале ХХ века "народная молва" сообщает и его название. А.Ф.Родин в рукописной работе "Прошлое Крестовско-Мещанского района г. Москвы", над которой он работал в начале 1910-х годов, пишет: "Об одном кружале-кабаке осталась в этой местности до сих пор память. На Большой Троицкой дороге стоял старинный кабак, назывался он "Феколка" и находился около церкви Троицы". Родин с детства жил в этом районе и, безусловно, почерпнул сведения о "Феколке" не из литературы, а из живого предания.

Поделиться с друзьями: