Истории про девочку Эмили

Эмили сдержанно улыбнулась. В этот момент у нее зародилось настоящее чувство юмора. Какое бы несчастье или огорчение ни ожидало ее, она уже никогда не будет видеть одну лишь трагическую сторону происходящего.

— Нет, — сказала она, — от мамы мне достались только ресницы и улыбка. Зато у меня отцовский лоб, волосы и глаза бабушки Старр, нос двоюродного дедушки Джорджа, руки бабушки Нэнси, локти кузины Сюзан, щиколотки прапрабабушки Марри и брови дедушки Марри.

Дин Прист рассмеялся.

— Лоскутный мешочек… как все мы. Но душа у тебя своя и совершенно новая — готов в этом поклясться.

— О, я так рада, что вы мне нравитесь, — сказала Эмили порывисто. — Было бы отвратительно, если бы мне спас жизнь человек, который мне не нравится. Я совсем ничего не имею против того, что меня спасли вы.

— Это хорошо. Ведь отныне твоя жизнь принадлежит мне. Я спас ее, и теперь она моя. Никогда не забывай об этом.

Странное мятежное чувство охватило Эмили. У нее вызвала негодование сама мысль о том, что ее жизнь может принадлежать кому-то, кроме нее самой — пусть даже человеку, который так понравился ей, как Дин Прист. Наблюдавший за ней Дин заметил это и улыбнулся своей загадочной улыбкой, которая, казалось, всегда была чем-то более значительным, чем просто улыбка.

— Это тебя не совсем устраивает? Видишь ли, возмездие всегда настигает человека, когда он выходит за рамки обыденности. Он расплачивается тем, что потом живет в того или иного рода кабале. Возьми свою чудесную астру домой и храни ее — как можно дольше. Она стоила тебе твоей свободы.

Он смеялся… он, конечно же, просто шутил… однако у Эмили появилось такое чувство, словно на нее надели невидимые, тонкие как паутина, оковы. Поддавшись внезапному порыву, она швырнула великолепную астру на землю и наступила на нее.

Дин Прист наблюдал за ней с приятным удивлением. Его странные глаза смотрели очень ласково, когда она встретилась с ним взглядом.

— Ты редкостная… яркая… звездная! Мы с тобой будем добрыми друзьями… мы уже добрые друзья. Я зайду завтра на Старую Мызу, чтобы прочесть то, что ты написала о Кэролайн и о моей почтенной тетушке в твоей «книжке от Джимми». Я предчувствую, что получу большое удовольствие. Вот и твоя тропинка… Смотри не забредай больше так далеко от цивилизации. Доброй ночи, моя утренняя звезда.

Он стоял на перекрестке и смотрел, как она исчезает за деревьями.

— Какой ребенок! — пробормотал он. — Никогда не забуду, какие у нее были глаза, когда она лежала там… между жизнью и смертью… неустрашимая маленькая душа… и я никогда не видел существа, которое было так полно чистой радости существования. Она ребенок Дугласа Старра… а онни разу не назвал меня Кривобоком.

Дин наклонился и поднял сломанную астру. Каблучок Эмили попал прямо на цветок, и тот был сильно помят. Но Дин положил его в тот вечер между страницами старого томика «Джен Эйр» [76] , на которых его рукой были отмечены строки:

76

«Джен Эйр» (1847) — роман английской писательницы Шарлотты Бронте (1816–1855).

Мой взор пленила блеском дня Дочь солнца и грозы.

Глава 27 Клятва Эмили

В Дине Присте Эмили, впервые с тех пор как умер ее отец, нашла друга, способного разделить все ее чувства. Когда он был рядом, она всегда проявляла свои лучшие качества, с радостью сознавая, что ее понимают. Любить легко, а потому в любви нет ничего необычного… но понимать…как редко это бывает! В те волшебные августовские дни, что последовали за опасным приключением, выпавшим на долю Эмили, эти двое подолгу бродили в чудесных краях воображения, беседовали о тонких, бессмертных материях и чувствовали себя в родной стихии среди «природы вечных благ», о которых с таким восторгом говорил Вордсворт [77] .

77

Вордсворт, Уильям (1770–1850) — английский поэт.

Эмили показала Дину все свои стихи и «описания», занесенные в «книжку от Джимми». Дин прочитал их — серьезно и вдумчиво, так же, как это делал прежде ее отец, — и высказал несколько небольших критических замечаний, которые ничуть не обидели ее, так как она поняла, что критика справедлива. Что же до самого Дина, в его душе вновь забил искристым ключом некий тайный источник фантазии, прежде казавшийся ему давно высохшим.

— Ты заставляешь меня — хочу я того или нет — верить в фей, — сказал он ей, — а это означает возвращение к молодости. Пока человек верит в фей, он не может состариться.

— Зато я сама в фей не верю, — печально возразила Эмили. — А очень хотела бы.

— Но тыи есть фея… иначе тебе не хотелось бы отыскать их волшебную страну. Ты же знаешь, что купить билет в те края невозможно. Феи сами дают тебе пропуск в час твоего крещения… или не дают. Вот и все.

— Волшебная страна… звучит совершенно прелестно, правда? — мечтательно вздохнула Эмили.

— Конечно, ведь за этими словами стоят все сокровенные желания человеческого сердца, — сказал Дин.

Когда он говорил с ней, ей казалось, что она смотрит в какое-то заколдованное зеркало, в котором отражаются и обретают новое очарование ее собственные мечты и тайные надежды. Будь Дин Прист циником, он не стал бы смущать Эмили, демонстрируя свой цинизм. Но в ее обществе он и не был циником: сбросив груз лет, он снова стал мальчиком с чистыми и невинными мальчишескими мечтами. Она любила его за то, что он открыл перед ней новый мир.

К тому же в нем было столько озорства… такого лукавого, непредсказуемого веселья. Он шутил с ней, смешил ее. Он рассказывал ей удивительные истории о давно забытых прекрасных богах, о придворных празднествах и невестах королей. Казалось, он знал всемирную историю как свои пять пальцев и, гуляя с Эмили по берегу залива или сидя с ней в разросшемся, тенистом саду Старой Мызы, описывал события и героев древности фразами, которые навсегда оставались в ее памяти. Когда он назвал Афины «градом фиалковенчанным» [78] , Эмили вновь осознала, какой волшебной силой обладают правильно подобранные слова; а вспоминая о Риме, она теперь всегда с удовольствием называла его «градом на семи холмах» [79] . Дин побывал и в Риме, и в Афинах… и почти во всех других замечательных местах.

78

Выражение, созданное древнегреческим поэтом Пиндаром (522–443 гг. до н. э.). Для климата Афин характерна пониженная влажность воздуха, и по вечерам, в лучах заката, висящая над окрестными горами пыль окрашивается в сиреневые и лиловые тона.

79

Древний Рим, являющийся географическим центром современной столицы Италии, располагался на восточном берегу реки Тибр. На территории, ограниченной его крепостными стенами, находились семь холмов (Палатин, Авентин, Капитолий, Квиринал, Виминал, Эсквилин и Целий).

— Я еще не встречала никого, кто говорил бы, как вы… Так говорят только в книжках, — заметила она как-то раз.

Дин рассмеялся — в его смехе была привычная нотка горечи… впрочем, эта нотка звучала гораздо реже, когда он говорил с Эмили. Именно этот смех обеспечил Дину репутацию циника. Люди слишком часто чувствовали, что он смеется надними, а не вместес ними.

— Большую часть жизни моими товарищами были одни лишь книги, — ответил он. — Что ж тут удивительного, если я говорю их языком?

— После ваших рассказов мне будет очень интересно учить историю, — сказала Эмили, — только не канадскую. Канадскую я никогда не полюблю… она такая скучная… не с самого начала, когда мы еще принадлежали Франции и было много сражений, но потом… когда пошла одна политика.

— Счастливейшие страны, как счастливейшие женщины, не вспоминают о прошлом, — заметил Дин.

— Я очень надеюсь, что мне будет о чем вспомнить! — воскликнула Эмили. — Я хочу, чтобы у меня была увлекательнаяжизнь.