Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Утром меня разбудил сладостный запах первых заморозков, просочившийся из сеней. В доме было тепло. Пахло сухими травами и мёдом. Егерь держал пчёл. Тишина и покой уговаривали ещё понежиться под ватным одеялом, но очень хотелось есть. Я натянул порты и вышел на волю. Грудь распирало от счастья и свежего воздуха. Дошёл до Волги и умыл своё опухшее лицо. Мы вчера прилично приняли на грудь ядрёного самогона. Вдали слышалась канонада. Это мои соратники стреляли уток в камышах, разгоняя катер до сверхзвуковой скорости. Затопив самовар, я вскинул ружьецо и пугнул двух пролетавших ворон. Они на меня удивлённо посмотрели, но маршрут свой менять не стали. Опознали чудака.

Звуки канонады не умолкали. Я нашёл в сенях вяленую рыбу, мёд и принялся есть и запивать их липовым чаем. Услышав знакомый свист крыльев, я вскинул ружьё и сбил селезня, пытавшегося сесть мне на голову. Через пару минут сбил крякву и подивился богатству сих мест водоплавающей дичью. Утки летели и летели, не давая мне спокойно довершить трапезу.

Солнце скрылось в молочных облаках, когда вернулись мои товарищи. Они приехали пустыми. Микитон распекал Женьку, а тот егерей.

Егеря оправдывались, что утки стали очень умные и издали слышали рёв мотора. Но когда Микитон увидел набитую мною дичь, он выпучил глаза и потерял дар речи. Я не знал, как это объяснить и оправдывался только тем, что они «летели». Секрет открыл Женька. Он догадался, что утки садились на многолетнюю помойку, в кустах за домом. Решили их зажарить на костре и допить самогонку. Поздно вечером, переплыв Волгу, мы грузились в чёрные Волги, присланные за нами Борей Немцовым.

Ни на кабана, ни на лося я с этой компанией не ездил. Шум не люблю. Но вот когда Микитон объявил, что летит к староверам, в верховья Енисея, я забил хвостом. Летели мы с новым его приятелем Сергеем, к нему на Родину, в страну непуганых тувинцев. В Кызыле пересели на вертушку и, пролетев над горными вершинами Саянского хребта, заскользили на бреющем вдоль русла Енисея, петляющего по широкому ущелью. Вскоре показался остров с ровным рядом складных избушек. Там жила староверская семья Тихона. Он с женой и девять его сыновей с потомством. Все вышли нас встречать. Люди как люди, только добротой светятся. Серёжа прислал им всякого гостинца: патроны, горючее и прочая чепуха. Тихон отгружал Серёже грибочки, ягодки, рыбку, пушнинку и что Бог послал. Сразу пошли в баню. Енисей огибал остров и делился на несколько проток. На берегу уютной заводи, как у царского бассейна, Тихон с сынами и поставил баньку. Загляденье, а не банька. А пар! А из баньки в заводь. Холодную, прозрачную. После такого пара грех стопку не выпить. Оба-на! А староверы-то не пьют. Нет у них водки. У них и без водки жизнь счастьем светится. Молитвой душу радуют. Нас спасли летуны. У них в припасах было. Так что и мы своё счастье нашли. Залили глазоньки. Спали в светёлках, как люди. Детвора нас сначала разглядывала, а потом в дела погрузилась. Кто дровишки таскает, кто рыбку чистит.

На охоту в горы я не пошёл. Взял лодку и поехал искать тайменя. С детства мечтал. Мощный поток Енисея, зажатый среди огромных гор, вселял ужас. Это не моя речушка Великая с её тихими заводями и сосновым бором по берегам. Тайменя я не взял. Да и охотники вернулись ни с чем. Решили мы вернуться сюда зимой. Тихон сказывал, что сподручней. Следы видать.

В двадцатых числах декабря, под самый новый 1996 год, мы снова прилетели в Кызыл. Мороз трещал такой, что у нас в междуножии звенели колокольчики. Нос и губы деревенели мгновенно, а глаза слипались изморосью и приходилось передвигаться наощупь. Не отказывал на морозе только слух, доносивший из космической тишины похрустывание снега, потрескивание льда на Енисее, да глухой стук о землю тушки замёрзший на лету птицы. Не большой я любитель таких приключений.

Микитон выступил во Дворце культуры, рассказал тувинцам кто в России самый лучший и из-за кого мы, российский народ, никак не может доползти до эры благоденствия. Похвалил царя Бориса, облил с ног до головы коммунистов, разжиревших на кремлёвских пайках и публично поблагодарил Кожугета за такого геройского сына.

Утром по пути на аэродром мы заехали в этнографический музей, послушали заклинания шамана и просвистели мимо стелы, обозначающий самый центр Азии. Вертолёт взмыл стремительно и понёсся к горным вершинам. Я ползал по вертолёту и искал тёплые вещи. Отговориться на сей раз от царской охоты мне не удалось. Видимо у талантливого организатора Серёги были на меня свои, далеко идущие планы. От мороза и жутковатого посвиста винта, полёт казался бесконечным. Все приняли согревающего напитка, разобрали калаши и приготовились к атаке. Провожая нас, горничная в гостинице пожелала нам счастливого возвращения, рассказав о многочисленных падениях вертолётов во время зимней охоты. Помянула добрым словом генерала Лебедя, губернатора Красноярского края, упавшего с вертолётом. Это прибавило настроения.

Когда лётчики заметили горных козлов, Микитка с Серёгой взяли калаши на изготовку и открыли дверь. В кабину хлынул поток ледяного ветра. Я вспомнил сказку про Кая и Герду, по неосторожности связавшихся со Снежной королевой, но никак не мог припомнить, чем там всё закончилось. Хотелось бы, чтобы у них всё обошлось. Услышав сухой треск автоматной очереди я втянул голову в плечи и, упав на крутом вираже, забился в угол. Оттуда мне были видны мужественные лица охотников, беспрерывно палящих из калашей по добыче. Их радостные возгласы возвестили о скором возвращении в тёплый уютный дом и я отхлебнул из фляги, забытой у меня по недоразумению. По мягкому теплу виноградной влаги я распознал отборный коньяк Хеннесси. Хотелось приложиться ещё разок, но жестяной окрик Серёги «каскадёр, пошёл!» привёл меня в чувство. На трясущихся ногах, держась двумя руками за стенку, я подошёл в двери и увидел внизу снежную пропасть. На снегу в крови разметались туши козерогов.

— Прыгай! — приказал Серёга.

Я мгновенно оценил обстановку, возможную глубину снега на склоне, способность передвижения там в модельной обуви и… наотрез отказался. Серёга этого не ожидал. Он, пройдя школу комсомола, привык, что люди повинуются ему с восторгом.

— Толя! — Заорал не своим аристократическим голосом Микита!

Толя, личный шофёр председателя по кличке «рафинад», низкорослый сухонький мужичок, никогда не веривший в Бога, смачно перекрестившись, прыгнул вниз. Внизу, в снегу зияла чёрная дыра, с головой проглотившая Толю.

— Элизбар! — Перекрывая посвист винта, завопил Микита.

Элизбар, третьесортный оператор, понимавший, что смерть с голоду в Москве не лучше геройской гибели в саянских снегах, прыгнул вниз не крестясь.

Впрочем, какой он был веры, я не знал. Знал только то, что по какому-то колдовскому стечению обстоятельств его женой побывала дочь первого космонавта Юрия Гагарина. Дыра в снегу от Элизбара была шире и глубже. Полководцы притихли, обдумывая план дальнейших боевых действий. Я прополз мимо них к кабине лётчиков и спросил есть ли у них альпинистская верёвка. Слава Богу, оказался какой-то канат с крюком. Осторожно, как бы извиняясь за свою строптивость, я начал опускать канат вниз. Первым мы вытащили Элизбара. Он был перевозбуждён и пытался снова прыгнуть вниз, поднимать туши козлов. Когда он понял, что за козлами отправился Толя и до сих пор не вернулся, то начал судорожно травить вниз канат с крюком. К тому времени Толя выбрался из дыры и распластался на снегу. Ухватившись за крюк, он медленно поднимался к кабине, обдуваемый ледяным вихрем саянских гор. Когда «рафинад» был благополучно втянут в кабину, Серёга дал лётчикам команду «Домой!»

Смеркалось. Вертолёт заложил вираж, отваливая от остроконечных вершин хребта и поднимая снежный смерч, плотно закрывавший белым саваном окровавленные трупы гордых животных, ещё несколько часов назад резво прыгающих по горным вершинам.

Страшный Суд

Шестнадцать лет я ходил к своему дому, ждал, когда на балкон выйдут мои детки. Потеряв всякую надежду, я зашёл на консультацию к юристу узнать, нет ли у меня каких-нибудь прав появиться в своём доме. Оказалось, что нет. Оказалось, что появившись без приглашения в своём доме, я рискую быть арестованным, так как давал подписку там не появляться. Жена с тёщей написали заявление начальнику ГУВД генералу Понеделко, что я угрожаю их убить. Двадцать шесть лет кушали в два горла, кормили своих деток, украли мою квартиру и загородный дом и…вдруг испугались. Юрист сказала, что единственное, что я могу предпринять — это подать в мировой суд заявление на алименты по содержанию престарелого отца, а там обсудить все вопросы, вступив в законную дискуссию с детьми и женой. Я обрадовался. Затеплилась надежда хотя бы высказать своё недоумение их поступком, услышать какие-то объяснения с их стороны. Да просто увидеть их.

После первого заседания адвокат приехала ко мне и сказала, что дети в суд не пришли и не придут, что они наняли самых дорогих адвокатов в Питере и не хотят приходить в суд. Моя адвокат отказалась меня защищать. Городская программа бесплатной юридической помощи инвалидам приносила ей копейки и она не хотела зря терять своё время. Её план решить все вопросы мирным путём за одно заседание показал свою полную несостоятельность. Такого отношения к отцу она ещё не видела и не представляла возможным.

Я уже два года ждал квоту на операцию тазобедренного сустава и позвоночника и передвигался с трудом. Но пришлось на следующее заседание тащиться самому. Адвоката по городской программе помощи инвалидам я не нашёл. Адвокаты моих деток, отец и сын Бородатые, оказались злобными и хитрыми млекопитающими. Всё у них было везде схвачено. Врач из поликлиники прислал по их запросу справку о том, что я сказочно здоров и ни в чём не нуждаюсь. И даже Наша Честь, по моим наблюдениям, была Их Честью. А секретарша суда, не скрывая ко мне своего неприязненного отношения, на каждый мой вопрос или ответ возмущённо фыркала, как будто я пихал ей под нос кляп с нашатырём. Не сразу, но я узнал его, этого прикормленного адвоката. Именно этот бородатый адвокат с успехом защитил честь городской администрации, возобновившей по моему сценарию «Алые паруса», ничтоже сумняшеся, переписав его на другую фамилию. Тогда, в 2005 году, он ловко нашёл эксперта из «Кулька», написавшего на мой труд заключение, которое позволяло меня срочно отправлять в психушку. И где были все эти фокусники, когда надо было заработать деткам на еду? Ни одна сволочь не принесла им ни одной сосисочки или кусочка колбаски. Не постояли часок-другой в очереди за колготками. Не помогли они мне со своими связями устроить их в детский сад ВТО, в английскую школу, в бассейн, оркестр. Ну, хоть пришли бы, клоуны, на Новый год в облачении Деда Мороза и повеселили деток своим витебским говорком. Или на Ёлку в Кремль с ними съездили?! Или в Мариинку на Щелкунчика?! Мои представления о процессе, когда я думал, что расскажу суду о том, как растил в советские времена своих двоих деточек, кормил их мать и мать их матери, как заботился об их комфорте, вкусной и полезной еде, как я выменивал на свои, кровью заработанные трюками деньги квартиру в центре, чтобы деточки росли среди архитектурных шедевров, как я водил их на занятия в музыкальную школу, спортивные секции не имели никакого значения. Охапку фотографий и плёнок за все двадцать шесть лет красивой жизни ИХ Честь отвела за ненадобностью доказательства Истины. А Истина состояла в том, что по Бандитским Понятиям детки, ограбившие с мамочкой доверчивого отца, ещё и не должны были ему ни копейки. Ну, разве что на пару пирожков с кошатинкой. Мои претензии на помощь они быстро ограничили законной продовольственной корзиной на сумму 4700 рублей, куда входила траты на одежду, обувь и театр. Моя пенсия в шесть тысяч за работу на четырёх предприятиях, начиная с 16 лет, оказалось более чем достаточной, чтобы ни в чём себе не отказывать. Узнал я, что мой сыночек уже растит моих внука и внучку, крещёных в церкви. Что моя дочка работает в Москве и собирается замуж за француза. Но самое страшное, о чём я узнал, что у сына моего три квартиры, а у дочери одна, но в Москве, что бывшая жена вышла замуж за норвежца и живёт за границей. Приезжает сюда только на лето, когда можно жить на даче. Так что мои желания встретить их возле моего дома были напрасны. Видимо свет в моих окнах светил совсем другим, чужим людям, которым они сдали в наём мой дом. Восемь месяцев эти изверги, родителей которых моя мать с отцом освободили от фашистов из Освенцима, унижали меня, уличая в приписке денежных средств на лекарства, которые я бы мог получать от государства бесплатно. То, что они, эти лекарства фальшивые, закон не учитывал.

Поделиться с друзьями: