Историки Рима

Едва Югурта убедился, что последние ряды римлян миновали его передовых, он тут же занял перевал, с которого сошел Метелл, послав туда примерно две тысячи пехотинцев, чтобы в случае отступления гора не послужила неприятелю убежищем, а после и оплотом. Затем звучит сигнал, и нумидийцы внезапно бросаются на врага. Одни разят замыкающих, другие нападают слева и справа, ожесточенно теснят и наседают и повсюду стараются расстроить римские ряды. А из наших даже те, кто оказывал решительное сопротивление, были совершенно беспомощны в этой беспорядочной схватке, потому что несли жестокий урон от ударов, сыпавшихся издали, сойтись же вплотную и нанести ответный удар никак не удавалось: стоило римской турме броситься в наступление, нумидийские всадники, заранее наученные своим царем, тут же отступали, да не вместе и не в одном направлении, а все порознь, врассыпную. Так, если предупредить вражескую погоню они и не могли, то, пользуясь численным преимуществом, обходили рассеивающихся врагов с тылу и с флангов. Если ж ближе и удобнее для бегства были холмы, чем ровное поле, нумидийские кони, привычные к горам, с легкостью исчезали между кустарников и деревьев, тогда как наших озадачивала и останавливала крутизна.

LI. В целом все это являло картину пеструю и неверную, позорную и жалкую. Одни, отбившись от своих, отступают, другие гонятся за ними. Никто не помнит ни места своего в строю, ни своего знамени. Где захватила опасность, там каждый и обороняется, защищая собственную жизнь. Щиты, копья, кони, люди, враги, свои — всё вперемешку. Нет уже ни планов, ни приказов — повсюду царит случайность. Так протекла большая часть дня, а исход битвы был по-прежнему неясен.

Все изнемогали от усталости и зноя, и наконец Метелл, заметив, что натиск нумидийцев слабеет, мало-помалу собрал своих, вновь построил их в ряды и выставил четыре когорты легионеров против вражеских пехотинцев, которые истомились и засели на высотах. Одновременно он заклинал воинов не терять мужества и не отдавать победы врагам, которые уже бегут, тем более что у них, римлян, нет ни лагеря, ни укреплений, им некуда отступать, вся их надежда — в оружии.

Впрочем, не медлил праздно и Югурта: он объезжал и ободрял своих, возобновляя бой, и сам с отборным отрядом поспевал повсюду; помогая тем, кто нуждался в помощи, нападая там, где враги дрогнули, а где они были тверды, сдерживая их напор издали.

LII. Так состязались два великих полководца, равные друг другу силою духа, но не силами в борьбе: Метеллу помогало мужество воинов и не благоприятствовала местность, Югурта был удачлив и счастлив во всем, кроме солдат. В конце концов римляне, убедившись, что надежного укрытия для них нет и что от решительной схватки враг уклоняется, а вечер между тем уже близок, ринулись, исполняя приказ, прямо вверх, по склону холма. Нумидийцы не смогли удержать вершину и были разбиты наголову. Погибли, однако ж, немногие, большинству сохранило жизнь собственное проворство и еще то, что враг не был знаком с округою.

Тем временем Бомилькар, которому, как мы сказали выше, Югурта поручил слонов и часть пешего войска, выжидает, когда Рутилий пройдет мимо, и не торопясь сводит свой отряд на равнину. Пока легат поспешает к реке, куда его отправил командующий, нумидиец спокойно — в согласии с обстоятельствами — выравнивает боевую линию, ни на миг не выпуская врага из-под наблюдения. Ему доносят, что Рутилий остановился и хранит полное спокойствие, но шум, доносящийся оттуда, где ведет битву Югурта, крепчает, и Бомилькар, опасаясь, как бы легат, догадавшись, что происходит, не поспешил на помощь своим, размыкает ряды, — которые прежде, чтобы заградить дорогу врагу, держал тесно сомкнутыми, не полагаясь на доблесть солдат, — и в таком порядке приближается к лагерю Рутилия.

LIII. Внезапно римляне замечают густое облако пыли. Поле, засаженное деревьями, закрывало обзор, и сперва они решили, что это ветер вздымает сухой песок, но потом, видя, что облако не меняет очертаний и все приближается (по мере приближения войска), поняли, в чем дело, поспешно разобрали оружие и, повинуясь приказу, выстроились перед лагерем. Когда нумидийцы были уже совсем рядом, враги с громким криком ринулись друг на друга. Неприятель держался лишь до тех пор, пока рассчитывал на помощь слонов, но животные запутались в ветвях деревьев, разбрелись и были окружены поодиночке, и нумидийцы тут же ударились в бегство, и почти все спаслись, побросав оружие, под прикрытием холмов и темноты, которая уже наступала. Четыре слона были захвачены живыми, все прочие — числом сорок — убиты.

Метелл задерживался сверх всякого ожидания, и римляне, хотя до крайности измученные сначала переходом, а затем лагерными работами и битвой, выступили ему навстречу, соблюдая полную боевую готовность: коварство нумидийцев не допускало ни малейшей беспечности. Оба отряда были уже невдалеке один от другого и, продолжая сближаться в ночном сумраке, испускали враждебные крики и сеяли обоюдный страх и смятение; неведение и опрометчивость привели бы к плачевным последствиям, если бы с обеих сторон не были высланы на разведку конники. Тут страх разом сменяется радостью — воины, ликуя, окликают друг друга, наперебой рассказывают о событиях дня, и каждый до небес превозносит собственные подвиги. Так уж обычно в человеческой жизни: победа дает право бахвалиться и трусам, неудача унижает и храбрецов.

LIV. Метелл оставался в лагере четыре дня, заботясь об исцелении раненых, награждая, по обычаю войны, отличившихся. На общей сходке он хвалил и благодарил всех вместе, призывал сохранить одинаковое мужество и на будущее, которое, впрочем, не сулит более никаких трудностей, ибо ради победы бились уже довольно, впредь все ратные труды будут ради добычи. Со всем тем консул разослал перебежчиков и прочих пригодных людей выведать, где находится Югурта и что замышляет, мало ли у него солдат или же целое войско, как держится он после поражения. А Югурта отошел в лесистые, недоступные по самой природе своей места и там собирал новое войско, многочисленнее прежнего, но вялое и бессильное, годное скорее для пашни и пастбища, нежели для ратного поля. Так выходило оттого, что, кроме конных телохранителей, никто из нумидийцев за своим царем из несчастливой битвы не последовал, но все разбежались, куда кому заблагорассудилось: по тамошним понятиям, это не считается оскорблением воинских порядков.

Метелл понял, что упорство царя все еще не сломлено и что война возобновляется, причем такая война, которую нельзя вести иначе, чем по замыслу Югурты, — борьба далеко не равная, когда победа станет римлянам дороже, чем врагу поражение, — и решил продолжать войну не в битвах и не в боевом строю, а иным способом. И вот он направился в самые богатые области Нумидии и принялся опустошать поля, захватил и выжег множество крепостей и городов, защищенных неосновательно или вообще лишенных защиты, взрослых мужчин предавал смерти, все остальное оставлял на разграбление солдатам. Из страха перед подобною же участью римлянам были выданы заложники в большом числе, а также хлеб и другие необходимые припасы. Повсюду, где требовалось, Метелл разместил караульные отряды. Эти действия консула пугали царя гораздо больше, чем проигранная битва: ведь все надежды свои Югурта возлагал на отступление, а его вынуждали преследовать неприятеля, он был не в силах удерживать и выгодные позиции, а приходилось биться на слабых и невыгодных. Все же он принимает решение, по-видимому, самое верное из возможных, — большей части войска велит оставаться на месте, а сам с отборными всадниками пускается, вдогонку за Метеллом, движется по ночам, кружными дорогами и вдруг нападает на беспечно рассеявшихся римлян. Большинство пало, не успевши поднять оружия, многие были захвачены в плен, невредимым же не ушел никто, а нумидийцы, исполняя приказ, отступили к ближним холмам прежде, чем из вражеского лагеря подоспела подмога.

LV. В Риме узнали о подвигах Метелла, и огромная радость охватила город, оттого, что консул верен обычаям предков и ту же верность сумел внушить войску, оттого, что мужеством своим одержал победу вопреки всем невыгодам позиции, овладел вражескою страной, принудил Югурту, надменного и высокомерного по нерадивости Альбина, искать спасения в бегстве и в одиночестве. За эту счастливую удачу сенат назначил благодарственное молебствие бессмертным богам, а граждане, прежде полные боязни и тревоги за исход войны, ликовали и восторженно прославляли Метелла.

Тем упорнее стремился консул к победе, всячески торопя события, но вместе с тем опасаясь, как бы не доставить какого-либо преимущества врагу, помня, что следом за славою идет зависть. Чем громче звучало его имя, тем более осторожности он выказывал, и после коварного налета Югурты не позволял выходить за добычею вразброд. Когда случалась нужда в хлебе или корме для лошадей, несли караул когорты пехотинцев при поддержке всей конницы; впрочем, не столько грабежом опустошали римляне поля, сколько огнем. Частью войска командовал сам консул, другою частью Марий. Останавливались двумя лагерями, поблизости один от другого, и если требовался сильный удар, то объединялись, а в остальных случаях действовали порознь, чтобы ужас и бегство разлились пошире.

А Югурта, не отставая, двигался по высотам, подстерегал место и время для битвы, потравлял пастбища и загрязнял источники — и без того скудные — там, где, по его сведениям, ожидали неприятеля, появлялся иногда перед Метеллом, иной раз перед Марием, тревожил хвост походной колонны и тут же снова отступал к холмам, угрожал то слева, то справа, сражения не завязывал, но ни на миг не оставлял врага в покое, стараясь расстроить его планы.

LVI. Римский главнокомандующий убедился, что неприятель от битвы уклоняется и только изводит его всевозможными хитростями, и порешил осадить большой город Заму, который был оплотом той части Нумидийского царства. Он предполагал, что Югурта по необходимости поспешит на подмогу своим и тогда у стен города произойдет сражение. Но Югурта узнал от перебежчиков, что замышляет Метелл, и, удлинив переходы, прибыл к Заме раньше римлян. Он убеждает горожан обороняться и дает им в помощь перебежчиков (между всеми царскими воинами они были самыми надежными, потому что изменить не могли), 161 а кроме того, обещает, что к нужному сроку подоспеет сам с остальным войском.

161

Стр. 105. …они были самыми надежными, потому что изменить не могли.— Дорога назад им была закрыта наглухо: по римским военным законам, перебежчиков ждала неизбежная, мучительная и позорная казнь — их засекали розгами до полусмерти, а потом обезглавливали.