Историография истории древнего востока

Trautmann T. R. Kautilya and the Arthasastra. A statistical investigation of the authorship and Evolution of the text. Leiden, 1971.

Tucci G. Opera minora. Roma, 1971.

Yallee Poussin L. de la, L’Inde aux temps des Mauryas. P., 1930.

Vats M. S. Excavations at Harappa. Delhi, 1940. Vol. 1-2.

Viennot O. Le culte de l’arbre dans l’lnde ancienne. P., 1954.

Vogel J. Ph. La sculpture de Mathura. P., 1930.

Yazdani G. (ed.). The Early History of Deccan. L., 1960. Vol. 1-2.

Wagle N. N. Society at the Time of Buddha. Bombay, 1966.

Waldschmidt E. Die buddhistische Spatantike in Mittelasien. B., 1922-1933. Bd. 1-7.

Waldschmidt E. Von Ceylon bis Turfan. Gottingen, 1967.

Walker B. Hindu World. An Encyclopaedic Survey of Hinduism. L., 1962. Vol. 1-2.

Warder A. K. Indian Buddhism. Delhi, 1970.

Warder A. K. An Introduction to Indian Historiography. Bombay, 1972. Watters T. On Yuan Chwang’s Travels in India. L., 1904-1905. Vol. 1-2. Weber A. (ed.). Indische Studien. Lpz.; B., 1850-1898. Bd. 1-18.

Weber A. The History of Indian Literature. L., 1878.

Weber M. Gesammelte Aufsatze zur Religionssoziologie. Tubingen, 1921. Bd. 2. Hinduism und Buddhism.

Wezler A. Towards a Reconstruction of Indian Cultural History: Observations and Reflections on 18th and 19th Century Indology / / Studien zur Indo-logie und Iranistik. 1993. № 18.

Wheeler M. Five Thousand Years of Pakistan. An Archaelogical Outline. L., 1950.

Wheeler M. Early India and Pakistan to Asoka. L., 1959.

Wheeler M. Civilizations of the Indus Valley and Beyond. L., 1966.

Wheeler M. The Indus Civilization. Cambridge, 1968.

Wilson A. L. A mythical Image: the Ideal of India in German Romanticism. Durham, 1964.

Windisch E. Geschichte der Sanskrit-Philologie und indischer Altertumskun-de. Strassburg, 1917-1920. Bd. 1-2.

Windisch E. Philologie und Altertumskunde in Indien. Lpz., 1921. Winternitz M. Geschichte der indischen Literatur. Lpz., 1905-1922. Bd. 1-3. Witzel M. On magical Thought in the Veda. Leiden, 1979.

Zachariae Th. Opera minora. Wiesbaden, 1976.

Zimmer H. Altindisches Leben. Die Kultur der vedischen Arier. B., 1879.

Zimmer Н. Myths and Symbols in Indian Art and Civilization. N. Y., 1946. The Art of Indian Asia, its Mythology and Transformations. N. Y., 1960. Vol. 1-2.

Ziircher E. The Buddhist Conquest of China. Leiden, 1972. Vol. 1-2.

Zur Schulzugehorigkeit von Werken der Hinayana-Literatur. Ed. H. Bechert.

Gottingen, 1985-1987. Bd. 1-2.

Zydenbos R. J. Moksa in Jainism. Wiesbaden, 1983.

Глава IV

ИСТОРИОГРАФИЯ ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ КИТАЯ

§ 1. Китайские истоки

Изучение истории и культуры Китая, в Новое время обозначенное названием «китаеведение» (синология; по-китайски — ханьсюэ, дословно «наука о хань», т. е. об этнических китайцах и Китае вообще), началось, естественно, раньше всего в самом Китае. С некоторым основанием его зачатком можно бы считать т. н. гадательные надписи — вырезанные на костях животных и щитках черепах вопросы к оракулу, касавшиеся разных сторон жизни шан-иньского общества (XIV/XIII—XII/XI вв. до н. э.). Формулируя их, гадатель должен был обладать определенными историческими знаниями, так как, к примеру, ему приходилось просить о помощи предков современного ему правителя, живших иногда за много веков до него, называя их по имени. К тому же сам факт записи событий (в принципе не нужной ни для обращения с вопросом, ни тем более для получения ответа и к тому же требовавшей определенного труда) может быть истолкован как проявление желания оставить их в назидание потомкам и как наличие у шан-иньцев естественного субисторического сознания.

Если согласиться с такой точкой зрения — а ее нетрудно оспаривать, — то следующим шагом можно считать инскрипции на западночжоуских (XII/ XI—VIII вв. до н. э.) бронзовых сосудах. В них значительное внимание уделяется деяниям и заслугам предков владельца сосуда и правящего дома Чжоу, формулируется мысль об их связи с современными событиями и содержится призыв к потомкам действовать подобным образом. Иначе говоря, здесь отчетливо прослеживается осознание чжоусцами наличия связи времен и поколений, которое можно назвать протоисторическим мышлением. В еще большей степени оно проявляется в самых архаичных из ныне существующих письменных произведениях «Шан шу» («Записи о прошлом») и «Ши цзин» («Книга песен и гимнов»), наиболее древние пласты которых датируются VIII в. до н. э., а возможно, и более ранним временем.

Однако осмысленное изучение истории, в отличие от простого ее отражения, характерного для вышеупомянутых источников, следует связывать с именем Кун-цзы, известного на Западе под латинизированным именем Конфуций (551-479 гг. до н. э.). Этот великий мыслитель, государственный деятель, учитель, знаток и ценитель этики, основатель философского течения, дожившего в Китае и некоторых соседних странах до наших дней, был одержим любовью к прошлому своей родины и желанием познать и понять его, что подтолкнуло его к поискам следов минувших эпох. Прямым или косвенным результатом стараний Конфуция является богатство сведений, содержащихся в хронике «Чунь-цю» («Вёсны и осени») и философском трактате «Лунь юй» («Беседы и суждения»), приписываемых самому учителю или его ученикам, а также в ряде произведений, созданных под влиянием его идей и взглядов, например в «Цзо чжуани» («Хроника господина Цзо Цю-мина»), «Мэн-цзы» («Трактат учителя Мэн Кэ»; ок. 372-289 гг. до н. э.), «Сюнь-цзы» («Трактат учителя Сюнь Куана»; ок. 325-238 гг. до н. э.) и др. Мэн-цзы, в частности, развивая концепции Конфуция, ратовал за «гуманное управление» через добродетель, а не через жестокость государя, считал народ основой страны и ставил его выше правителя, призывал восстановить будто бы существовавшую в глубокой древности систему «колодезных полей» (когда каждая семья земледельцев получала одинаковый надел земли и вместе с семью другими дворами обрабатывала равный по площади девятый общественный участок) и сформулировал теорию своеобразного исторического круговорота, считая, что каждые 500 лет появляется истинный правитель, который устанавливает порядок в стране и оставляет его в качестве образца для подражания.

Не менее веским вкладом Конфуция в изучение Китая самими китайцами стало создание им атмосферы уважения и глубокого интереса к своей стране и ее истории в образованной среде. Строго говоря, подобные чувства проявлялись и раньше. Внешним признаком их было наличие при дворах правителей специальных чиновников (ши), записывавших речи и действия государей и их приближенных, а также составление упомянутых ранних текстов, возникших за много веков до Конфуция, однако последний придал этим настроениям вид осмысленной и сознательной философской концепции. Благодаря его авторитету и позиции, отведенной ему последующими поколениями, она превратилась в составную часть образа мышления и принципов поведения двора, аристократии, чиновничества и просто образованных людей. В «Лунь юе», популярность которого всегда была огромной, хотя бы потому, что его доскональное знание требовалось при сдаче государственных экзаменов, мыслитель неоднократ-" но подчеркивал свое преклонение перед древностью, величие правителей и совершенномудрых седой старины и необходимость следовать им как образцам, значимость опыта прежних династий Ся, Шан, Чжоу (XXI-VIII вв. до н. э.), ценность изучения «Шан шу» и «Ши цзина» и т. п. Изречение: «Передаю, а не создаю, доверяя древним и любя их» стало хрестоматийным и известным всякому образованному китайцу. Представляется, что именно благодаря Кун-цзы китайцы стали наиболее исторически ориентированной нацией мира, одним из последних (правда, печальным и даже параноидальным) проявлений чего явилась известная кампания «критики Линь Бяо и Конфуция», развязанная Мао Цзэ-дуном в 1974 г. Такая направленность мышления привела к появлению сотен и тысяч книг, посвященных самым разным проблемам жизни китайского народа (а попутно и многих его соседей) в различные исторические эпохи. При всей специфике их содержания — это богатейшая сокровищница знаний, без которой изучение истории Китая было бы весьма затруднительным, а то и просто невозможным. К сожалению, лишь немногие из этих произведений могут быть представлены на последующих страницах.

Революционный поворот в становлении китайской историографии связан с именем Сыма Цяня (ок. 145 — ок. 86 гг. до н. э.). Будучи профессиональным и потомственным историографом, он стал основным автором «Ши цзи» («Записи историка») — первого сводного, неанонимного исторического труда в Китае. В нем собран большой по объему и незаменимый по значимости научный материал, касающийся практически всех сторон жизни древнекитайского общества и ряда соседних народностей (корейцев, гуннов и др.) на протяжении 25-30 столетий вплоть до начала I в. до н. э. Если «Ши цзи» сопоставить с «Всеобщей историей» Полибия (ок. 200 — ок. 118 гг. до н. э.), то бросается в глаза огромная разница в хронологическом охвате: несколько тысячелетий против приблизительно 120 лет (264-144 гг. до н. э.), и уже одно это обстоятельство определяет место Сыма Цяня в китайской и мировой науке.

Внимания заслуживает и конструкция «Ши цзи», отражающая своеобразие мышления историка и зрелость его концепции, направленной на рассмотрение исторического процесса под разными углами зрения. «Ши цзи» состоят из пяти крупных разделов: «Основные записи», «Хронологические таблицы», «Трактаты», «Наследственные дома» и «Биографии», каждый из которых охватывает от восьми («Трактаты») до шестидесяти девяти («Биографии») глав. «Основные записи» представляют собой хроники царствований отдельных правителей от легендарного Хуан-ди (26972598 гг. до н. э.) до ханьского У-ди (140-87 гг. до н. э.); «Хронологические таблицы» являются нововведением Сыма Цяня и рисуют общую канву правлений и событий периода Чжоу; «Трактаты» — небольшие монографии на избранные темы: обряды, музыка, календарь, астрономия, жертвоприношения, экономика и др.; в «Наследственных домах» освещена история отдельных царств: У, Ци, Лу, Янь и т. д., лишь в 221 г. до н. э. объединенных в единый циньский Китай; последний же раздел содержит не только биографии людей, но и главы, посвященные сопредельным народам и странам: сюнну, южным и восточным юэ, Корее, юго-западными и и т. п. При таком распределении материала неизбежными были повторы, но для исторического свода, к тому же пионерского, это скорее достоинство, чем недостаток.