История Бориса Годунова и Смутного времени

– Как это так?! Мы учимся писать годами и все равно пока научились только нескольким буквам, а этот молокосос знает уже весь алфавит. Ясно, как день, что тут не обошлось без дьявола!

– Я все-таки расскажу вам свой маленький секрет! – не обращая внимание на протесты, продолжил Отрепьев. – Дело в том, что мною недавно установлен подлинный факт, что я вовсе не тот, за кого вы меня принимаете. На самом деле перед вами – царевич Дмитрий, сын Ивана Грозного.

При этих словах несколько монахов одновременно уронили плошки, из которых кушали, еще один громко крякнул, а самый глупый, Леонид, дико заржал, как конь.

– А чему вы удивляетесь? – продолжал Отрепьев. – Во-первых, вы все знаете о моих литературных способностях. Стоит мне начать писать, и строки сами ложатся на бумагу и слагаются в великолепную книгу. Разве такими способностями может обладать обычный заурядный человек? По себе можете судить, что такого не бывает. Во-вторых, я бываю в Боярской думе, и, поверьте, что и там мои мозги работают гораздо лучше, чем у любого боярина. Теперь позвольте вам задать вопрос, который давно мучает меня. Откуда во мне такие гениальные задатки? Молчите. Но и это еще не все. Самое главное, что я родился в один год с царевичем Дмитрием. В один!!! Представляете, что это значит? Я как только про это узнал, так у меня в голове все прояснилось и встало на свои места.

– Послушай, щенок! – вскипел один из старейших монахов. – Если ты сейчас же не заткнешься, то я не посмотрю, что ты патриарха знаешь. В момент инвалидом сделаю!

– Какой скромный мальчик. Почему царевич Дмитрий? Говори уже сразу, что ты и есть Иван Грозный! – засмеялся монах Леонид. – Представляете, мужики, мы оказывается с самим Иваном Васильевичем в монастыре живем. Мы же теперь до самого гроба будем гордиться, что нас с таким человеком судьба свела! Можно у вас попросить автограф, месье Грозный?

– Чего вы ржете? У человека крышу снесло, а они ржут! – возмутился еще один монах. – Сходи к врачу, Гриша. У меня деверь был, так он возомнил себя птицей. Я тогда еще казаком был. Пришлось несколько раз стукнуть его рукоятью сабли по башке, чтобы там немного прояснилось.

– Почему вы мне не верите? – удивился Отрепьев (сам он уже давно свыкся со своими бреднями). – Все ведь один к одному: и талант у меня великий, и ум выдающийся, и в один год с царевичем родился!

– Слушай сюда, придурок! – к самозванцу подошли трое накаченных монахов (все они раньше были стрельцами, которых загнал в монастырь голод). – Сегодня постираешь нам рясы. Понял?! И не вздумай патриарху бегать жаловаться. Мы тогда царю Борису донесем, кем ты себя возомнил!

С этого времени Отрепьеву не стало житья в монастыре. Монашеская братия, которая и до этого не питала к нему нежных чувств, теперь не сдерживала свои эмоции и в волю отыгралась на «салаге» и «выскочке». Беднягу заставляли мыть пол, драить туалеты, стирать одежду и чистить лапти. Приходя из Боярской думы, он тут же вынужден был приниматься за черновую работу и ложился спать только под утро, чтобы, встав пораньше, снова бежать к патриарху. Через месяц такой жизни он сильно осунулся, стал непохож на себя и даже начал заикаться. Пару раз он пытался отказаться от особо унизительной работы (типа стирки засранных трусов), но монахи устраивали ему «темную». В конце концов, бедняга не выдержал и бежал.

Понимая, что в стране ему спокойно жить не дадут (к его поискам подключился сам патриарх) опальный монах перешел границу и оказался в Речи Посполитой. Там он пристроился в православном Киевском Печорском монастыре, однако до тамошней братии уже дошел слух, кем он себя считает. Монахи без лишних разговоров жестоко избили самозванца, а затем пинками выгнали вон.

После изгнания из второго монастыря Отрепьев осознал, наконец, что, если он продолжит рассказывать о том, что рожден царевичем Дмитрием, монахи, так и будут бить его и, в конце концов, забьют до смерти. Положение его было незавидное. Он оказался в чужом государстве без денег, друзей или покровителей. Где-то совсем рядом замаячила голодная смерть в канаве, и только иноческая одежда еще как-то гарантировала ему скромный достаток в виде подаяний.

Монахи в те годы были относительно защищенной в социальном отношении категорией населения, которым везде охотно подавали, и они могли выживать в самых сложных экономических условиях. В голодные времена многие бизнесмены, офицеры и чиновники, уходили в монастырь, чтобы не умерить от голода. Снять с себя монашеское платье означало отдаться на волю рыночной стихии и мало кто решался на такой отчаянный шаг, не имея надежного тыла.

Перед Отрепьевым стал выбор между рясой (и относительно сытой жизнью в придачу) и его идеей о царском происхождении. И он выбрал второе. Бывший референт патриарха переоделся в мирскую одежду и стал искать работу.

Трудовая деятельность будущего царя началась с должности прислуги на кухне в небольшом городке Гоща. Затем, поднабравшись опыта и сноровки в приготовлении кулинарных блюд, он начал много путешествовать, перебиваясь временными подработками в кафе, ресторанах или на сезонной уборке овощей. Везде, где он появлялся, самозванец тут же начинал рассказывать о том, что он на самом деле царевич Дмитрий, однако это не вызывало у его коллег (поваров, слуг и чернорабочих) особых эмоций. Все-таки эта была другая страна, а круг общения у него состоял из простолюдинов, большинство из которых даже не слышало о царевиче Дмитрии и его истории.

– Вы меня знаете, как обычного повара, но я далеко не повар! – хитро подмигивал Отрепьев, нарезая лук на кухне. – Я был рожден Иваном Грозным и наречен царевичем Дмитрием! Доказательств этому уйма. Первое и самое главное, что у меня тот же самый год рождения. Можете себе представить?

– Очень хорошо, что ты царевич! – отвечал ему шеф-повар. – Только лук надо резать тоньше! Господа могут выпороть, если ты так лук подашь!

– Не унывай, красавец. Я тоже из царского рода! – подхватывала разговор негритянка, прислуживающая на кухне. – Знаешь кем был мой дедушка? Вождем в Африке! Потом его поймали испанцы, продали французам, а я уже родилась в Польше! Так что мы с тобой королевской крови, пупсик!

– Заткнитесь уже, монархи гребаные! – рявкнул шеф-повар. – Уши вянут от вашей херни!

Однако, как правильно учит пословица, терпение и труд все перетрут.

В конце концов, слух о чудаке, упорно называющим себя царевичем Дмитрием, распространился по Речи Посполитой и дошел до князя Адама Вишневецкого, который владел обширными угодьями на Левобережье Днепра. Его земли граничили с Россией, и он уже много лет вел приграничный спор относительно некоторых спорных населенных пунктов.

В 1603 году Борис Годунов, который к этому времени под ударами судьбы превратился в злого и раздражительного старика, повелел сжечь принадлежащие Вишневецкому пограничные укрепления Прилуки и Снетино. Люди князя оказали вооруженное сопротивление. С обоих сторон были убитые и раненные.

Вскоре после этого Отрепьева доставили в имение Вишневецкого, где его встретили с большим почетом. Был даже выставлен караул.

Самозванец, который за время своих мытарств привык к грубым насмешкам и издевательствам, поначалу испугался, ожидая подвоха.