История частной жизни. Том 2: Европа от феодализма до Ренессанса
Шрифт:
Поэтому считалось, что необходимо хранить память обо всех известных предках. «Образ семьи», сложившийся в сознании этих людей, — если только нам удается увидеть его во всей чистоте и первозданности, — оказывается по сути очень похожим на нынешний: он предполагает когнатное родство, передающееся по обеим линиям, мужской и женской. Возьмем, например, Ламберта по прозвищу «де Ватрело» из Сен–Омера де Камбре, каноника, родившегося в 1108 году, а в 1152-м составившего родословную своей семьи; его рассказ лишен тенденциозности, ибо автор, приняв духовное звание, вынужден был отдалиться от своего линьяжа — одного из аристократических семейств среднего или низшего ряда. Ламберт с равным интересом пишет о своих предках и по отцовской, и по материнской линии, перечисляется равное количество родственников с обеих сторон. Тем не менее он склонен пренебрегать материнской линией, хотя она, по всей видимости,
2. Порядок представления героев, принятый в книге Ламберта, показывает, что автор отдавал приоритет мужчинам над женщинами, старшим братьям над младшими. «По мнению Ламберта, — пишет Жорж Дюби, — отцовская линия его рода образует “общину”, семью воинов, где многое определяется правом первородства». Вывести образ патрилиньяжа из всего комплекса недифференцированных родственных отношений, изображенных Ламбертом, было бы довольно легко; отталкиваясь от противопоставления мужчина — женщина, младший брат — старший брат, которое красной нитью проходит через всю книгу, мы бы без труда воссоздали искомый образ, вполне определенную и конкретную группу. Центром формирования этой группы, уже довольно явной в обрывках воспоминаний Ламберта, можно, безусловно, считать родовое поместье Ватрело. Автор потому не делает на этом акцент, что, в отличие от других составителей родословных, не принадлежит к числу домочадцев: он из тех детей, кто оставил семью, обосновавшись в другом месте.
Линьяж напоминает первичную политическую структуру, но не тождественен ей. Он обеспечивает единство своих членов, делает их обособленной группой, используя для этой цели свойства функции–родства. Но главное, он закрепляет неравенство их шансов и заставляет с ним смириться: это и несоразмерное распределение наследства, и четкое разделение социальных ролей, проявляющееся в препятствиях, которые возникают перед младшими братьями при попытке вступления в брак. Умалчивая о конфликтах в семье (выступающих, впрочем, как факторы ее развития), родословные легитимизируют их результат; с другой стороны, генеалогия поставлена на службу одного из участников общественного соревнования, призвана обслуживать интересы одной из сторон в общественной борьбе.
Вот где следует искать источник ограничений, налагаемых на личность; но они являются выражением стратегии, а не воплощением ментальности. Жертвование интересами младших детей в Северной Франции — проклятие местной аристократии. Линьяж вызывает отторжение у священников, некогда бывших его членами, потому что они невысоко ставят кровные узы, но при этом не могут полностью от них освободиться; линьяж угрожает (как мы увидим позднее) прочности брачных союзов, возникающих и распадающихся вследствие его политики; линьяж отказывает мужчинам и женщинам из благородных семейств в праве на время и пространство частной жизни.
Злоключения супружеской пары
Патрилиньяж прочно связан с двумя супругами, владеющими домом и производящими детей; им он обязан самим своим существованием. Правда, в разговорной речи той эпохи даже не было слова, обозначавшего супружескую пару, но не занимала ли она тем не менее центральное место внутри «семьи», вопреки мнению Марка Блока на этот счет? Наиболее активная и типичная форма «феодальных» родственных объединений — широкий союз между совершеннолетними братьями и кузенами, основанный на сходстве интересов и взаимной привязанности, даже если его участники отдалены друг от друга на значительное расстояние. Взгляды окружающих обращены на господский дом, расположенный в самом центре родового имения, в наиболее престижном для линьяжа месте; дом, управление которым переходит от деда и бабки к старшему сыну и его супруге. Сеньор и дама, совместно управляющие замком, — по крайней мере жилыми помещениями — вполне обыденное явление того исторического периода.
Но какое положение занимает жена в линьяже своего мужа? Какие связи она сохраняет со своим собственным линьяжем?
Очевидно, что такие вопросы, в свое время поставленные Марком Блоком, актуальны не только для «феодальной» эпохи, но приоритет политических мотивов при заключении браков между аристократами придает этим вопросам исключительную важность для нашего повествования. Заложница одних или орудие других? Вопрос непраздный, если речь идет об истории аристократок в «дворцовый» период.
Выбор супруга
Для анализа системы родственных отношений нужно исследовать, каким образом мужчины «обменивались» женщинами. Как бы ужасно ни звучала эта формулировка Клода Леви–Стросса, она не должна создавать впечатление, что женщины были совершенно пассивными объектами некой сделки, — смысл ее и область применения весьма ограниченны и не предрешают будущих моделей поведения и «властных» отношений. Отец «отдает» свою дочь зятю, который «берет» ее в жены: эти средневековые выражения остаются в ходу вплоть до настоящего времени.
«Примитивные» и «архаические» общества известны тщательной регламентацией браков: они запрещают союзы с близкими родственницами (называя это «инцестом»), равно как и с родственницами из «параллельных» ветвей рода, и санкционируют законный брак с какой–нибудь четвероюродной сестрой или представительницей «пересекающейся» ветви. Система брачных союзов, распространившаяся в эпоху Высокого Средневековья, представляет собой одну из самых сложных конструкций в ряду тех, которые логически возможны и исторически засвидетельствованы. В этнологии систему подобного типа принято называть когнатной, потому что она не дифференцирует родственные связи: запреты касаются браков с кузинами по обеим линиям, а также с родственницами ближе определенной степени — обычно четвертой. Минимально допустимая степень родства — величина непостоянная, и методы ее определения могут быть разными; их изменения не всегда влияют на суть системы, но по крайней мере заставляют заинтересованных лиц расширять сеть своих брачных союзов и в то же время делать ее более гибкой; они также способствуют развитию социополитических отношений. Таким образом, начинается своеобразный переход от «архаического» общества, довольно недвусмысленно указывающего каждому своему члену, какой должна быть его избранница, к нашему «современному» обществу, которое окружает мужчину и женщину гораздо большим количеством потенциальных партнеров, предоставляя человеку выбор (и обрекая на мучения, связанные с необходимостью его делать).
Впрочем, исследование когнатных систем Франсуазы Эритье указывает на вполне определенную тенденцию, обусловленную социологическими факторами: мужчина выбирает супругу из рода, максимально близкого к его собственному, насколько только это позволяет закон. Такая практика обуславливает регулярные циклы «матримониальных» обменов и сохраняет за брачными союзами важнейшую функцию сплочения членов небольшой группы в единое целое. Можно ли наблюдать нечто подобное у аристократии Северной Франции в XI и XII веках? Ответ на этот вопрос затрудняет отсутствие надежных источников; неизвестно даже, насколько серьезно воспринималась идея церкви расширить «запретную зону», увеличив минимально допустимую степень родства с четвертой до седьмой.
По мнению Марка Блока, недифференцированное родство не позволяет выделять какие–либо устойчивые группы: каждый брак вносит изменения в структуру родственных отношений. Отцовский род, занимающий главный замок и наследственное имение и успешно существующий на основе когнатных связей, должен рассматриваться как партнер по матримониальному союзу другого такого отцовского рода. Их взаимодействие заключается в том, что, отдавая дочерей, они получают жену для главы рода. Если правитель какой–то страны устраивает браки между влиятельными аристократическими семействами — чем активно занимался, например, англо–норманнский король, — он еще не становится субъектом матримониального обмена, он лишь проявляет склонность к регулированию межлиньяжных отношений, по крайней мере Делает вид, что регулирует.
Определенные аспекты матримониальной стратегии начинают проясняться в свете современных исследований. В погоне за престижем члены линьяжа пытаются найти Для наследника жену равного или более высокого положения, предпочитая ждать подходящего момента, лишь бы не допустить мезальянса. Когда составляешь генеалогическое древо семей вельмож и рыцарей, поражаешься, сколь сильно все они были озабочены этой проблемой. Браки с представительницами более высокого рода, вероятно, встречающиеся реже обычных изогамных союзов, но имеющие по сравнению с ними неизмеримо большее значение, дают патрилиньяжам приток свежей крови — крови королей, принцев и графов, и это периодическое «вливание» поддерживает статус аристократии и укрепляет сплоченность правящего класса. Удачный брак повышает положение мужа и членов его линьяжа: память о нем бережно хранят в родословных книгах «дома». Зато дочерей, выданных замуж, легко забывают: их дети уже не принадлежат «дому»! Вместе с тем приданое (mariage) жены обычно остается у ее родни (parage) и не используется, пока не сменится несколько поколений. Так что и от женщин бывает польза!