История чемпионатов СССР (1936-1991)

Итак, 18 августа Приказ № 793 своим третьим пунктом зачал ещё один документ, которым Комитет благополучно разрешился ровно через две недели на очередном своём заседании:

ПРИКАЗ

Всесоюзного комитета по делам физической культуры и спорта

при Совете министров СССР

2 сентября 1952 г.

№ 808

О футболистах команды, принимавшей участие в Олимпийских играх

Футбольная команда, принимавшая участие в Олимпийских играх, выступила неудовлетворительно. Провал наших футболистов на Олимпийских играх нанёс серьёзный ущерб советскому спорту.

Проигрыш нашей команды объясняется безответственным поведением отдельных футболистов. Из-за недопустимого поведения защитников команды Башашкина и Крижевского, которые грубо нарушили данные им указания, проявили нерешительность в борьбе с противником, в результате чего югославские футболисты, используя их грубые ошибки, легко забивали мячи в наши ворота.

Футболист Николаев провёл соревнования плохо, безынициативно, а футболист Бесков в ходе подготовки к Олимпиаде избегал участия в международных встречах, на Олимпийских играх играл неудовлетворительно, проявляя трусость. (Это о футболисте, выступавшем с травмой, с подачи которого были забиты три гола. — А.В.).

Футболист Петров допускал недисциплинированность, грубость к своим товарищам, чем вносил нервозность в команду.

ПРИКАЗЫВАЮ:

1. За безответственное поведение, в результате чего команда проиграла матч югославам, чем нанесла серьёзный ущерб престижу советского спорта, лишить тт. Башашкина и Крижевского звания мастера спорта и дисквалифицировать их сроком на один год.

2. За безответственную игру, трусливое поведение на поле тов. Бескова лишить звания заслуженного мастера спорта и дисквалифицировать его сроком на один год.

3. За неправильное поведение во время матчей лишить тов. Николаева звания заслуженного мастера спорта, а тов. Петрова за недисциплинированность лишить звания мастера спорта.

И.о. председателя Комитета по делам физической культуры и спорта при Совете Министров СССР.

Н. РОМАНОВ.

Вы обратили внимание на некоторые нюансы, существующие между «отцом» и «сыном»? Если нет, то внимательно прочитайте оба документа ещё раз. Первый касается команды ЦДСА и её тренера, второй — игроков команды, участвовавшей в олимпийском турнире. Можно подумать, что речь идёт о двух разных командах. Во всяком случае, армейский клуб ни разу не назван. Не потому ли, что упомянутые в приказе № 808 Крижевский и Бесков не являлись игроками ЦДСА? Таким образом, хоть и косвенно, создатели документа вынуждены признать, что в Финляндии играла всё же сборная, а не клуб.

Второй нюанс имел решающее значение для вынесения приговора. «Неправильное» поведение некоторых футболистов ударило по престижу советского спорта. Это стоило им спортивных званий, а Башашкину, Крижевскому и Бескову ещё и дисквалификации.

А вот проигрыш ЦДСА югославам нанёс «серьёзный ущерб» не только нашему спорту, но и Советскому государству. Это уже куда серьёзнее, и при небольших юридических манипуляциях может потянуть на 58а (измена Родине) — 10 лет без права переписки, что на эзоповом языке эпохи великих свершений означало расстрел. Так оно и случилось: ЦДСА был ликвидирован.

Но почему всё же козлом отпущения стал ЦДСА? Ведь среди 20 футболистов, отправившихся на Олимпиаду, находились игроки семи клубов (5 из ЦДСА, по 4 из московского и тбилисского «Динамо», по 2 из «Спартака», «Зенита», ВВС и один из «Торпедо»). А среди 15 игроков, принимавших участие в трёх матчах, было четверо армейцев, три московских динамовца и по два представителя ещё четырёх команд. Играла (и проиграла) всё-таки сборная. Если уж нельзя было обойтись без оргвыводов, то пусть наказали бы (впрочем, за что? Вот и я стал пользоваться нравственными категориями тех лет) только участников проигранного матча. За что же пострадал ЦДСА, в чём заключалась вина её игроков Чистохвалова, Водягина, Гринина, Демина, Соловьёва, Коверзнева?.. А вообще-то по законам того времени наказание было не слишком суровым, выходит, не печалиться, а радоваться надо бы: уничтожили-то не людей, а команду. Могло быть и наоборот.

Для обсуждения (читай: для одобрения) этих и некоторых других приказов в футбольные команды мастеров 22 сентября посылается телефонограмма:

«Согласно указания заместителя председателя Комитета тов. Андрианова К.А.:

1. До 1 октября с.г. провести собрания во всех командах мастеров по футболу классов «А» и «Б» по обсуждению следующих приказов Всесоюзного Комитета:

а) о расформировании команды ЦДСА (№ 793, 18 VIII);

б) о футболистах команды, принимавшей участие в Олимпийских играх (№ 808. 2 IX);

в) об итогах международной встречи между сборной командой Чехословакии и командой мастеров ленинградского «Динамо» (№ 852, 15 IX);

г) о неправильном поведении некоторых футболистов во время игр на первенство СССР по футболу (№ 851, 15 IX).

2. Всем старшим тренерам команд в течение двух дней сообщить в Отдел футбола о времени и месте проведения указанного собрания.

3. Протоколы собраний по обсуждению этих приказов на следующий день после обсуждения представить в Отдел футбола.

И.о. начальника Отдела футбола — М. Сушков».

Пока мы с вами разбирались в тонкостях документов от 18 августа и 2 сентября, в поле нашего зрения попали ещё два приказа. Поистине «болдинской» выдалась осень 52-го года для руководства Комитета: 59 приказов вышло из-под пера его в течение четырёх недель. Последние два расположены с нарушением хронологии вовсе не случайно: «неправильное поведение» при связях с иностранцами считалось грехом несоизмеримо большим, нежели во взаимоотношениях с соотечественниками.

Непонятно, почему вполне закономерный проигрыш рядовой советской команды одной из лучших в Европе национальных сборных должен был стать предметом серьёзного и широкого обсуждения да ещё через три месяца после случившегося. И в кои это веки высшее физкультурное начальство столь бурно реагировало на случаи грубости и неуважительного отношения к соперникам и к судьям. Скорее всего, два последних приказа были включены для отвода глаз.

Короче говоря, командам мастеров предстояло в кратчайшие сроки рассмотреть, как это принято сейчас говорить, пакет документов. Помощь футболистам в выработке единственно верного мнения призваны были оказать спецпосланцы Отдела футбола (поэтому они нуждались в сведениях о времени и месте проводимых собраний).

В итоге легко предсказуемое «Одобрям-с!» прозвучало, но как-то нестройно. Одни команды (все закавказские, динамовцы Киева и Москвы, столичное «Торпедо» и некоторые другие) нашли оптимальный вариант для того, чтобы и гусей не дразнить, и отношений с собственной совестью не разрывать. Одобрив в целом три первых документа, они налегли больше на четвёртый. Причём не столько разоблачали других, сколько клеймили себя. Иные пошли другим путём. Они понимали, по каким мишеням следовало стрелять, и били по ним беспощадно. В протоколах, хранящихся в архивах, отражены следы «артподготовки». Знакомство с ними вызывает чувство горечи и сожаления. Командиры, давшие команду: «Огонь!», наверное, не без удовольствия читали такие вот строки: «Мне судить о работе сборной команды очень трудно, потому что я там был только три дня. Считаю, отношение тренера Аркадьева к игрокам наплевательское. Когда я пришёл, со мной никто не поговорил. На мой взгляд, в сборной команде не было коллективизма и товарищества, а отсюда — не было дружбы, взаимопомощи, что очень резко сказалось на результатах игры. Что касается приказов Комитета, я считаю, они вынесены совершенно правильно. Если команда не смогла защитить знамя страны, уронила его, то эта команда должна быть расформирована, а игроки, струсившие на поле боя, должны быть наказаны за свою расхлябанность, безответственность и недисциплинированность».

Или: «На меня т. Аркадьев произвёл впечатление не как тренера-воспитателя, а как заблудшего философа, оторвавшегося от игроков и всех тренеров, не желающего знать условий, настроений и состояния игроков. Тов. Аркадьев видел в игроках не живых людей, а механических работников, и вся его тренировка сводилась к тому, чтобы больше бегать и прыгать… Мы не могли вносить свои предложения, критика настолько была зажата, что многие боялись говорить».

В таком же духе высказывались и другие участники собрания.

Два футболиста из ещё одной команды группы «А» сказали об одном из лучших советских тренеров следующее: «Во время пребывания под тренерством т. Аркадьева, я ничему не научился, а только обратное (разучился? — А.В.). Я и по сей день не могу найти свою игру». Ай-да Аркадьев, как это ему удалось за недолгое время пребывания в сборной игрока (действительно сильного и немало умеющего) вытрясти из него технические и иные навыки и умения, да так основательно, что и через полгода тому восстановиться не удалось? Товарищ «пострадавшего», который и в сборную-то не привлекался, — обвинил заслуженного тренера, чуткого, деликатного человека, в недостойном поведении («кричит во время игры и надсмехается над игроками»).

Ходили слухи о том что, когда после возвращения из Финляндии высокие инстанции вызвали Аркадьева «на ковёр», тот, не выдержав нервного стресса, попал с инфарктом в больницу. Слухи эти не подтвердились. Можно, однако, не сомневаться в том, что, доведись Аркадьеву прочитать приведённые выше высказывания подопечных, сердце его не выдержало бы. От обиды, от стыда за тех, кому он оказал честь (тогда это только так и воспринималось), пригласив в сборную команду Советского Союза.

А может, мы зря обвиняем футболистов? Может, они вовсе и не говорили этого, а руководители команд лишь поставили свои подписи под без ведома футболистов сфабрикованным протоколом? Полностью исключить такой вариант нельзя. Но в то же время, что мешало им сделать то, что сделали уже названные мной команды? Почему бы и им не выдавить по первым двум приказам несколько общих обязательных фраз и затем заняться самобичеванием?

Всё это в определённой мере напоминает политические процессы, коими была так богата советская история. По закону жанра последнее слово предоставили главному обвиняемому — тренеру проигравшей команды Б. Аркадьеву, выступившему 8 октября перед футбольной общественностью.

Коль скоро мы сравнили расправу над командой и её тренером с политическими процессами, то надо бы сказать и о различиях. Во-первых, обвиняемый произнёс заключительное слово после вынесения приговора. Впрочем, это не имело значения, результат его всё равно был предопределён. Во-вторых, он не унижал себя, не каялся в несовершённых грехах, не обещал исправиться и не молил о прощении.