История четвертая. Гарри и Тремудрые тайны
Шрифт:
– Вообще-то, мы собирались поцеловаться в первый раз, сэр, - выдала Гермиона, - в такой романтичной обстановке… А вы… вы все испортили!
И она картинно разрыдалась, уткнувшись в мое плечо. Спасибо, о ее «астме» все давно забыли…
– Уж точно, я ее еле упросил со мной на бал пойти… - мрачно сказал я и обнял подругу, якобы успокаивая, а то она очень уж откровенно хохотала.
– Ладно, у самого личной жизни нет, что другим-то ее портить?
– Эванс!
– рявкнул Снейп.
– Чего? Праздник сегодня, а вы… - горько сказал я.
– Снимайте баллы, что уж там… Отработаем. После каникул в три часа у вас в подземельях, как
Рычание было мне ответом.
– Ну, короче, мы придем, - вздохнул я, и Снейп, схватив Каркарова за локоть, увлек его за собой.
– Чего это Каркаров так нервничает?
– тихо спросила Гермиона.
– Он Пожиратель, - напомнил я.
– Сириус же писал.
– Точно. А раз завелся, значит…
– Лорд поблизости, - вздохнул я.
– Надоел, сил нет!
Мы пошли дальше, но Гермиона почти сразу же схватила меня за локоть и заставила присесть за статуей.
– Я как вас увидел, сразу всё понял, - раздался хриплый от волнения голос Хагрида.
– Что вы поняли, Хагрид?
– промурлыкала басом мадам Максим.
– Понял, что мы с вами… одинакие. У вас кто, отец аль мать?
– Я не понимаю вас, Хагрид…
– У меня — мать. Может, самая последняя в Англии. Я её и не помню толком… она нас бросила. Мне и трёх годков не было. Да и какая из неё мамка! Не в их это обычае. Что с ней сталося? Не знаю. Может, давно померла…
Мадам Максим молчала.
– Как она ушла, отец долго убивался. Крохотный был такой. Я его в шесть лет на комод сажал, коли надоест шибко. Оченно любил его смешить… - Хагрид замолчал. Мадам Максим сидела, не шелохнувшись, и молча глядела на серебристые струи фонтана.
– Отец, конечно, меня растил… а потом взял и помер - я только в школу пошёл. И мне уж тут всё самому пришлось. Дамблдор, однако, помог. Всегда был такой добрый…
Хагрид вытянул из кармана огромный шёлковый платок и деликатно высморкался.
– Что это я всё о себе… Мне про вас интересно. Вы-то по матери, по отцу?
Мадам Максим вдруг поднялась и ледяным тоном произнесла:
– Нужно возвращаться.
– А? Возвращаться? Посидите ещё, я никогда не встречал других, как я…
– Других - это каких?
– Ляпнет ведь сейчас… - прошептала Гермиона, а я кивнул.
– Полувеликанов, конечно, кого же ещё?
– Да как вы смеете, Хагрид?!
– вскричала мадам Максим.
– Такой оскорблений! Полувеликан? Муа? Я… я просто широка в кости!
– Простите, я… я…
Ну, объясняться Хагрид не умел, это уж точно. Он потоптался да и пошел в сторону своей хижины, а мадам Максим, проломившись через кусты, остановилась неподалеку, и вскоре мы услышали приглушенные рыдания.
– Да что ж такое-то!
– сказала Гермиона, встав во весь рост.
– Взрослые… э-э-э… не совсем люди, а ведут себя хуже подростков. Идем, Гарри!
– Ни за что!
– попытался я отказаться, но она, не слушая возражений, поволокла меня за собой.
Мадам Максим, присев на бортик фонтана, горько плакала, уткнувшись лицом в ладони, и на ее шикарную мантию падали слезы размером со сливу.
– Простите, с вами все в порядке?
– спросила Гермиона, остановившись рядом.
– Да… пожалуйста, оставьте меня… - всхлипнула та.
– Минутный слабость…
– У вас, может, минутная, а Хагриду каково?
– вступил я в игру.
– Не знаю, что вы там не поделили, но он же в вас влюбился с первого взгляда!
– Что?
– мадам Максим подняла голову. Даже
– Влю-бил-ся, - раздельно повторила Гермиона и на всякий случай продублировала на французском. Эх, не даются мне иностранные языки… кроме змеиного!
– Думаете, что это он так приоделся и вообще? Ради вас! А вы!..
– Что?
– недоуменно спросила она.
– Да ничего, - сказал я.
– Будто так уж много полувеликанов… Сама судьба вас с Хагридом свела, а вы даже стыдитесь сказать, что той же крови. В кости широка! Кого вы обманываете, мадам Максим? Кем были ваши родители и сколько заплатили за то, чтобы вас считали обычным человеком и даже позволили руководить школой?
– Да как вы смеете, дерзкий мальчишка!
– подскочила она. Темные глаза метали молнии.
– Так и смею, - ответил я (но все же попятился).
– Хагрида чуть в Азкабан не закатали только потому, что он полувеликан, а значит - неблагонадежный. Была тут история, свалили на него, уж очень удобно вышло… А вы вся такая красивая, в драгоценностях, в шелках, на карете, директриса…
– У вас там, наверно, люди более толерантные!
– сказала Гермиона и добавила: - Так вы по какой линии великан-то?
– Тоже… по маминой… - выговорила вдруг мадам Максим. Ну, я это подозревал, потому что наоборот… гм… Нереально.
– Но я только на четверть…
– А почему стыдитесь признаться?
Гермиона в роли психоаналитика - это ужасно! Но жертва этого еще не знала…
– Великаны - злые… - сказала мадам Максим.
– Они как тролли, им нравится убивать. Все это знают. Хотя в Англии все великаны перевелись, я слыхала.
– А что с ними случилось?
– Вымерли, ну и авроры постарались.
– Ну, как-то же Хагридова мама с его отцом сошлась, не убила, - серьезно сказала Гермиона, хотя по глазам ее было видно, она все пытается прикинуть, как же это происходило технически.
– И ваша бабушка. Значит, не все они злые. Так же, как оборотни, правда, Гарри?
– Это уж точно, - подтвердил я.
– Один из лучших друзей моего отца - оборотень. Он хороший человек, просто ему не повезло - его в детстве покусали. Он в этом не виноват.
– И вообще, - добавила Гермиона.
– Профессор Флитвик - полугоблин, это всем известно, но никто на него косо не смотрит. Вы и вовсе школой руководите! Ну и почему нужно стыдиться своего происхождения?
Мадам Максим вдруг резко поднялась на ноги, умылась из фонтана, шумно отфыркавшись, а потом спросила:
– Где живет Хагрид?
– В хижине недалеко от вашей кареты, - указал я.
– Вы же ее видели!
– Я думала, это сторожка.
– Нет, это его жилье, - вздохнул я.
– Только это, мадам… у него там неприбрано. Холостяцкая берлога, ужас, что за бардак!
– Не имеет значения, - ответила мадам Максим.
– Побеседовать можно и снаружи!
Она ушла, сокрушая кусты, а мы переглянулись.
– Подсматривать не пойдем, - предвосхитил я слова Гермионы.
– Сами договорятся, взрослые уже.
Мы побрели обратно в замок. Гермиона уютно привалилась к моему плечу, и я не удержался, поцеловал ее. Сперва вроде бы случайно, в щеку, потом… потом увлекся. Это было так здорово, что я вообще забыл, где мы, как мы тут оказались, а очнулся, только услышав характерное «кхе-кхе». Это был профессор Флитвик, слава всем богам, и он даже не подумал нас штрафовать, а просто жестом указал в сторону общежития. И то, уже светало…