История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима

Спустя примерно сотню лет после начала конфликта он все еще продолжался. Лагашем теперь правил царь по имени Урукагина. Этот Джимми Картер древнего Среднего Востока был первым шумерским царем с социальным сознанием. Но эта великая заслуга была также и его слабостью.

Война с Уммой была не единственной проблемой Лагаша. Серия надписей времени правления Урукагины описывает состояние, в котором находился теперь город. Им правили коррумпированные жрецы и богатеи, а слабые и бедные жили в голоде и страхе. Храмовая земля, которая, как предполагалось, должна была использоваться на благо всего населения Лагаша, была разобрана беспринципными жрецами на собственные нужды, как и национальные лесные угодья, захваченные жадными чиновниками. Простые горожане вынуждены были побираться, а ремесленники не могли получить денег за свою работу и рылись на помойках в поисках куска пищи. Чиновники требовали оплаты за все – от права остричь белую овцу до права на погребение мертвых. Если вы хотели похоронить отца, вам нужно было отдать могильщику семь кувшинов пива и 420 буханок хлеба. Налоговое бремя стало таким невыносимым, что родители были вынуждены продавать детей в рабство, чтобы выплатить свои долги.⁵ «От границ до самого моря сборщик налогов повсюду», – жалуется одна из надписей, выражая разочарование, звучащее весьма современно.⁶

Урукагина уволил большинство сборщиков налогов и уменьшил сами налоги. Он отменил плату за основные услуги, запретил чиновникам и жрецам конфисковывать чью-либо землю или собственность в счет оплаты долга и предоставил амнистию должникам. Он сократил бюрократию Лагаша, которая жирела на казенных хлебных местах (сюда относились главный лодочник, рыбный инспектор и «надзиратель за запасами зерна»). Очевидно, он также ограничил права жрецов, отстранив религию от мирских функций – лишившись таким образом той самой власти, которая позволила Месилиму установить свою стелу от имени бога Сатарана. «Везде от границы до границы, – говорит нам его хронист, – никто не говорил больше о жреце-судье… Жрец больше не вторгался в сад простого человека».⁷

Урукагин намеревался вернуть Лагаш к состоянию справедливости – той, что имели в виду боги. «Он избавил жителей Лагаша от ростовщичества… голода, воровства, убийств, – пишет хронист. – Он установил amagi. Вдова и сирота не были больше оставлены на милосердие могущественных: именно для них Урукагина заключил свой договор с Нингирсу».⁸

Amagi — это клинописный знак, судя по всему, обозначавший освобождение от страха. Он символизировал веру в то, что жизнью горожан Лагаша может править определенный и неизменный закон, а не прихоть власть имущих. Это, хотя и не бесспорно, первое появление идеи «свободы», записанное на человеческом языке. Слово amagi, образно переводимое как «возвращение к матери», описывает желание Урукагины вернуть город Лагаш в прежнее, более чистое состояние. Лагаш Урукагины стал бы городом, который чтит желания богов – особенно покровителя города Нингирсу. Это был бы тот Лагаш, каким он являлся когда-то в идеализируемом прошлом. С самых давних времен ностальгия по сияющему, никогда не существовавшему прошлому идет рука об руку с социальными реформами. [57]

57

Как только ученые-шумерологи предложили такую интерпретацию клинописного знака, сам знак немедленно был принят как логотип «Фондом Свободы» (Liberty Fund) – доказав, что ни одна хорошая социальная реформа не уходит неиспользованной. (Прим. авт.)

Для самого Урукагины в этом не было выгоды. Невозможно на дистанции почти в пять тысяч лет узнать, что было у него на уме – но его действия показывают набожного человека, во имя своей веры отвергающего любую мысль о политической выгоде. Однако именно моральная чистота Урукагины оказалась политически самоубийственна. Борьба со злоупотреблениями в среде жрецов сделала Урукагину непопулярным среди религиозной элиты собственного города. Каждый шумерский царь правил с помощью двойного совета старейшин и молодежи; совет старейшин неизбежно состоял из богатых землевладельцев города. Именно эти люди, лугали («великие домовладельцы») Лагаша, жестоко критиковались в надписях Урукагины за плохое обращение с бедными соседями.⁹ Вряд ли они переносили такое публичное поношение без возмущения.

Тем временем трон старого врага Лагаша, Уммы, был унаследован жадным и амбициозным человеком по имени Лугалзаггеси. Он пошел на Лагаш и атаковал его, и город Урукагины пал.

Очевидно, завоевание прошло легко, с очень слабым сопротивлением города. «Энлиль, царь всех земель, отдал царскую власть над этой землей Лугалзаггеси, – заявляет победная надпись, – [и] направил на него глаза всех, от земель, где всходит солнце, до земель, где оно садится, [и] бросил всех людей ниц перед ним… Земля возрадовалась под его правлением; все вожди Шумера… склонились перед ним».¹⁰

Слог этой надписи предполагает, что жрецы не только Лагаша, но также и Ниппура, священного города Энлиля, действовали заодно с завоевателем.¹¹ Могущественные жрецы Ниппура наверняка не были в восторге от урезания власти священнослужителей на юге: то был очень дурной прецедент. И если собрание старейшин не помогало свержению Урукагины, оно наверняка не стало энергично бороться на его стороне. Его реформы привели политическую карьеру, а возможно, и саму его жизнь, к прискорбному финалу.

Рассказ, записанный на табличке, уверяет в справедливости Урукагины, обещает, что за доброго царя последует отмщение: «Умманит разрушил здание Лагаша, – предостерегает писец, – но он совершил грех против Нингирсу; Нингирсу отрежет руку, поднятую на него». Запись заканчивается мольбой к божественной сути лично Лугалзаггеси, прося, чтобы даже эта богиня поразила Лугалзаггеси из-за совершенного им греха.¹²

Воодушевленный легкой победой над Лагашем, Лугалзаггеси занялся дальнейшим расширением своих владений. Он провел двадцать лет в походах, сражаясь по всему Шумеру. По его собственному высказыванию, его владения раскинулись «от Нижнего моря, вдоль Тигра и Евфрата и до самого Верхнего моря».¹³ Назвать это империей, вероятно, было бы преувеличением. Хвастовство Лугалзаггеси о правлении землями до Верхнего моря – по-видимому, лишь ссылка на эксцентричный поход, который он совершил к Черному морю.¹⁴ Но не подлежит сомнению, что Лугалзаггеси осуществил самые амбициозные замыслы, чтобы объединить все города Шумера под своей властью.

Пока Лугалзаггеси обозревал свою новую империю, повернувшись спиной к северу, оттуда подоспело возмездие.

Сравнительная хронология к главе 12

Глава тринадцатая Первый военный диктатор

В Шумере между 2334 и 2279 годами до н. э. виночерпий Саргон строит империю

В городе Киш виночерпий по имени Саргон строил собственные планы, как создать империю.

Саргон был человеком уклончивым и скрытным. В описании, которое фиксирует его появление на свет, голос Саргона говорит:

Мать мою подменили, отца я не знал,Но брат отца любил горы – наверное,Мой дом находился в зеленых горах, [58] Скрыв тяжесть, мать родила меня тайно.Она положила меня в корзину,И запечатала крышку смолой. [59] Затем столкнула корзину в реку, которая нежно меня приняла,Вода вынесла меня к Акке, и водонос, спасибо ему,Поймал ту корзину, когда наполнял свой кувшин,Он принял меня, как сына, заботился обо мне.И сделал меня садовником в царском дворце.¹

58

Эта строка литературно говорит: «Моим городом был Азупирану», но Азупирану – не реальный город, как объясняет археолог Гвендолин Лейк, специалист по Ассирии; речь идет о гористой местности на севере, где росли ароматические травы (азупирану). См. книгу Лейк «Месопотамия: изобретение городов» (Gwendolyn Leick, Mesopotamia: The Invention of the City, p. 94). (Прим. авт.)

59

Каждый, кто ходил в воскресную школу, немедленно задаст вопрос – какое отношение имеет эта история к истории о Моисее? Я рассуждаю на эту тему в главе 32. (Прим. авт.)

Эта история о появлении на свет ничего не говорит нам о происхождении Саргона. Мы не знаем ни его национальности, ни его имени в детстве. Имя «Саргон» никак не помогает нам, так как он сам взял его себе позднее. В первичной форме «Шаррумкин» означает просто «Законный царь» и (как и большинство торжественных заявлений о законности) лишь показывает, что его носитель, безусловно, не имел никаких законных оснований для притязаний на власть. [60]

Если Саргон пришел с плоскогорий, он мог быть скорее семитом, чем шумером. Семиты с запада и юга смешивались с шумерами на месопотамской равнине с самого начала возникновения поселений; как мы заметили ранее, десятки семитских заимствованных слов появляются в очень ранних записях шумеров, и самые первые цари Киша имели семитские имена.

60

Имя Шаррумкен, произносимое как Шаркен, пишется на иврите Саргон; оно появляется у Исайи в гл. 20:1 (относясь к Саргону II, который принял имя своего великого предка пятнадцатью столетиями позднее, примерно в 700 году до н. э.), и ивритский вариант стал наиболее известной версией этого имени. (Прим. авт.)

Тем не менее существовали реальные различия между шумерами юга и семитами, которые в основном жили на севере – двумя расами, предки которых пришли в Месопотамию давным-давно из различных частей региона. На семитском языке, состоящем в родстве с более поздними языками Израиля, Вавилона и Ассирии, говорили на севере; на юге, в шумерских городах, говорили и писали на шумерском – языке, не связанном ни с одним другим из известных нам. Даже в тех районах, где шумеры и аккадцы перемешались, некоторые расовые различия все-таки существовали. Когда за полтора века до этого Лугуланнемунду из Адаба изгнал эламитов и временно утвердил себя над «четырьмя четвертями» Шумера, тринадцать человек из правителей шумерских городов, которые объединились против него, кичились шумерскими именами.²