История Древнего мира. От истоков Цивилизации до падения Рима
Шрифт:
«великий царь, царь мира, доблестный герой, который движется вперед при поддержке Ашшура; тот, который не имеет противника во всех четырех частях света, благородный пастырь, могучий поток, которому никто не может противостоять… тот, который победил всех людей на земле… чья рука покорила все земли и одолела все горные гряды»7
Отставив высокопарность, видим, что Ашшурнасирапал все-таки завершил одно дело, которое не завершили его предки. Он пробился к Евфрату и затем пересек его. «Я пересек Евфрат во время половодья на кораблях, сделанных из шкур, – записывает он. – Я прошел вдоль Ливанских гор и… омыл свое оружие в Великом море».8 Это был тот же самый жест победы, который продемонстрировал
Путь повел его прямо через северную границу Израиля, который находился под управлением царя по имени Омри. Омри не занимает много места в библейском рассказе, который уделяет больше внимания его равнодушию к законам бога: все, что мы узнаем из Первой книги Царств – то, что Омри отобрал трон севера у другого претендента и был более порочным, чем любой царь до него.9 Но если выражаться в политических терминах, Омри был великим воином и строителем (он построил Самарию, новую столицу Севера), первым израильским царем, которого с почтением упомянули в надписях другой страны: надпись царя Меши на камне, найденном за рекой Иордан на территории племени, известного как моавитяне, печалится, что Омри «много лет смирял Моав».10 Он был достаточно сильным правителем, чтобы Ашшурнасирапал, который подчинил довольно много мелких государств по пути к берегу и даже требовал дань с финикийских царей Тира и Сидона, не рискнул напасть на него.
Теперь территория Ашшурнасирапала простиралась до Евфрата, оттуда узкой полосой до берега Средиземного моря и вниз, доходя до портового города Арвад. Он никогда не заявлял права ни на Тир, ни на Сидон, чьи цари были дружественны к Израилю; он также не нападал на Вавилон. Он прошел вдоль Евфрата на юг, до принятой тогда границы между Ассирией и Вавилонией, и там разграбил приграничный город, чтобы устрашить вавилонян – однако не пошел дальше.
Несомненно, его репутация следовала впереди него. В словах и действиях Ашшурнасирапале в полной мере проявилась радость, доставляемая жестокостью, которая была присуща почти каждому ассирийскому царю, следовавшему за ним. «Я воздвиг колонну у городских ворот, – объясняет Ашшурнасирапал, записывая свои деяния в городе, который восстал и убил своего ассирийского намест ника, – и я содрал кожу с главарей мятежа против меня и обтянул колонну их кожей. Я замуровал остальных в центре колонны, а некоторых я посадил на колы и установил их вокруг колонны. Внутри города я содрал кожу еще с многих других и покрыл их кожами стены. Что касается представителей царской семьи, я отрезал им члены».11
Эти действия каждый раз варьировались: в других случаях он наваливал груды отрезанных носов и ушей, выдавленных глаз, привязывал головы к виноградным лозам во всех садах захваченных городов, как грязные гниющие фрукты. «Я сделал одну колонну из живых, – говорит он об одном особо гнусном ассирийском изобретении, когда живых пленников укладывали друг на друга и покрывали глиной, чтобы образовалась колонна. – Я отрезал им уши и пальцы, у многих выдрал глаза… их юношей и девушек я сжег».12
После двадцати пяти лет царства террора Ашшурнасирапал II умер и оставил трон своему сыну Салманасару, третьему правителю с таким именем. Салманасар III продолжил кампанию по захвату земель западных семитов, расположенных западнее Евфрата. Как и его отец, Салманасар пересек Евфрат «во время паводка» (это, похоже, стало моментом гордости) и двинулся «к берегу моря, где восходит солнце», там он «омыл в море оружие».13 Однако, в отличие от отца, он не отклонился от северного Израильского царства.
Парадоксально, но к этому времени Израиль выглядел сильнее, чем когда-либо. Сын Омри Ахав унаследовал трон отца и, видя нарастание угрозы со стороны Ассирии для его востока и севера, заключил стратегический брак с дочерью финикийского правителя Сидона. Эта принцесса, Иезавель, стала не просто женой, но его главной царицей, которая значительно усилила финикийско-израильский союз против ассирийской армии.
При осуществления своих политических соображений Ахав совершил несколько весьма глупых поступков. Он выказал практическое желание чтить, кроме иудейского бога других богов, включая Ваала – главного бога финикийцев и ряда других западно-семитских племен и городов. Это завоевало ему симпатии не только Тира и Библа, но также городов, которые лежали между Израилем и приближающимися ассирийцами. Но вместо того, чтобы успокоить собственный народ, продолжая по-прежнему
поклоняться Яхве, он позволил своей финикийской жене собрать и убить всех жрецов Авраамова бога. Около сотни из них спаслись и спрятались в горах на востоке; из этого убежища они стали призывать израильтян восстать против своего неверного царя.Главным среди жрецов, выступающих против Ахава, был пророк Илия – неистовый человек, облаченный в шкуры животных, который избежал попытки Иезавели убить его и делал все, чтобы скинуть нечистого монарха. Для этого он помазал молодого израильского воина по имени Иегуда быть избранником бога в качестве следующего царя и дал ему божественное разрешение убить Ахава, Иезавель и всех членов царского дома.
После возникновения такого накала ненависти израильтян к собственному царю (и, что еще более опасно, к его жене-иностранке) [151] не удивительно, что арамейский царь Дамаска решил использовать этот внутренний разлад в качестве благоприятной обстановки для осуществления своего нападения на Израиль. Он собрал людей тридцати двух арамейских кланов и с этими огромными объединенными силами вышел навстречу относительно малым силам Израиля: «Израильтяне расположились напротив них, – описывает нам автор I Книги Царств, – как два крохотных стада коз, в то время как арамеи занимали всю округу».
151
Как показывают последующие события, Ахав пользовался достаточной поддержкой у своих подданных, чтобы без проблем разгромить войско Дамаска, а затем остановить Салманасара. Конфликт со жрецами Яхве был в первую очередь отражением его противостояния с верхами израильской аристократии – которые явно не пользовались популярностью в народе. (Прим. ред.)
Несмотря на подавляющее превосходство арамеев, армия Израиля, ведомая Ахавом – который, не будучи особо набожным, был тем не менее чрезвычайно опытным командиром – смогла заставить арамеев отступить. Царь Дамаска заключил с Ахавом договор о сохранении мира между арамейским и израильским царями в течение трех лет.
На третий год Салманасар выступил к израильской границе. Израиль был готов. Ахав вел в бой своих израильских солдат (включая очень важную кавалерию), финикийские войска союзников с берега и людей, посланных царем Дамаска, который не хотел оказаться следующей жертвой ассирийской экспансии. К ним присоединились египтяне; пятый фараон Двадцать второй династии Осоркон II явно боялся, что Ассирия, преодолев земли западных семитов, захочет двинуться вниз, вдоль берега Средиземного моря, в Египет.
Войска столкнулись у города Хархар в 853 году. Трудно узнать точно, что произошло затем. Салманасар III заявил о своей победе: «Я заставил кровь своих врагов литься в долину, их трупы устилали землю», – хвастал он в надписи, известной как Монолитная Надпись.14 Но ассирийские барельефы, изображающие битву, показывают очень необычные сцены: вражеские солдаты, рвущиеся вперед по телам мертвых ассирийцев.15 Обычно ассирийские изображения показывают мертвых врагов и живых своих воинов – здесь же рисунки намекают на совсем другой исход.
Вдобавок, несмотря на заявление Салманасара, он не продвинулся дальше в земли западных семитов в течение оставшихся тридцати лет своего правления. Финикийские города, израильские земли и Дамаск оставались свободными от ассирийской экспансии.
Вероятнее всего, битва стала затяжной и настолько тяжелой для Ассирии, что Салманасар решил отступить. Вожди западных семитов вернулись в свои города, а египетские войска направились назад, в родную землю, которую вскоре опять охватила гражданская война. Египет, занятый внутренними проблемами, на несколько лет исчез с международной сцены.
Однако Ахав не остановился. Вероятно, воодушевленный сверх всякой меры своим успехом при защите страны, после битвы при Хархаре он решил, что наступил подходящий момент для выступления против своего союзника – царя Дамаска. Ахав обратился на юг, к Иосафату, царю Иудеи, и попросил его прибыть к нему на север и присоединиться при нападении на пограничный город Рамот-Гилеад, который лежал сразу за израильской границей, на арамейской территории, защищенной договором.
Иосафат, пра-пра-правнук Соломона, правил территорией, которая состояла из земель большого племени Иуды и малого племени Вениамина – землей, известной собирательно как «Иудея». Он не обладал большой военной мощью, но так как Рамот-Гилеад лежал почти точно на границе севера с югом, союз с Иосафатом позволил бы Ахаву совершить двойной охват города.