История этических учений
Шрифт:
850
Подобно нравственным системам B.C. Соловьева и Н.О. Лосского, Кропоткин строит свою этику также на основе трех начал, “первичных данных” или “условий”: 1) инстинкта общительности-взаимопомощи; 2) понятия справедливости-равноправия и 3) нравственного чувства, условно обозначаемого как самоотверженность - великодушие. Инстинктивное начало нравственности Кропоткин возводит к природным данным естественного отбора, в котором он усматривает не только борьбу за существование, но также фактор общительности и взаимопомощи (первое начало этики). Основываясь на обширном фактическом материале, он показывает, что, наряду с “межвидовой борьбой”, существует “внутривидовая взаимопомощь”. Причем, если борьба за существование одинаково ведет как к прогрессивному, так и к регрессивному развитию, как к улучшению, так и к ухудшению рода, то фактор взаимопомощи представляет силу, всегда ведущую к прогрессу и совершенству. Отсюда Кропоткин приходит к выводу, что наши представления о высшем
Второе, разумное начало этики Кропоткин связывает с понятием справедливости, истоки которой он усматривает в “золотом правиле нравственности”. Согласно Кропоткину, требование справедливости коренится в природе человеческого разума, являясь следствием “двустороннего или двухполушарного строения нашего мозга”. Эта особенность определяет склонность нашего ума во всем “искать равноправия”. Отсюда Кропоткин выводит идею анархии, показывая, что безначалие возможно только при условии признания и господства нравственных начал жизни. Развитие принципа справедливости Кропоткин прослеживает на материале истории нравственных учений, рассмотрению которых посвящена значительная часть первого тома “Этики” (гл. 5-13).
Третье начало этики определяется Кропоткиным как некое высшее нравственное чувство, традиционно обозначаемое словами “альтруизм”, “самопожертвование”, “великодушие” и т.п. Но ни одно из них не выражает подлинного источника нравственного чувства, так как не в состоянии передать “непреоборимую внутреннюю потребность в нравственном самовыражении”. Согласно Кропоткину, истинный смысл нравственного чувства наиболее точно удалось
851
выразить французскому философу Ж.М. Гюйо. Учение Кропоткина во многом развивает и интерпретирует идеи французского мыслителя. Высшее нравственное чувство определяется как некий избыток жизненной силы, стремящейся выразиться в действии и побуждающей человека к радостной и бескорыстной самоотдаче. В этой связи “категорический императив” этики Кропоткина гласит: “Расточай энергию чувств и ума, чтобы распространить на других твой разум, твою любовь, твою активную силу”. .
Этика марксизма. Этическая парадигма марксизма формируется первоначально в виде “онтологической антитезы моралистическому мировоззрению” (Г. Флоровский). Отсюда - исходное скептическое отношение русских марксистов к самим терминам “мораль” и “этика”, что впоследствии вылилось в критику морали как “фетишистской” формы сознания, подлежащей преодолению при социализме (А.А. Богданов), в понимание морали как простых правил целесообразности (Е.А. Преображенский), оправдание морали интересами построения коммунизма (В.И. Ленин) и требованиями классовой борьбы, политической целесообразности (Л.Д. Троцкий). Отсутствие специальных трудов по этике у русских марксистов привело к тому, что в России широкое распространение получили работы немецких социал-реформаторов - Л.Вольтмана, К.Форлендера и особенно К. Каутского, книга которого “Этика и материалистическое понимание истории”, выдержавшая в период с 1906 по 1922 гг. одиннадцать изданий, сыграла определяющую роль в становлении и развитии марксисткой этики в России в первой четверти XX в. Этическая концепция Каутского, представляющая собой соединение идей марксизма, кантианства и дарвинизма, была официально дезавуирована только в ходе философской дискуссии 1926-1930-х годов.
Становление и развитие марксистской этики проходило под влиянием этических идей Канта; причем само это влияние носило весьма завуалированный характер, что позволяет говорить о своеобразном марксистском “криптокантианстве”. В формальном отношении этика Канта призвана была восполнить гетерономность моральных норм социализма. Основанием для этого стала, подмена эмпирического субъекта социалистической нравственности трансцендентным субъектом коммунистической морали, благодаря чему стало возможным подведение кантовского долга под идею коллективных обязанностей и общественного служения. Это в значительной степени определило сходство моралистического деонтологизма, кантовской этики и марксистской идеологии. Деонтологическая моралистика выливается в “теорию” коммунистического воспитания и моральную публицистику в духе стоической героики повседневной жизни. В то же время этический формализм Канта вполне соответствовал духу философской “схоластики” марксизма, позволяющей абстрагироваться от реалий эмпирической нравственности.
852
Формирование этической доктрины марксизма шло по двум направлениям - неортодоксальному и ортодоксальному. Типичным примером первого могут служить этические искания А.В. Луначарского (1875-1933). Луначарский с самого начала отверг кантианский реформизм “легальных марксистов” и немецких социалистов, отдав предпочтение позитивному реформизму в духе Спенсера и Р. Авенариуса [1]. Он попытался обосновать новый тип морали, обозначенный им как “панидеалистический аморализм”. Фактически это явилось весьма редкой для русской этики попыткой соединения марксизма и ницшеанства
в рамках “новой теории позитивного идеализма”.1 Необходимо учитывать, что Луначарский занимался в семинаре у Рихарда Авенариуса в Цюрихском университете, что наложило существенный отпечаток на его нравственные искания и, в частности, на его концепцию “позитивного этического идеализма”.
В 1906 г. выходят две рецензии Луначарского: “Этика и марксизм”, посвященная книге Каутского, и “Пролетариат и этика”, представляющая собой критический разбор книги Н.Н. Кошкарева “О пролетарской этике”. В этих статьях Луначарский склоняется к ортодоксальной версии марксизма, исходящей из критики объективной науки о нравственности с позиций классовой пролетарской морали. Однако уже в 1908 г. в книге “Религия и социализм” Луначарский пытается обосновать “этический социализм чувства”, развивая идею социализма как религии прогрессивного человечества.
Более последовательной ортодоксальной линии марксистской этики придерживалась A.M. Коллонтай (1872-1952). В своей работе “Проблема нравственности с позитивной точки зрения” (1905) она развивает историко-материалистический взгляд на проблемы источника и назначения нравственности. Обосновывая социальную природу нравственных норм, Коллонтай считает, что они выражают взаимоотношения между обществом и индивидом, обеспечивая на известной ступени социального развития взаимные интересы той и другой стороны. Главным фактором нравственной эволюции является “прогрессирующее развитие связи индивида с социальной группой”. Этот прогресс связан с превращением внешних формальных требований долга во внутреннюю моральную мотивацию личности. “По мере культурных успехов человечества нравственные нормы
853
теряют свою категоричность и из внешних императивов и формальных предписаний долга обращаются постепенно в чувства людей, самостоятельный душевный импульс” [1]. По мнению Коллонтай, чем теснее и гармоничнее будет происходить слияние индивидуальных склонностей с групповыми интересами, тем чаще человек будет руководствоваться не велениями общественно-этических императивов, а свободным влечением своего духовного “Я”. Таким образом, вместо формальной этики долга Коллонтай предпринимает попытку обосновать на почве марксизма позитивную этику внутреннего свободного влечения. Впервые в рамках марксистской этики Коллонтай формулирует проблему гармонии личных и общественных интересов и пытается раскрыть механизм превращения внешних формальных требований долга во внутреннюю моральную потребность личности.
Существенную роль в становлении марксистской этической доктрины сыграла работа Л.И. Аксельрод (1868-1946) “О простых законах нравственности и права” (1916). Сама по себе эта работа стала одним из моментов полемики, вспыхнувшей в 1915-1917 гг. между Г.В. Плехановым и Аксельрод, с Одной стороны, и Л. Мартовым - с другой. Дискуссия развернулась в связи с заявлением Плеханова о том, что действия германской военщины в 1914 г. нуждаются, помимо прочего, в оценке “с точки зрения простых законов нравственности и права”. Позиция Плеханова было подвергнута критике со стороны Л. Мартова, обвинившего его в отступлении от классовой оценки ситуации. Ответом на критику Мартова и стала статья Аксельрод, включившая в себя, помимо полемического содержания, попытку концептуального разрешения данной проблемы. Основным положением ее статьи явилась мысль о том, что простые законы нравственности - это реальный и действенный фактор нравственного развития человечества. “Без признания и подчинения этим простым законам права и нравственности, - утверждала Аксельрод, - немыслимо человеческое существование” [2]. В качестве конкретных примеров простых норм нравственности Аксельрод указывала на такие нормы, как принадлежность к одному и тому же обществу, государству; общая заинтересованность материальным благополучием данного общества; общие черты семейного быта, влияние одной и той же
854
культуры; солидарность интересов большинства членов общества в борьбе против консервативных порядков и др. Вместе с тем Аксельрод подчеркивала, что, несмотря на наличие этих простых норм, мораль классового общества определяется в целом не этими общечеловеческими отношениями, а нравственными принципами, вытекающими из противоречия и борьбы классов. Однако, несмотря на эти оговорки, этическая концепция Аксельрод была подвергнута в марксизме суровой критике. Ей ставили в вину, прежде всего, сближение общечеловеческих элементов морали с категорическим императивом Канта. В конце 20-х годов статья Аксельрод оказалась в центре известной философской дискуссии между деборинцами и механистами и была охарактеризована Дебориным “как ревизия марксизма в духе кантианства”. По иронии истории Аксельрод были предъявлены те же обвинения, которые она сама выдвигала в свое время против “легальных” марксистов: Струве, Бердяева, Булгакова и др. Тем не менее, на протяжении нескольких десятилетий статья Аксельрод оставалась практически единственным источником по проблеме общечеловеческого в марксистской этике и оказала свое позитивное влияние на развитие советской этики 60-х годов, когда впервые в рамках марксизма официально был признан факт наличия простых общечеловеческих норм нравственности.