История Франции т.1
Шрифт:
Тем не менее точка зрения Лучицкого ближе к истине, чем точка зрения Мишле. Самый факт реакционного значения гугенотского движения нисколько не противоречит утверждению Энгельса, ибо французские кальвинисты, или, как их называли современники, «гугеноты религиозные», не совсем одно и то же, что «гугеноты политические» — действительно активные участники религиозных войн во Франции. Реформация, оказавшаяся во Франции по социальному составу буржуазной и частью плебейской, но никогда не ставшая крестьянской, была слишком слаба и не способна на вооруженное выступление. Те же слои, которые выступали с оружием в руках, были организаторами и деятелями борьбы — борьбы, имевшей место во Франции во второй половине XVI в., — это в первую очередь дворяне, лишь временно влившиеся в среду кальвинистов. Они воспользовались организационными формами кальвинистской церкви, но в массе были мало затронуты ее учением. Когда в конце века их ставка была бита и их притязания окончательно провалились, они снова стали переходить массами в королевскую,
Здесь намечается принципиальная разница между гугенотским движением во Франции и Реформацией в Германии. В последней мощное крестьянское восстание грозило феодализму возможной буржуазной революцией, хотя эта возможность оказалась неосуществленной и объективно Реформация усилила феодальных князей. Во Франции, при отсутствии широкого крестьянского движения, инициатива сразу оказалась в руках тех, кто претендовал на роль, аналогичную германским князьям, но их успеху противоречило все предшествующее развитие Франции, тот союз между горожанами и королевской властью, который создал политическое единство Франции и теперь, в XVI в., еще раз отстоял это единство от кандидатов на роль «французских князей» по примеру князей германских.
С другой стороны, мы меньше всего можем сближать, как это делал Мишле, гугенотское движение с Нидерландской революцией, хотя такие аналогии с точки зрения методологической вполне допустимы. Но мы должны иметь в виду, что в Нидерландской революции классом-гегемоном была буржуазия и ее борьба с испанским деспотизмом была подлинно буржуазной революцией. Иным было положение во Франции, где буржуазия не решилась взяться за оружие, не имея поддержки крестьянства, и борьбу начало дворянство, преследуя свои, отнюдь не буржуазные цели, и оно осталось до конца вдохновителем и руководителем движения, а все остальные группировки были лишь в большей или меньшей степени его соучастниками. Но будучи втянутыми в борьбу, одинаково тяжелую для всех, и буржуазия, и крестьянство, и плебейские элементы городов вносили в нее свои собственные требования, защищали свои собственные классовые интересы и, вследствие этого, крайне усложняли обстановку. Главные виновники и зачинщики вынуждены, были менять свое поведение, а в конце концов — и вовсе прекратить борьбу перед лицом народных восстаний.
Если уж искать аналогий, то события второй половины XVI в. во Франции можно сопоставить с событиями не в Нидерландах, а в Германии, и притом в период после крестьянской войны, когда разбитое крестьянство сошло на нет как сила, способная повернуть колесо истории. Во Франции оно не было разбито, но оно в тот период и не способно было на общее революционное выступление. Господствующий класс, распавшийся на ряд группировок, мог до поры до времени спокойно предаваться склокам и раздорам и вести борьбу за власть. В результате этой борьбы могла очутиться у власти вместо одной группы другая, но ничего не меня\ось в классовом существе этой власти. «Возьмите, — говорил В. И. Ленин в 1919 г., — старое крепостническое дворянское общество. Там перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян или феодалов отнять власть и отдать другой» [152] . Поэтому позиция дворянства как накануне, так и во время гражданских войн должна быть рассмотрена в первую очередь.
152
В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 37, стр. 443.
Позиция различных классов в религиозных войнах
В 70-х годах XVI в., когда борьба была в полном разгаре, многочисленные гугенотские публицисты, метавшие громы и молнии против Парижа и короля, устроивших резню Варфоломеевской ночи, обращали внимание на два государства, пример которых им казался достойным подражания, — Англию и Германию. Может показаться на первый взгляд странным, что им порядки этих стран казались почти одинаковыми. Но для XVI в. такая ошибка была простительна. В Англии они видели господство «лучших» людей (optimates, patricii, principes, pares и т. д.), объединенных в Парламенте, в Германии эти же люди господствовали без парламента.
Какова была программа французских «лучших» людей? Крупные сеньоры, главным образом юга Франции, все еще не могли примириться с потерей политических вольностей и готовы были вспомнить времена Лиги общественного блага, выступившей в 60-х годах XV в. под предводительством бургундского герцога Карла Смелого против объединительной политики Людовика XI. «Имя гугенотов, — писал несколько позже венецианский посол во Франции Джовани Микеле, — превратилось в название недовольных, и борьба идет не из-за религии, а из-за „общественного блага“, как во времена Людовика XI» [153] . Почти ту же фразу повторил Гвидо Джанетти, венецианский агент королевы английской Елизаветы в 1560 г. [154] «Франция поглощена только что вспыхнувшей религиозной войной, которая будет хуже, чем война, поднятая Лигой общественного блага в 1465 г. при Людовике XI».
153
N. Tommaseo. Les relations des embassadeurs venitiens, v. I. J. Michele. Paris, 1838.
154
«Calender of State papers» (Engl.), № 931.
Об
этом свидетельствовали не только оценки наблюдателей. Ненависть гугенотов к королю — объединителю Франции, была настолько велика, и, скажем от себя, понятна, что они не могли удержаться от надругательств над останками этого короля. Они разрыли его могилу и развеяли по ветру его прах еще в самом начале религиозных войн. Эти сеньоры охотно переходили в кальвинизм. Реформа сулила им конфискацию церковных земель и — в идеальной перспективе — превращение их в самостоятельных потентатов на манер германских князей [155] .155
[Claude Haton], Memoires de Claude Haton, contenant le recit des evenements accomplis de 1553 a 1582, principalement dans la Champagne et la Brie, publ. par F. Bourquelof, v. I. Paris, 1857, p. 291; Persizet. P. Ronsard et la Reforme. Paris, 1902, p. 49, 50 — протест против осквернения могилы Людовика XI.
Но кальвинизм нужен был им и по другой причине. Многочисленные дворянские свиты знатных родов юга Франции в церковной организации кальвинистской церкви обретали новые узы, которые связывали их с «оптиматами», превращавшимися в пресвитеров новой церкви. На орлеанских штатах 1560 г. группа сеньоров представила королю мемориал, в котором она высказывала мнение, что каждый крупный сеньор имеет право избрать ту религию, которая ему больше нравится, в полном соответствии с постановлением аугсбургского религиозного мира 1555 г., т. е., прибавляли петиционерм, согласно принципу «cujus regio ejus religio» («чья страна, того и вера»).
Для этих сеньоров религиозная война была и потому желательна, что внешние войны предшествующих царствований подняли авторитет королевской власти и дворянство начало уходить из-под влияния своих сеньоров. Теперь во главе своей религиозной общины сеньоры шли на борьбу с королевской властью за свои вольности, а в случае удачи — и за свою политическую независимость. Один из чрезвычайно наблюдательных современников Клод Атон прямо писал, что «крупные гугенотские сеньоры, группирующиеся вокруг Конде, мечтали вовсе не о высоких должностях при короле, но о разделе королевства на ряд самостоятельных провинций, в которых они были бы суверенными, не признающими над собой ни короля, ни кого-либо другого» [156] . Все дело заключалось в том, как далеко пойдет за ними рядовое дворянство и нет ли между интересами сеньоров и дворян такого расхождения, которое помешает дворянству до конца поддерживать этих господ.
156
[Claude Haton], Memoires de Claude Haton…, v. I, p. 291.
Войны показали, что крупные феодалы глубоко ошиблись в своих расчетах на поддержку низшего и среднего дворянства. Если один из деятелей Генеральных Штатов 1576 г. сравнивал гугенотские войны с борьбой германских князей против императора Карла V, то не следует забывать, что политические идеалы рядового дворянства-рыцарства в Германии, наиболее национального из всех сословий, по выражению Энгельса [157] , не имеет ничего общего со стремлением князей к независимости от императора. Как раз наоборот, «чем сильнее была имперская власть, чем слабее и малочисленнее были князья, чем более единой была Германия, тем сильнее было и оно» [158] . Перед французским мелким и средним дворянством не стояла задача политического объединения страны, так как таковое было уже осуществлено. Но значило ли это, что дворянство пойдет за своими сюзеренами, когда последние поставят под вопрос существование единой Франции?
157
См. К Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 393.
158
Там же.
Французский абсолютизм был необходимостью, совпавшей с интересами господствующего класса как целого, и, прежде всего, с интересами рядового дворянства, и поэтому это дворянство, в основном, осталось верным принципу сильной королевской власти, несмотря на то, что оно имело основания быть недовольным существующим порядком. Это недовольство органически присуще строю абсолютной монархии. Ее существование, тем не менее, нисколько не затрагивается этим недовольством, ибо абсолютная монархия в условиях мануфактурного периода капитализма в тех конкретных обстоятельствах, в каких она сложилась во Франции, была для господствующего класса объективно единственно возможной формой обеспечения самого его существования.