История Франции т.1

Увеличению социальной роли северофранкской землевладельческой знати способствовали также и особенности положения городов и торговли. Не достигшие такого расцвета, как на юге, северогалльские города и торговля особенно сильно пострадали в период «великого переселения народов». Из числа римских городов в междуречье Рейна и Луары уцелели далеко не все (Трир, Мец, Турнэ, Реймс, Орлеан и некоторые другие), но и они уменьшились в размерах и утратили свое прежнее значение. Зато они стали местопребыванием католических епископов, расширение прав которых превратило города в своеобразные административные центры. Исчезли многие традиционные отрасли галльского ремесла. Сохранилось (и отчасти даже расширилось) лишь железоделательное ремесло, обеспечивавшее в первую очередь нужды военного дела. Торговые сделки стали редкостью: лишь изредка заезжие купцы (главным образом фризские) привозили небольшие партии товаров, произведенных в Англии или в приморских областях.

Общий упадок торговли и ремесла и натурализация хозяйства сократили ценность всех видов богатства, кроме землевладельческого. Соответственно в Северной Галлии VI–VII вв. была сведена почти до нуля экономическая и политическая роль той части верхов общества, которые не обладали значительной земельной собственностью. Социальный же вес франкской земельной знати от этого еще более увеличился.

Вместе с возрастанием ценности земли увеличивается регламентация прав пользования ею. Собственником пахотной земли во франкских общинах выступает теперь малая семья (хотя ее права собственности остаются во многом ограниченными). Развивается практика отчуждения земельных владений. Между отдельными семьями увеличивается неравенство в объеме прав на землю. Значение этого неравенства состояло не только в чисто имущественном расслоении, но, в не меньшей мере, и в росте различий в социальном престиже. Передавая часть прав на землю своим патронам-магнатам, оскудевшие семьи все более подпадают под их власть. Социальное могущество и земельное богатство магнатов увеличиваются. В середине VII в. в Северной Галлии начинает складываться феодальная вотчина с характерным для нее разделением земли на господскую («домен») и крестьянскую («держания»). Франкская знать (включающая и многих вновь возвысившихся людей) и галло-римская аристократия сливаются, постепенно превращаясь в новый господствующий класс земельной знати.

В общем, изменение социальной структуры, происходившее в VII в. в Северной Галлии, свидетельствовало о зарождении феодального уклада. Он еще далеко не созрел и, тем более, не стал преобладающим среди других общественных укладов. Но обстоятельства его возникновения и развития в северной части Франкского королевства обеспечивали ему здесь наиболее благоприятные условия роста по сравнению с любой из сопредельных областей, в том числе и по сравнению с Южной Галлией.

Социальное развитие юга Галлии имело, как указывалось, ряд особенностей. Франкское завоевание не уничтожило его специфику, так как, установив на юге свою политическую власть, франки ограничились размещением небольшого числа гарнизонов и взиманием налогов. Размеры франкской колонизации в VI–VII вв. были невелики. В ней участвовала в основном верхушка франкского общества, довольствовавшаяся обычно захватом земельных владений бывших вестготских правителей (менее обжитые районы в Центральном массиве и других областях эта колонизация вовсе не затронула). Права галло-римлян на землю отменены не были. Поэтому во многих местах сохранились обширные поместья, уцелевшие с позднеримских времен. Продолжалось широкое использование рабов, юридическое положение которых не изменилось. Действие римского права вообще не было прекращено, и им по-прежнему руководствовались во взаимоотношениях в среде галло-римского населения и при заключении различных сделок. Более прочным, чем на севере, оказалось и положение южногалльских городов. Хотя их число и размеры сократились (население их обычно составляло теперь 1000–5000 человек), они отчасти сохранили значение экономических центров (например: Марсель, Арль, Вьен, Лион, Шалон, Бордо). А роль ремесленников и торговцев благодаря переселению крупных землевладельцев в свои поместья в некоторых городах юга даже выросла (особенно это касалось приморских портов, участвовавших в транзитной торговле предметами восточного производства — шелками, пряностями, украшениями) [41] .

41

См.: P. A. Fevrier. Le developpement urbain en Provence de l'epoque romaine a la fin du XIV siecle. Paris, 1964.

Включение юга в состав Франкского государства вызвало тем не менее ряд глубоких изменений в социальной структуре этой области. Наиболее заметно стали проявляться они к концу VII в. Оседавшие на южногалльской земле франкские дружинники наделялись землей за счет раздробления крупных доменов вестготской и галло-римской знати. Это уменьшало долю крупной земельной собственности в пользу средней. Одновременно преобразовывалась система хозяйства в этих доменах, изменяясь в сторону все более широкого использования труда колонов и испомещенных на землю рабов [42] . Увеличение удельного веса подобного способа эксплуатации отражало тенденцию развития в сторону мелкого земледельческого хозяйства. Еще ярче эта тенденция проявлялась в росте числа свободных мелких собственников. Ими становились те (пусть не очень многочисленные) рядовые франкские воины, которые поселялись на юге Галлии и надел которых вследствие особенно прочного влияния здесь позднеримских отношений вскоре начинал рассматриваться как частная собственность. В число таких мелких земледельцев входили и уцелевшие во время франкского завоевания рядовые вестготы и бургунды, а также потомки свободного галльского крестьянства, особенно многочисленного на юго-западе. Слой мелких свободных земледельцев не был однородным не только с этнической, но и с социальной точки зрения. Те же процессы, которые приводили к его расслоению на севере Галлии, действовали здесь с удвоенной силой, благодаря длительному сохранению позднеримских институтов.

42

C. Fournier. Le Peuplement rural en Basse Auvergne durant le haut Moyen Age. Paris, 1962.

Все эти изменения, накапливавшиеся в течение VI и особенно VII вв., не устраняли, однако, значительного своеобразия общественной структуры в Южной Галлии. Среди трудящегося населения сельские рабы, колоны, вольноотпущенники составляли здесь гораздо большую часть, чем на севере Франкского государства. Верхи общества включали сельскую рабовладельческую аристократию, отчасти — городскую верхушку и епископат; франкская служилая и земельная знать, хотя и обладала политическим верховенством, долгое время была в меньшинстве. Это отражало особенности в самом содержании социальной эволюции севера и юга Галлии в VI–VII вв. В то время как на севере франкские и позднеримские порядки играли примерно равную роль, на юге в их взаимодействии явно превалировал позднеримский уклад. И хотя в процессе распада и синтеза этих двух общественных структур рождались сходные между собой элементы новых общественных отношений, последние еще долго будут хранить на себе «родимые пятна», указывающие на их различное происхождение и мешающие их слиянию.

* * *

Особенности пути, пройденного северными и южными областями Галлии, сказались и на этническом развитии. Различие в соотношении германских и галло-римских элементов обусловливало разницу в этническом типе, в языке, отчасти и в духовной культуре. Благодаря очень значительному преобладанию на юге Галлии галло-римлян и более высокому уровню их культуры латинский язык и элементы светской образованности долго сохраняются здесь и после франкского завоевания. Особенно это касается галло-римской знати. Домашние учителя обучают ее детей классической латыни. И даже в церковных школах изучение классического наследия продолжает играть заметную роль. Латынью пользовались и известные писатели и историки того времени — такие, как выходец из галло-римского сенаторского рода, составитель хроники «Деяния франков» Григорий Турский (влиятельный епископ, приближенный короля Сигеберта), провансальский аристократ Динамий Марсельский, автор многих «Житий», участники литературных кружков, действовавших в VI в. в Арле, Авиньоне, Вьенне, Бордо, Пуатье и других городах Южной и Центральной Галлии. Латинский язык сохранял свое значение и в среде простолюдинов. Об этом свидетельствуют латинские надписи на многочисленных надгробиях VI в., найденных в разных уголках юга Галлии [43] .

43

P. Riche. Education et culture dans I'Occident Barbare Paris, 1962, p. 232–252; E. Salin. La civilisation merovingienne, t. IV, p. 450 et suiv.

Этническая и языковая обособленность германцев сохранялась на юге около столетия. В VII в. они были ассимилированы галло-римлянами. Смешению здесь германцев с галло-римлянами способствовали их совместные поселения, смешанные браки, общая религия. Немалое значение имело широкое использование франкскими королями галло-римской знати в качестве своих советников и чиновников. Документы, исходившие из королевских канцелярий (в том числе сборники формул для различных сделок), составлялись, естественно, по-латыни, ибо своей письменности германцы не имели. Латынь же легла и в основу нового разговорного языка, складывающегося на юге в течение VII–VIII вв. Потомки франков-завоевателей (не говоря уже о бургундах и вестготах, ассимилировавшихся еще раньше) усвоили, таким образом, словарный состав языка, на котором говорило все окружающее население, на котором составлялись и распоряжения королей, и проповеди христианских епископов. Но грамматический строй и фонетика этого нового языка отличались и от классической латыни, и от народной латыни IV–VI вв.

На севере Галлии франкский язык и франкская духовная культура продолжали жить дольше. Уцелевшая галло-римская прослойка была в ряде мест недостаточно многочисленна, чтобы оказать сильное воздействие на франкскую среду. Раздельность германских и галло-римских поселений затрудняла общение. Местное галльское население было здесь романизовано сравнительно слабо. Тем любопытнее тот факт, что, начиная, по крайней мере, с середины VI в., романское культурное влияние начинает все явственнее сказываться и на севере Франкского государства. Объясняется это в первую очередь привлечением франкскими королями к себе на службу администраторов из галло-римской аристократии, а также усилением роли христианства и галло-римского духовенства. К концу VI в. северофранкская знать порой не только говорила, но и читала по-латыни. В VII в. были открыты церковные школы; преподавание в них велось также на латыни [44] . Однако подавляющее большинство северных франков, особенно в деревнях, еще долго продолжали говорить на родном языке. На крайнем северо-востоке Галлии (фламандские районы современной Бельгии), наиболее густо населенном франками, основа этого языка сохранилась до наших дней. В остальных районах разговорная речь, складывающаяся в VII–VIII вв. на основе латыни, удаляется от своего прототипа заметнее, чем на юге. Она пополняется несколькими сотнями германских слов, в первую очередь — в лексике, связанной с военным делом, с названиями предметов домашней утвари, с описанием флоры и фауны. Заметно упрощается построение фразы; сильно изменяется произношение [45] . Северогалльская речь оказывается, таким образом, не совсем похожей на южногалльскую. Даже утвердительная частица «да» на севере и на юге произносилась по-разному. Равнозначное ей по смыслу латинское выражение «hoc illud» южане лишь сокращали, говоря кратко «ос». На севере же фонетическое изменение было глубже: hoc illud сливалось в oil (позднее — в oui). Отсюда появились в дальнейшем и названия этих двух языков: северного — langue d'oil, южного — langue d'oc.

44

Р. Riche. Education et culture…, p. 254 et suiv; idem. De l'education antique a l'education chevaleresque. Paris, 1968, p. 25 et suiv.

45

R. Sedilot. Survol de l'histoire de France, p. 88.

Различия в этническом составе населения в Галлии VII–VIII вв. не исчерпывались особенностями севера и юга. Самостоятельные этнические группы представляли, кроме того, бритты Арморики, в V–VI вв. переселившиеся сюда из Англии, и испанские баски, колонизовавшие в конце VI в. области между Пиренеями и Гаронной (будущая Гасконь).

На территории Галлии складывалось, таким образом, несколько различных народностей [46] . Наиболее многочисленными из них были северофранкская (будущая северофранцузская) и южнофранкская (будущая провансальская). Именно они сыграют впоследствии главную роль в складывании французской нации. В VII–VIII вв. (как и в более позднее время, вплоть до XIV–XV вв.) они различались между собой не только по языку и территориальному расположению, но, как мы видели, и по особенностям социально-экономического строя.

46

См.: А. Д. Люблинская. К вопросу о развитии французской народности (IX–XV вв.). — «Вопросы истории», 1953, № 9.

Тем не менее представление об этнической общности севера и юга Галлии уже зарождалось. И так как господствующую политическую группу первоначально составляли почти повсюду франки, именно их имя постепенно становится, начиная с VII в., общим «самоназванием» населения — независимо от действительного его происхождения. Новое имя появляется и у самой страны. В VII–VIII вв. ее все реже называют Галлией и все чаще «государством франков» (Regnum francorum) [47] .

Особенности социального и этнического развития наложили отпечаток и на духовную культуру севера и юга Галлии. Это видно, в частности, по распространению христианства, число приверженцев которого росло на юге значительно быстрее, чем на севере. Даже после обращения Хлодвига и его приближенных христианизация сельского населения в северных областях шла медленнее, чем на юге. В течение всего VI в. абсолютное большинство галльского крестьянства, особенно на севере, оставалось языческим. Положение изменяется лишь в VII–VIII вв. Постоянная поддержка, оказывавшаяся франкскими королями христианской церкви, позволила ей постепенно укрепить свои позиции. Растет число монастырей (уже к концу VI в. в Галлии было основано около 200 монашеских обителей [48] ). Меровинги раздают им щедрые пожалования. Представители знатных родов создают в своих владениях новые церкви, содействуя проникновению христианства в отдаленные уголки страны. Увеличивается влияние епископов, назначавшихся королями. Облеченные также политической властью, они усердно насаждали новую религию, либо запрещая, либо христианизируя языческие обряды и обычаи.

47

В VI в. возникает уже и укороченная форма этого названия — Frantia, Francia, но им обозначают в это время не всю Галлию, а лишь область наиболее древних франкских поселений в бассейне Мааса и Шельды В VII в. и, особенно, в VIII в. под термином Francia подразумевают иногда уже всю территорию между Рейном и Луарой, включая и Южную Бургундию, но чаще — междуречье Соммы и Луары (см: F. Lot. Naissance de la France. Paris, 1948, p. 196; R. Sedilot. Survol de l'histoire de France, p. 84; R. Folz. Le couronnement imperial de Charlemagne, p 21, 40).

48

G. Fournier. Les Merovingiens. Paris, 1966, p. 95.

Значение христианизации Галлии не ограничивается теми социально-политическими последствиями, о которых говорилось выше. В конкретно-исторических условиях Галлии VI–VIII вв. христианство имело немалое значение для сохранения ряда достижений римской культуры. Проклиная и осуждая «языческую» культуру Рима, христианская церковь вынуждена была в то же время заботиться о сохранении некоторых элементов латинской образованности для удовлетворения своих собственных потребностей. Один из немногих обломков Римской империи, уцелевших в Галлии после ее падения, — церковь оказалась объективно как бы преемницей Рима в отдельных областях культурного развития. Это был ненадежный и «нерадивый» преемник. Но другого не было. И потому именно христианской церкви обязана была Галлия сохранением письменности, спасением хотя бы части накопленных во времена античности врачебных знаний, сведений о мореплавании и т. п. Более того, многие литературные и научные произведения древности дошли до потомков только в копиях, изготовленных по античным рукописям монастырскими писцами, в том числе и галльскими.