История Франции. Том 2 Наследие Каролингов
Шрифт:
Невзирая на все разногласия, естественные, но неразрешимые, по поводу происхождения и назначения замков, зададимся вопросом о значении этого строительства.
Разумеется, идея поставить препятствие в форме стены между собой и противником столь же стара, как и сама война. Поэтому наличие крепостей по мере необходимости не являлось новостью. Норманнские и сарацинские набеги еще больше усилили эту необходимость. Реставрировались старинные разрушенные стены, возводились новые — по инициативе или разрешению властей.
В то же время только ли потребностям обороны отвечали многочисленные строящиеся замки? Их появление влияло на образ действия и общественные структуры. Они становились приметой рассредоточивания функций управления в руках частных лиц. Замок был не только оборонительным сооружением, но и средством утверждения, завоевания, причиной поляризации сил в обществе. Утрата прав и средств заставить уважать чужие права превратила насилие в способ разрешения конфликтов, хотя частные междоусобные войны существовали и в прошлые века. В конце концов король и его уполномоченные считали своим долгом находить мирное решение споров между христианами, и их власть позволяла им достигать мира в большинстве случаев. Более того, воинские подвиги не представляли ценности
В X веке, особенно во второй его половине, распад общественной власти привел к тому, что наиболее сильные захватывали эту власть и использовали ее в своих интересах. Замок служил одновременно и средством, и приметой осуществили я этих интересов. Холм и башня имели корни в земле, высясь над территориальным округом в самом его центре, которым управляли его владельцы. Точно так же и родовая династия была укоренена в этих землях, выросла здесь и набралась сил для дальнейшего развития. Наиболее влиятельные князья доверяли свои крепости людям из ближайшего окружения: Ардуин охраняет Куси для графа Тибо Турского, Готье Мелён для Бушара Вандомского. Предательство Готье, в 991 году перешедшего к Эду из Блуа, стало таким позором, что не только сам охранник замка был повешен, но и факт исключительный! — его жена вместе с ним. Тридцать лет назад молодой человек, которому король Лотарь передал свою крепость в Дижоне и который продался Роберту из Труа, был обезглавлен в присутствии своего отца. Значит, замок был самым цепным из всего, чем владел сеньор.
3. Кто такие «милиты»?
Крепость была приметой власти и фортуны, коагулировав частные владения вокруг реальной власти. Обладатель замка — был ли он представителем кого-то другого или же выступал от собственного имени — сосредотачивал в своих руках властные полномочия и захватывал новые, так как власть принадлежит тому, кто способен взять ее. Обладание замком позволяло роду возвыситься среди других властителей. Поэтому Гуго, приближенный первого Капетинга, владел его замком в конце X века в Аббевиле, а его наследник получил титул графа Понтье. В Бургундии семья, владеющая замком Боже, тоже была весьма удачливой. Сила и принуждение создавали в первую очередь военачальников, чьими услугами пользовались графы. Воины и сами подыскивали себе покровителей. В исторических документах, в хрониках все чаще встречается термин «воины» («milites»). Само по себе слово не ново. «Воинство» («militia») принадлежит церковному лексикону, теологии с давних пор. «Воинство Христово» часто встречается у Святых Отцов. В X веке «милиты» употреблялись сперва в собирательном, обобщенном смысле. Они окружают в церкви графа Жеро из Орийака. Биограф Жеро, Эд из Клюни, использует этот термин не в воинском смысле. Здесь речь идет о ближайших сторонниках графа, лично преданных ему. Милиты — это люди на службе, но сама служба все больше понимается как военная. У Ришера Реймсского милиты (это слово он употребляет только во множественном числе) означают «вооруженные люди». Чаще всего он описывает их как защитников крепостей. Милиты, преданные воины, около 1000 года окружают виконта Гийома из Марселя и побуждают его захватить богатства Сен-Вик гор.
Употребление слова в единственном числе более позднее и для рассматриваемой нами эпохи еще редкое. Истолковать его непросто. Человек, который, по грамотам последней трети века, носил титул «воина», занимал определенное положение в обществе. У него были материальные средства для несения службы, он оказывал честь той влиятельной персоне, у которой в подчинении он служил. Откровенно говоря, мы располагаем весьма скудными фактами на этот счет. Подобный воин Ансу, который около 970 года просит у епископа Жерара Отёнского отдать ему церковь Сент-Мари в Витри, чтобы передать ее затем по наследству своему внуку и правнуку, неся «синодальную» службу, то есть при условии, что церковь будет совершать регулярные службы, — похоже, умел требовать от церковного учреждения удовлетворения своих запросов.
Вокруг такого знатного князя, как граф Эд I из Блуа, также были милиты: это явствует из картулярия аббатства Сен-Пер в Шартре. Вот около 986 года Ардуин, о котором уже известно, что он был виконтом Шартра и описывался в одной грамоте как «человек благородный» и «преданный» графу, награжденный от него «бенефицием». Он подписывает эту грамоту непосредственно вслед за графом следующим образом, весьма простым: «Воин Ардуин». Вероятно, этого было достаточно, чтобы указать на высокое положение такого знатного аристократа, как этот Ардуин, имеющий собственных приближенных. Титул «воина», таким образом, бывал пожалован в дар, ибо он означал почти кровную связь с князем более тесную, чем какие-либо иные отношения с приближенными. Воину граф достаточно доверял, чтобы делегировать ему часть своих полномочий, в частности, в военной области. Так было около 990 года, с неким Ротроком, «вступившим в ополчение и присягнувшим графу Эду». Обозначение остается все еще неустойчивым. Грамота 984 года подписана неким Теду и ном; и ни он, ни его еще живой отец никак более не обозначены. Через десять лет он подписывается как «воин», и непосредственно после Эда. Несомненно, став преемником своего отца, приближенного графа, он за свои заслуги получил право именоваться «воином».
Таким образом, до 1000 года воины, как следует из документов, были устойчивой социальной группой, занимающей высокое положение в обществе и идущей сразу вслед за графами, то есть за влиятельными должностными лицами, выступавшими некогда от имени короля. Ибо и среди князей уже не срабатывали старые регуляторы закона и справедливости, а их приближенные все больше вынуждены были сражаться, утверждаясь путем применения силы. Такие милиты, которым князья доверяли свои крепости, отряды всадников, посылаемые с какой-нибудь миссией — юридической, дипломатической, — сами являлись влиятельными правителями, часто знатного происхождения.
Однако ясно, что до 1000 года существовали воины, вооруженные люди, используемые в военных действиях и при охране замков. В документах им никогда индивидуально не давался титул воина: на самом деле они стали так называться только лишь в поздних текстах уже XI века. Ришер Реймсский, к примеру, не называет титула своего отца. Однако в окружении
королевы Герберги он явно выступал как искусный военачальник. Именно ему в 958 году было поручено взять Моне, и он посылает туда «людей, обученных им самим военному искусству». Явный воин, но без титула — Готье Обья, солдат-пахарь из Оверни, написавший около 980 года свое завещание. Он передавал аббатству Сосийанж лучшее из своего состояния — поле, виноградник, вино, и главное — свою лошадь; брату Жерару он оставлял свою кольчугу, оцененную в значительную сумму в пятнадцать су — сто восемьдесят серебряных монет, которые в течение десяти лет Жерар раздал соседским священникам. Этот воин наверняка происходил из сельских тружеников и преуспел в своем деле, так как имел лошадь и оружие. Воины происходили также из обнищавшей семьи или же были отпрысками младшей ветви рода, которая стала лишней в процессе прямого наследования. Так получилось с воином Эраком, описанным около 1030 года монахом из Музона в его повествовании о событиях предшествующих пятидесяти лет. Этот Эран «унаследовал от своих предков щедрость и благородство», однако сам он принадлежал «к захудалой ветви» своего рода. Поэтому он поступил на службу к более могущественному, чем он сам. Воином именовался также и Бюршар, который, если верить хронике Сансского аббатства Сен-Пьер-ле-Виф более позднего времени, владел около 950 года крохотной крепостью Брей.Короче говоря, термин «милиты», «воины», малоупотребительный в X веке, означал тогда вассалов первого уровня. Следом за ними смутно различаются люди, еще более многочисленные, тоже способные воевать, имеющие лошадь, меч, панцирь и достаточные ресурсы — либо земельный надел, либо вознаграждение от своего сеньора, либо то и другое вместе.
Все чти фигуры были, разумеется, мирянами, и, как правило, свободными от повинностей, которые вельможи в своих интересах все больше и больше перекладывали на плечи тех, кто трудился и производил. Отсюда родилась идея, оправданная для целого ряда регионов, что эти воины, столь различные, образовывали отдельную социальную труппу — служилую аристократию. Но будем очень осторожны в своих выводах по поводу X века. В Каталонии, например, все свободные люди, то есть почти все мужское население, имели право, и даже обязанность, носить оружие. Война традиционно оставалась делом каждого. И та страсть, с которой здешние аристократы относились к своим лошадям и обмундированию, нисколько не означала, что они были столь кровожадны: войны в Каталонии того времени были очень редкими.
4. Местная аристократия
Бездействие во многих краях королевской власти, перераспределение и дробление функций управления более четко выявили присутствие местной аристократии, которая находилась в тени в эпоху Каролингов, лучше всего заметно ее благородное происхождение на юге Луары. Прежде всего, местные монографии об этой части королевства, очень солидные, свежие и многочисленные, содержат ценные сведения на этот счет и скрупулезно исследуют малейший текст, извлекая из него максимум информации. Затем, и главным образом потому, что здесь франкская аристократия была представлена меньше, чем на севере. Несколько графских династий, назначенных королем, пустивших здесь корни благодаря своим личным качествам, это Гильгельмиды, Раймундины, Бозониды, Рамнульфиды и некоторые другие. Вплоть до начала X века они, судя по документам, владели всем. Иногда позади них, чаще рядом с ними, а иногда и против них можно уже различить фигуры, группы, давно обосновавшиеся в этих краях, которых вынуждены признать князья и которые владели большей частью земли, имели знатных предков, являясь представителями чисто южной цивилизации и культуры.
Когда распадается королевская власть, когда наступает брожение среди самих князей, тогда на сцену выступают местные представители, большие и малые. Откуда появился, к примеру, этот Эбб, занявший видное место в Берри? У него не было никакого особого титула, когда он основал у себя в Деоле в 917 году монастырь, порученный аббату Бернону из Клюни. Его отец и дед сами как будто имели владения в этих краях. Сеньоры из Деоля были также известны в долине Эндр, и более давно, чем династия Гийома Благочестивого на юге Луары, вассалом которой был Эбб. В склепе церкви Деоля будут вскоре помещены мощи святителей Берри Леокадия и Люции, к которым принадлежала будто бы могущественная семья из Деоля, владеющая на протяжении двух поколений архиепископством Бурж. Эмар де Бурбон тогда не был ни графом, ни виконтом, ни поверенным, ничем, что относило бы его к франкской системе управления. Он был просто сыном Эмара. Его называют, но крайней мере однажды, «сиятельнейшим воином», что ставит его почти рядом с герцогом Аквитанским, его господином. Он чувствует себя как дома в Алье, а из собственных владений он в 915 году жертвует Клюни область Сувиньи. Граф Жеро из Орийака сам был королевским чиновником, который, несмотря на просьбы Гийома Благочестивого присягнуть ему на верность, остался лично преданным королю франков. Жеро был не менее знатным овернцем благородного происхождения. Его род вел свое начало от святого Ириея, чьи добродетели были известны в этих местах триста пятьдесят лет тому назад. Тем самым он был связан с галло-римской аристократией времен Григория Турского. Иначе говоря, с античностью периода ее расцвета, когда Овернь в изобилии рождала Галлии императоров и святых. Имея столь блестящее происхождение, Жеро обладал и особыми привилегиями, и значительной земельной собственностью. Аббат Эд из Клюни, написавший биографию Жеро около 925 года, то есть почти через пятнадцать лет после смерти своего героя, в молодости также близкий к Гийому Благочестивому, — отмечает, что граф мог отправиться из Руэрга в Канталь, на расстоянии около двухсот километров, каждый вечер останавливаясь в своих владениях, что предполагает наличие хотя бы десяти таковых в одном только этом направлении. И еще многих — в других местах. Подобные владения не были нажиты благодаря одной графской должности. Жеро, знатный овернец, имел свободные земельные наделы, как имели или присвоили их и другие местные аристократы: Дальмас, виконты-аббаты из Бриуда после 930 года; виконты Клермона, откуда был родом выдающийся епископ Этьен II; или эти сеньоры, владеющие землями в Оверни, — семья Меркёр, от которых произошел аббат Одилон из Клюни, семьи Полиньяк, Гюйо. В Оверни X века, отмечает К. Лорансон-Роза, всегда жила римская античность, едва прикрытая тонким франкским покровом: город, право, язык, может быть, костюм, земельные владения, происхождение собственности, народная память, церковная организация, верования — все носило отпечаток древнего Рима. Здесь лучше всего сохранилось общество V века, в сравнении с Фландрией или Нормандией.