История Галльской войны

36. Пораженный всем этим, К. Титурий, видя вдалеке Амбиорикса, ободряющего своих воинов, посылает к нему своего переводчика Кн. Помпея с просьбой пощадить его и войско. Амбиорикс сказал посланному: «Если легат Титурий хочет с ним переговорить, то это можно; он надеется добиться у своих соотечественников, чтобы они пощадили Римских воинов. Что же касается его, Титурия, то он может не сомневаться в своей безопасности, за которую он, Амбиорикс, ручается». Титурий сообщает раненому Котте свое намерение – идти на свидание с Амбиориксом в надежде исходатайствовать у него жизнь свою и воинов. Котта сказал, что он не пойдет к вооруженному врагу, и остался при своем мнении.

37. Сабин приказал следовать за собой находившимся при нем военным трибунам и сотникам первых рядов. Когда они приблизились к Амбиориксу, тот приказал им положить оружие. Сабин повиновался и приказал то же сделать его сопровождавшим. Пока толковали об условиях и Амбиорикс намеренно тянул время, Сабин и его свита были мало-помалу окружены и перебиты. Тогда Галлы по своему обычаю испустили радостные крики, ударили с силой на наших и смешали их ряды. Л. Котта и большая часть воинов погибли, храбро сражаясь; остальные удалились в лагерь, откуда вышли. Тут Л. Петросидий, носивший орла, теснимый многочисленным неприятелем, бросил орла в лагерный окоп, а сам, храбро сражаясь перед ним, был убит. С трудом наши защищались до ночи; с наступлением ее, не видя никакой надежды на спасение, они перебили друг друга до смерти все до одного. Немногим удалось уйти из сражения, по малоизвестным лесным тропинкам добраться до зимних квартир легата Т. Лабиена и сообщить ему известие обо всем, что случилось.

38. Возгордясь этой победой, Амбиорикс спешит с конницей в землю Адуатиков, соседнего ему народа. Он шел и день и ночь, приказав пехоте следовать за собой. Он возмутил Адуатиков, рассказав о том, что случилось; на другой день он отправился к Нервиям, убеждая их «не упускать столь благоприятного случая для упрочения за собой навсегда вольности и отмщения Римлянам за причиненные ими обиды. Два их легиона и значительная часть войска погибли. Нетрудно внезапным нападением истребить один легион под начальством Цицерона, стоявший на зимних квартирах. Он, Амбиорикс, берется в этом случае быть им помощником». Такими убеждениями он без труда склоняет Нервиев на свою сторону.

39. Немедленно разослали гонцов к Центронам, Грудиям, Левакам, Плевмоксам, Гейдунам (все эти племена признают над собой власть Нервиев) и собрали значительные силы, как можно больше. Они неожиданно устремились на зимние квартиры Цицерона, еще не знавшего о судьбе, постигшей Титурия. И здесь невозможно было воспрепятствовать, чтобы несколько наших воинов, ушедшие из лагеря в лес за дровами и материалами для укрепления, не достались в руки неприятеля. Окружив наш лагерь своими многочисленными полчищами, Эбуроны, Нервии, Адуатики и прочие их друзья и союзники попытались взять его приступом. Наши немедленно взялись за оружие и стали на вал. С трудом в этот день наши выдерживали натиск неприятеля, полагавшего всю надежду на успех в поспешности нападения; они уже мечтали этой победой навсегда обеспечить свою независимость.

40. Цицерон немедленно посылает к Цезарю письмо с известием о случившемся и обещает посланным в случае успеха большие награды. Но его гонцы были перехвачены неприятелем, преградившим все пути. В течение ночи наши воины с невероятной быстротой из леса, заготовленного для укрепления, воздвигли более 120 башен и довершили укрепления лагеря, где они казались недостаточными. На другой день неприятель с еще большими силами приступал к лагерю, заваливая его рвы; наши упорно защищались, так же как и накануне; это повторялось в течение многих дней. Для наших не было ни минуты покоя ни днем ни ночью; отдохновения не знали ни больные, ни раненые; все готовили средства к обороне на следующий день, приготовляли множество заостренных, обожженных с конца кольев и служащих для обороны стен копий, увеличивали высоту башен, поправляли зубцы вала и парапет с помощью хвороста. Сам Цицерон, несмотря на свое весьма слабое здоровье, ночью не давал себе покоя, так что воины почти насильно заставляли его поберечь себя и сколько-нибудь отдохнуть.

41. Тогда старейшины Нервиев, из которых некоторые видались прежде с Цицероном и были с ним дружны, попросили у него свидания. Получив на этот предмет дозволение, они говорили Цицерону в том же смысле, как Амбиорикс Титурию: «Вся Галлия взялась за оружие, Германцы перешли Рейн; все Цезаревы и другие зимние квартиры Римлян в настоящее время – предмет нападения. Сабин уже погиб. В доказательство истины своих слов они ссылаются на Амбиорикса. Безрассудно было бы, – говорили они, – надеяться на помощь от тех, кто сам не знает, как себя защитить. Но они так расположены к Цицерону и к народу Римскому, что желают только избавиться от зимних квартир и не дать укорениться этому обыкновению; а потому они дозволяют Римлянам без вреда удалиться с зимних квартир, в какую сторону они пожелают». Цицерон на это отвечал только следующее: «Не в обычае народа Римского принимать условия от вооруженного врага. Если же они сложат оружие и пошлют послов к Цезарю, то он (Цицерон) возьмет на себя за них ходатайство и надеется, что Цезарь не откажет по врожденной ему справедливости в их законных требованиях».

42. Видя, что эта хитрость не удалась, Нервии окружили наш лагерь валом высотой в одиннадцать футов и рвом глубиной в пятнадцать футов. Они выучились этому в прошлогодней кампании от нас и от некоторых взятых ими у нас пленных. Не имея для этого готовых железных орудий, они мечами обрубали дерн, а землю таскали руками и в полах своих одежд. Из этого можно сделать вывод, как велико было количество неприятелей, если им потребовалось менее трех часов работы, чтобы сделать окоп на 35 миль в окружности. Потом они воздвигали башни в высоту вала, готовили осадные косы [5] и черепахи [6] по наставлению наших пленных.

5

Осадная коса – длинное железное, на конце загнутое оружие, служившее для разрытия насыпей и вытаскивания камней из стены, чтобы она осыпалась.

6

Черепаха – деревянная машина на колесах, в которой находился aries; она была покрыта свежими кожами или лубками для безопасности находившихся в ней людей. Когда она приближалась к стене, то выдвигался телец, поражавший стену.

43. На седьмой день осады при сильном ветре неприятель начал бросать из пращей на шалаши наших солдат, по Галльскому обыкновению покрытые соломой, раскаленные куски глины и железные стрелы, накаленные докрасна. От них загорелись шалаши, а сильный ветер разнес вскоре огонь по всему лагерю. Неприятель бросился с радостными криками к нашим укреплениям, как будто уже на верную победу, стал придвигать к валу башни и машины (черепахи) и по лестницам взбираться на вал. Но таковы были доблесть и присутствие духа наших воинов, что, несмотря на окружавшие их потоки пламени, несмотря на осыпавший их град неприятельских стрел, несмотря на потерю всего своего имущества, пожираемого огнем, не только ни один не оставил своего поста на валу, но даже не поглядел назад, а каждый сражался с усиленным жаром. День этот был для нас самым опасным и трудным; зато неприятель понес также в течение этого дня величайший урон убитыми и ранеными: он стоял у нашего вала до того тесной толпой, что задние ряды не представляли передним возможности отступить. Пламя уже начало утихать, когда неприятелю удалось придвинуть к самому валу одну из башен; находившиеся напротив этого места сотники третьей когорты отступили и всем своим воинам приказали сделать то же; они знаками и криками приглашали неприятеля проникнуть в лагерь, но никто из Галлов не дерзнул. Наши пустили тогда множество камней в неприятеля, сбили его, а башню сожгли.

44. В этом легионе было два сотника отличной храбрости, один Т. Пульфион, а другой Л. Варен; оба имели право стоять в первых рядах. Между ними было постоянное соперничество и шла жестокая война о первенстве. Пульфион, сражаясь храбро с укреплений, обратясь к Варену, сказал: «Что ты колеблешься, Варен? Когда ты отыщешь место доказать свое мужество? Пусть нынешний день порешит наш всегдашний спор!» Сказав это, Пульфион вышел за укрепления лагеря и бросился в самую плотную толпу неприятелей. Варен также не остался в лагере и, дорожа общим мнением о своей храбрости, поспешил за Пульфионом. Подойдя к неприятелю на близкое расстояние, он бросил дротик и пронзил им выбежавшего вперед Галла. Тот пал бездыханным, товарищи прикрыли его щитами, а в Пульфиона бросали стрелы, не давая ему возможности отступать. Щит его был пробит насквозь, и острие стрелы загнулось на самом его поясе. Удар был так силен, что ножны свернулись с места и правая рука Пульфиона с трудом доставала меч. Галлы окружили его, пользуясь его замешательством. Варен, забыв свои неприязненные отношения к Пульфиону, поспешил ему на помощь. Внимание Галлов обратилось на него и бросила Пульфиона, думая, что он получил смертельную рану. Варен обнажил меч и, встретив врагов, одного убил, а прочих заставил отступить, но, продвигаясь вперед, попал в яму и упал. В эту минуту Пульфион поспешил на помощь Варену, окруженному Галлами, и оба сотника, совершенно без вреда для себя поразив множество неприятелей, возвратились в лагерь и были осыпаны похвалами товарищей. Таким образом, в этой борьбе судьбе угодно было, чтобы они оба выручили и спасли друг друга, и вопрос о том, кто из них превосходит храбростью, остался нерешенным.

45. Чем продолжительнее и упорнее была осада нашего лагеря, тем положение наше становилось затруднительнее (ежедневно число защитников убавлялось вследствие множества раненых) и тем чаще отправлял Цицерон письма и гонцов к Цезарю; большая их часть попадала в руки неприятеля, и наши посланные гибли в мучениях в виду нашего лагеря. У нас находился один Нервий знатного прохождения, по имени Вертикон; он с начала осады перешел к нам и поклялся Цицерону в верности; он уговорил одного из своих рабов обещанием свободы и богатого вознаграждения доставить Цезарю донесение Цицерона. Тот, обернув им дротик, незаметно, как Галл, прошел между Галлами и прибыл к Цезарю, который только тогда узнал об опасности, какой подвергаются Цицерон и его войско.

46. Цезарь получил донесение Цицерона в одиннадцатом часу дня; в ту же минуту он послал гонца в землю Белловаков к квестору М. Крассу, находившемуся на зимних квартирах, милях в двадцати пяти, с приказанием выступить в полночь и спешить к нему на соединение. М. Красс выступил в поход немедленно по получении приказания. Другого гонца Цезарь отправил к легату Г. Фабию с приказом идти в землю Атребатов, через которую надлежало идти Цезарю. Цезарь написал и Лабиену, чтобы он, если это возможно без ущерба для интересов Римского народа, шел со своим легионом в землю Нервиев. Остального войска Цезарь решил не дожидаться по причине отдаленности его помещения; около четырехсот всадников он взял с ближайших зимних квартир.