История гражданского общества России от Рюрика до наших дней

Стоит упомянуть и о том, что в Лаврентьевской летописи под 1169 г. упоминается о «свободе», предоставленной Великому Новгороду «прежними князьями». А. А. Шахматов считал, что запись под 1169 г. подтверждает получение Новгородом от Ярослава Мудрого «каких-то особенных прав».

Таким образом, можно констатировать, что русские князья на протяжении как минимум трех веков – от Михаила Черниговского до Ивана Грозного – не сомневались в реальности Ярославовых грамот. [27]

27

Подробный разбор всех «за» и «против» подлинности Ярославовых грамот дан в: Петров А. В. От язычества к Святой Руси: новгородские усобицы: К изучению древнерусского вечевого уклада. Монография. СПб.: Изд-во Олега Абышко, 2003. 352 с.

По мнению Б. Д. Грекова, «…новгородцы получили от Ярослава какую-то великую хартию вольностей…», хотя мы «и лишены возможности точно формулировать содержание грамот…». [28] Как представляется, такая параллель с английской Хартией вольностей, проведенная известным историком, весьма характерна.

Великая хартия вольностей, которой так любят потрясать поклонники западной демократии, была подписана королем Иоанном Безземельным в 1215 г. – почти на 200 лет позже Ярославовых грамот. При этом важность последних для формирования в России гражданского общества никак не меньшее, чем для Великобритании – Хартии, которая считается старейшей частью некодифицированной британской конституции.

28

Греков Б. Д. Революция в Новгороде Великом в XII веке // Ученые зап. ин-та истории РАНИОН. Т. IV. М., 1929. С. 13–14.

Академик В. Л. Янин так оценивает предоставленные Ярославом Мудрым новгородцам льготы: «Главное в них состоит в том, что были установлены четкие границы государственной деятельности князя и боярской верхушки города. Боярство было провозглашено неподсудным князю, была признана власть бояр над концами города. Князь же оставался судьей над прочими категориями свободных граждан, объединенных в сотни». [29]

Профессор И. Я. Фроянов подчеркивает, что эти льготы «отвечали ожиданиям не только знатных людей, но и рядовых новгородцев». [30]

29

Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения… С. 231.

30

Фроянов И. Я. Древняя Русь. С. 111–112.

На конституционный характер Ярославовых грамот указывает В. В. Пассек, который утверждается, что «каждый князь, управлявший Новгородом, делался уже поэтому не князем в том значении, в каком он был для других частей Руси: ведя жизнь новгородскую за пределы, очерченные Ярославом, он делался оскорбителем святости прав, нарушителем скрижалей, дарованных новгородцам предком его. Поэтому-то новгородцы, как хранители скрижалей своих, должны были быть старшими над князем, судьями его, не позволяя добровольно ни малейшего нарушения в распоряжениях Ярослава: князь правит Новгородом не иначе, как по Ярославовым грамотам. Новгородцы требуют этого, готовые, во имя грамот Ярослава, на все. Вот отношения, в которые Ярослав поставил потомков своих к Новгороду». [31]

31

Пассек В. В. Новгород сам в себе // ЧОИДР. Кн. 4. 1869. С. 5–6.

Со временем новгородская «конституция» все больше ограничивает княжескую власть и возвращает политическую систему города к дорюриковым временам.

Н. И. Костомаров считал, что «в общем значении эта грамота давала или, лучше сказать, возвращала Новугороду старинную независимость – право самоуправления и самосуда, освобождала Новгород от дани, которую он платил великому князю киевскому, и предоставляла Новгороду с его землей собственную автономию. Мы имеем много грамот новгородских с половины XIII века до конца XV, – каждая заключает в себе больше или меньше, в главных чертах, повторение предыдущей: они ссылаются на грамоту Ярослава, как на свой первообраз. Нет никаких оснований сомневаться в действительности этой первообразной грамоты. Прошло после Ярослава много веков; Новгород, охраняя свою независимость и гражданскую свободу, постоянно указывал на Ярославовы грамоты, как на свою древнюю великую хартию. Имя Ярослава было всегда священным в Новгороде». [32]

32

Костомаров Н. И. Русская республика (Севернорусские народоправства во времена удельно-вечевого уклада. История Новгорода, Пскова и Вятки). М.; Смоленск, 1994. С. 31–32.

Стремление новгородцев «заморозить» эту архаическую систему фиксирует и другой исследователь древнего Новгорода, М. Б. Свердлов: «Экономический, социально-политический и правовой статус избираемого Новгородом князя конституировался в предварительно заключенном договоре. Формуляр договоров был традиционен, что свойственно средневековой ментальности, для которой критерием истинности являлась старина… Нормы этих соглашений стремились максимально ограничить возможности внедрения князя и людей его двора в новгородские социально-экономические, политические и правовые структуры». [33]

33

Свердлов М. Б. К изучению господской земельной собственности в Новгороде XIII–XIV вв. // Новгородский исторический сборник. СПб., 2003. № 9 (19). С. 133.

На то же, по существу, указывает и В. Л. Янин. «В 1136 году, – пишет он, – после знаменитого новгородского восстания, происходит новое размежевание власти между боярами и князем. Впервые провозглашен приоритет боярской власти, установившей свое право приглашать угодных и изгонять неугодных князей. Однако пределы их деятельности в Новгороде всё больше сжимаются, пока, наконец, не замыкаются в границы загородной городищенской резиденции. В конце XII века из-под контроля князя уходят административные сотни с их торговым и ремесленным населением. В Новгороде создается новый государственный пост выборного на вече тысяцкого, который становится представителем всех свободных горожан Новгорода, исключая бояр и непосредственно зависимых от них людей». [34]

34

Янин В. Л. Очерки комплексного источниковедения. С. 233.

И уже совершенно прямо говорит о тождестве Ярославовых грамот с «рядом», заключенным новгородцами с варягами Л. В. Черепнин, который утверждает, что грамоту, выданную Ярославом новгородцам, можно трактовать как регулирование «взаимоотношений между двумя мирами, местным и пришлым», как «“ряд” между новгородским обществом и корпорацией варягов». [35]

Академик В. Л. Янин также проводит параллели между договором новгородцев с Рюриком и «грамотами Ярослава», более того, указывает, что договор с Рюриком был для последних «исходным». Он пишет, что они, «в отличие от исходного договора с Рюриком, сохранились на протяжении следующих столетий – именно на них приносили клятву приглашаемые в Новгород князья». Содержанием грамот Ярослава было «подтверждение действенности существовавших норм отношений новгородцев и князя», предусматривавших «исходное условие ограничения княжеской власти в Новгороде», которое «заложило основы его своеобразного устройства». [36]

35

Черепнин Л. В. Русские феодальные архивы XIV-XV веков. Ч. 1. С. 239–254.

36

Янин В. Л. Как устроен «вечевой строй»… С. 72, 79; У истоков новгородской государственности // Вестник РАН. 2000. Т. 70. № 8. С. 675–676, 680–681.

Таким образом, мы видим, что договор новгородцев с Рюриком был исходной точкой юридического оформления той политической системы, которая господствовала в Великом Новгороде на протяжении нескольких веков до того момента, когда великий князь Московский наложил свою тяжелую длань на вечевой колокол и новгородские свободы. По мнению ряда весьма известных историков, Ярославовы грамоты носят «конституционный характер». Можно, конечно, поспорить с тем, что они «заложили основы своеобразного устройства» Новгорода. Скорее, как нам представляется, эти документы позволили зафиксировать почти на пять столетий ту древнюю социальную систему, которая была характерна для западной ветви славянских племен и не получила широкого распространения только по причине уничтожения этих племен наступавшими с запада франками, а затем – германцами.

Но, несомненно, данная система была более демократична, чем известные нам политические устройства средневековых западноевропейских политий, таких как Венеция, Генуя или (поставим и его в этот ряд) Ганзейский союз, ставший наследником знаменитой балтийской славянской Венеты. При этом надо заметить, что как Венеция и Генуя, так и Ганза были созданы на землях, потерянных славянами в тысячелетней борьбе с западной экспансией, [37] и уже потому их политическое устройство, несомненно, имеет общие корни с социально-политическим устройством Великого Новгорода, основными насельниками которого стали те же племена славян, пришедшие с Южной Балтики. Именно традиции западнославянского народоправства легли в основу республиканского устройства как европейских средневековых республик, так и Господина Великого Новгорода, но в Новгороде они сохранили больше сходства со своим славянским прототипом в силу кровного, племенного родства.

37

Подробней об этом см.: Манягин В. Г. Святые равноапостольные Кирилл и Мефодий. Русское слово и русская книга в истории Отечества. М.: Книжный мир, 2014. 320 с., илл.

Глава 3. Вече и власть

В чем выражались на практике эти традиции, мы можем увидеть, ознакомившись с таким институтом древнерусского социально-политического устройства, как вече.

Считается, что термин «вече» произошел от славянского втъ – «совет». Однако слово «вече» имеет и другое прочтение – «вяче» («больший», «лучший»). О том, что эти написания взаимозаменяемы, свидетельствует наличии двух вариантов написания имени Вячеслав/ Вечеслав («более славный», «знаменитый»). «Словарь личных имен» указывает, что последняя форма (Вечеслав) носит более архаичный характер, [38] и до сих пор распространена именно у западных славян, которые, как уже говорилось выше, населяли земли, на которых затем появились Венецианская и Генуэзская республики. Например, известного югославского военного и политического деятеля ХХ века звали Вечеслав Холевац (хорв. Ve'ceslav Holjevac). Таким образом, не будет натяжкой предположить, что славянское народное собрание вече переводится на современный русский язык как «высшее», «наибольшее» – в смысле верховного органа власти.

38

http://dic.academic.ru/dic.nsf/personal_names/513/Вечеслав