История и география загробного мира

Сохранилась и другая, спорная, но соблазнительная для трактовки информация, по которой создание шумерской цивилизации (а значит, и заселение шумерами преисподней) произошло почти полмиллиона лет тому назад. Об этом пишет живший в конце четвертого – начале третьего веков до нашей эры вавилонский ученый, жрец бога Мардука, Берос. Он сообщает, что еще до Потопа шумерами правили десять царей-долгожителей, общий срок деятельности которых исчисляется в 432 тысячи лет. Если принять сообщение ученого жреца за истину, то первые шумеры относились к какой-то из разновидностей Homo erectus – человека прямоходящего. Не исключено, что их можно классифицировать как гейдельбергских людей – предшественников неандертальцев. Как мы уже говорили, неандертальцы заботливо провожали своих покойников в загробный мир. Известно даже одно захоронение гейдельбергских людей, хотя оно относится к несколько более позднему времени (около 300 тысяч лет назад) и является единственным и спорным.

Но кем бы ни были первые шумеры, вылепленные из глины (или, по одной из версий, выросшие из-под земли, как трава), с территории Междуречья этот народ стал поступать в «Страну без возврата» с конца четвертого тысячелетия до нашей эры. Археолог Леонард Вулли при раскопках города Ур обнаружил кладбище, на котором шумеры хоронили своих покойников на протяжении почти всего третьего тысячелетия. Вулли исследовал около тысячи четырехсот могил. Шумеры попроще брали с собой в царство Эрешкигаль орудия труда, оружие, посуду с едой и питьем, ларцы, браслеты, ожерелья… В сжатых руках лежащие на боку люди обязательно держали у самого рта кубки. Видимо, содержавшийся там напиток помогал преодолеть трудности загробного пути. Для преодоления водных преград во многие могилы были положены модели лодок. Интересно, что грабители, обчистившие могилу царя Абарги, не тронули две лежавшие на самом виду серебряные лодки: вероятно, они побоялись, что эти лодки могут их самих привезти во владения Эрешкигаль раньше положенного богами срока.

Царица Шубад отправилась в последний путь на деревянных погребальных носилках с золотым кубком в руках. Она вступила в царство мертвых, наряженная в драгоценный головной убор из золота. Ее голову обвивала восьмиметровая золотая лента, три венка – из золотых колец и листьев и стеклянных цветов – были перевязаны нитями сердоликовых и лазуритовых бус. Парик закреплялся золотым гребнем. Царица взяла с собой цилиндрическую печать из лазурита, на которой было выгравировано ее имя. Печать – это предмет, который старались прихватить с собой в загробный мир очень многие шумеры: видимо, она была необходима в работе бюрократического аппарата Эрешкигаль. Впрочем, возможно, Шубад намеревалась иметь собственную канцелярию. Она взяла с собой трон, украшенный львиными головами из листового серебра. Жизнь царицы в загробном мире должны были украшать многочисленные вазы из золота, серебра и алебастра, чаши, масляные лампы, серебряные жертвенные столики… Туалетные принадлежности и золотые шкатулки с косметикой указывают на то, что в «Стране без возврата» Шубад собиралась существовать отнюдь не в виде бесплотной тени. Взятые ею доска и камни для настольной игры, возможно напоминающей шашки, наводят на мысль о популярности интеллектуальных игр в шумерском загробном мире.

Ездить по царству Эрешкигаль было, вероятно, принято на ослах и на волах. В начале третьего тысячелетия там произошла небольшая транспортная революция: волокуши на полозьях начали сменяться колесными телегами. По крайней мере, нарядная повозка Шубад, украшенная мозаикой и золотыми барельефами львов, стояла на полозьях. А похороненный прямо под ее склепом царь Абарги (возможно, ее муж) хотя и умер несколько раньше, но, будучи сторонником прогресса, предпочел ездить по загробному миру в двух четырехколесных повозках – новейшем слове техники.

Естественно, что Шубад не собиралась лично управлять запряженными в волокушу ослами, как и Абарги не сам ухаживал за волами, влекущими его телеги. В царстве Эрешкигаль сохранялось имущественное и классовое неравенство, и рядом с повозкой царицы были уложены два мертвых конюха; столько же возниц должно было служить и ее супругу. Всего же Шубад взяла с собой свиту из двадцати пяти человек. За царем Абарги последовали шестьдесят мужчин и женщин. Оба повелителя вступили в загробный мир, сопровождаемые роскошно одетыми дамами и придворными, слугами, вооруженными воинами и несколькими арфистами. Есть основания думать, что они последовали за своими повелителями не только добровольно, но и очень охотно. Изумление археологов вызвал тот факт, что позы, сохраненные слугами и придворными в гробницах шумерских царей, не наводят на мысль о возможном сопротивлении и насильственной смерти. Ученые убеждены, что эти люди сошли в гробницу живыми и устроились в удобных и непринужденных позах. Возможно, после этого они выпили снотворное и были заколоты во сне, избежав мучительной агонии. Во всяком случае, археологические находки дают основание полагать, что в загробном мире шумеров царят патриархальные добродетели и властители пользуются любовью своих подданных.

К сожалению, добрый царь Абарги, сохранив в загробном мире свиту, повозки и лодки (их, как мы уже писали, грабители унести побоялись), потерял большую часть своего имущества. Строители, сооружавшие поверх его гробницы усыпальницу для Шубад, проломили свод и вынесли все драгоценности.

Шумерская преисподняя недаром называлась «Страной без возврата», и если для попавших туда богов еще имелась возможность выйти наружу, оставив вместо себя заместителя, то у людей такой возможности не было. Живые в царство Эрешкигаль не попадали, а мертвые наружу не выходили. Правда, согласно шумерскому тексту «Гильгамеш и ива» и его аккадскому варианту «Энкиду в преисподней», слуга царя Гильгамеша, Энкиду, сошел в подземный мир живым, но выйти наружу он уже не смог. Причем, насколько известно авторам настоящей книги, это был единственный прецедент.

Сам Энкиду под землю отнюдь не торопился и отправился туда вынужденно. Дело в том, что у царя Гильгамеша имелся замечательный барабан, сделанный из древесины ивы, посаженной на берегах Евфрата еще в те далекие времена, когда небо только отделилось от земли. Впоследствии дерево было пересажено в город Урук самой богиней Инанной с тем, чтобы Гильгамеш изготовил из него кресло и ложе для богини. Гильгамеш так и поступил, а из остатков древесины сделал для себя барабан и палочки. Звуком этого барабана он созывал жителей Урука на работу. Но по молитве местных дев, не отличавшихся трудолюбием, и барабан, и палочки провалились в преисподнюю. Девы наслаждались бессрочным отдыхом, но благоденствие Урука оказалось под угрозой. Принести барабан обратно на землю вызвался Энкиду. Гильгамеш дал слуге ряд ценных указаний, как вести себя в царстве Эрешкигаль, чтобы иметь шанс на возвращение:

Если ты спустишься под Землю,Моему наставленью ты следовать должен:Чистой одеждой не облачайся —Они узнают, что ты чужестранец.Добрым елеем не умащайся из сосуда —На его запах они к тебе соберутся……Сандалии на ноги не надевай ты —Шума в преисподней ты не должен делать…

Кроме того, путешественнику было запрещено целовать любимых жен и детей, сошедших в преисподнюю до него. Что касается нелюбимых жен и детей, то их в преисподней возбранялось избивать – потустороннее законодательство было много гуманней тогдашнего земного. Также в преисподней по не вполне ясным причинам не рекомендовалось бросать на землю дротик и носить посох. Все это дает вдумчивому этнографу определенное представление о семейно-брачных отношениях, гигиенических традициях и моде царства Эрешкигаль. Судя по всему, бурное проявление чувств в шумерской преисподней было не принято и могло обратить на себя общественное внимание. Избиение нелюбимых жен и детей тоже не приветствовалось. Ношение чистой одежды и умащение елеем в царстве Эрешкигаль были редкостью. Не пользовалась популярностью и обувь, раз шум сандалий грозил привлечь особое внимание к пришельцу. Все это вступает в некоторое противоречие с археологическими находками, которые говорят о том, что шумеры и аккадцы, переселяющиеся в иной мир, брали с собой и обувь, и нарядную одежду, и косметику. Впрочем, не исключено, что они делали это лишь постольку, поскольку были мало знакомы с традициями преисподней, и что впоследствии эти одежды и шкатулки пылились без употребления… Из письменных источников известно, что облачение в чистые одежды и умащение тела или статуи покойного елеем входили в погребальный ритуал шумеров. Но эта информация не слишком противоречит сообщению Энкиду, поскольку известно, что шумерская преисподняя была местом пыльным – в эпосе о Гильгамеше говорится, что там «засовы и двери покрыты пылью», – и обитатели загробного мира могли достаточно быстро потерять свой ухоженный вид.

Энкиду, естественно, нарушил все данные Гильгамешем заповеди и даже не удержался от рукоприкладства по отношению к нелюбимой покойной жене и ребенку. После чего ему пришлось остаться в царстве Эрешкигаль навсегда. Произошло это не по воле богов, желавших наказать нечестивца, а по естественным причинам:

Когда Энкиду из земли захотел подняться, —Н'aмтар его не держит, демон его не держит,Страж Нергала беспощадный его не держит —Земля его держит.

Тщетно Гильгамеш бегал из храма в храм и молил богов о спасении верного слуги. Один лишь бог Эа (Энки) откликнулся на просьбу царя, но и он не мог пойти против закона. Эа лишь попросил Нергала открыть отверстие в земле, чтобы дух злосчастного Энкиду мог выйти на поверхность и рассказать Гильгамешу о быте и нравах преисподней.

Нергал исполнил просьбу старого бога, и дух Энкиду встретился с Гильгамешем. Друзья обнялись, но потом Энкиду подтвердил, что, несмотря на объятия, он всего лишь дух, а тело пребывает под землей: «как старое платье, едят его черви», и «полно оно праха». Тем не менее со слов Энкиду выяснилось, что в загробном мире все обстоит не так уж и плохо и достаточно справедливо.

«Того, кто сына родил, видал ты?» – «Видел,Он в Земле утешен, хлеб он вкушает».«Того, кто трех сыновей родил, видал ты?» – «Видел,Он в Земле утешен, пьет он воду».«Того, кто четырех сыновей родил, видал ты?» – «Видел,Его кормят и поят, веселится его сердце».

Еще лучше оказалась участь того, кто родил пятерых сыновей, – «во Дворец он входит». Самой завидной, вероятно, была загробная судьба человека, родившего семерых, – такие упоминаются, но их воздаяние для нас остается загадкой: текст испорчен. Убитый в сражении будет утешен сразу отцом, матерью и склонившейся над ним женой… Но все эти загробные радости предстоят лишь тем, о чьей участи позаботились живые. Энкиду довелось видеть того, «чье тело брошено в степи», – «его дух в земле не имеет покоя». И совсем уж жалкий жребий ожидает того, чей дух не чтим потомками: