История кавалерии. Вооружение, тактика, крупнейшие сражения
Шрифт:
Вначале французы упорно сопротивлялись, насколько это возможно для стоящей на месте конницы против такого активного противника, наседающего на них со всех сторон. Все же, наконец, некоторые из них начали поворачивать назад, и вскоре их примеру последовали все эскадроны.
Вместо того чтобы контратаковать, чтобы восстановить равновесие, резерв присоединился к отступавшим, вскоре все галопом двигались к Якобсталю, и вся равнина покрылась отдельными скачущими конниками. Ни одно подразделение не сохранилось в сомкнутом строю, французскими конниками началась сущая охота, многие из них падали с лошадей и захватывались в плен.
Наконец мы подошли к линии французских кирасир, вышедших из леса, внушительность их сомкнутого строя заставила нас остановиться без всякой команды. Не произнеся ни слова, совершенно
Генерал де Брак говорит следующее о действиях казаков в качестве легкой кавалерии: «Казаки представляли огромную опасность, прежде всего для тех наших офицеров, которые производили разведку. Многие среди них, особенно офицеры Генерального штаба, посылавшиеся для рекогносцировок и специально отобранные начальством, предпочитали привозить сведения, собираемые ими у местных жителей, а не приближаться к расположению противника, неминуемо подвергаясь нападениям казаков. Благодаря им император иногда просто не представлял реальное состояние дел». Данное свидетельство как нельзя лучше убеждает в результативности этой иррегулярной кавалерии.
Не менее показательно и мнение французского генерала Морана, свидетельствующее о значении казаков в войне 1812 года. Он пишет: «Эти дикие всадники не знают о наших дивизиях и других формированиях, о наших регулярных построениях, о том порядке, который мы так чрезмерно ценим. Они крепко сидят в своих седлах, сжимая лошадь ногами и упираясь в широкие стремена, служащие им хорошей опорой, когда они действуют оружием.
Они вскакивают в седла и мгновенно переходят из состояния покоя в полный галоп, во время этого галопа лошади как бы вторят их мастерству, становясь единым целым. Эти люди всегда настороже, они перемещаются с необычайной скоростью, их потребности минимальны, они преисполнены воинственным духом.
Какое великолепное зрелище представляла французская кавалерия, сверкающая золотом и сталью под лучами июньского солнца, вытянувшись в линию вдоль берегов Немана, преисполненная рвением и отвагой! Какое глубокое прискорбие возбуждает воспоминание о маневрах, которые ее напрасно утомляли в борьбе с казаками, ранее презираемыми, но сделавшими для России больше, чем все регулярные армии этой империи!
Каждый день их видели на горизонте, где они вытягивались в длинную линию, в то время как их доблестные наездники подходили и к самым нашим рядам. Мы строились и выступали навстречу этим линиям, которые в тот момент, когда мы приближались к ним, исчезали, и на горизонте больше не виднелось ничего, кроме берез и сосен.
Но спустя час, когда наши лошади кормились, атака возобновлялась, и черные линии снова появлялись, происходил тот же самый маневр, приводивший к тому же результату. Именно таким образом удалось вымотать и истощить самую прекрасную и храбрую кавалерию, боровшуюся против этих людей, которых она поначалу презирала, но которые были равны ей по храбрости. Их действий оказалось достаточно, чтобы спасти империю, и именно они явились ее реальными спасителями и опорой.
Чтобы подвести итог нашим страданиям, следует добавить, что наша кавалерия была более многочисленной, чем кавалерия казаков, что ее поддерживала самая легкая, храбрейшая и тщательным образом организованная артиллерия, чем когда-либо, но и она оказалась обреченной на смерть!
Далее заметим, что командующий нашей конницей, пользовавшийся наибольшим восхищением среди всех героев, озаботился тем, чтобы во время каждого маневра его поддерживала самая бесстрашная пехота. Тем не менее казаки вернулись с трофеями и покрытые славой на плодородные берега Дона. В то время как земля России была усеяна кирасами и вооружением наших воинов, таких храбрых, таких решительных, таких преданных процветанию нашей страны».
Интересен и поучителен тот факт, что казаки в 1813 и 1814 годах вооружались и действовали почти совершенно аналогично американской коннице, использовавшейся во время Гражданской войны в США 1861–1865 годов. В кампаниях на Эльбе и Рейне казаки сражались часто как конная пехота. Ссылаясь на особую роль подобных войск, мы только приведем следующее письмо прусского гвардейского уланского ротмистра Ганцауге капитану Нолану:
«Большую часть прошедшей войны против французов я был прикреплен к донским казакам. Вначале
они практически не использовали огнестрельное оружие. Оказавшись в Западной Европе, казаки быстро поняли преимущества огнестрельного оружия, особенно когда приходилось сражаться на пересеченной и сложной местности, и стали вооружаться ружьями французской пехоты, которые подбирали на поле сражения.В результате они приобрели обычай спешиваться там, где поз воляли условия, и таким образом вступать с противником в рукопашную схватку. Мне самому довелось видеть их действующими таким образом, они разбивали кавалерию и даже пехоту, превосходящие их по численности, если они нападали на них поодиночке [78] .
78
То есть или на кавалерию, или на пехоту, когда они не взаимодействовали.
В этих случаях пехота особенно опасалась оставшейся верхом части казаков, которые прикрывали коноводов и держались по возможности ближе к спешенным казакам, постоянно готовым сесть на коней и броситься на противника, если он отступал или был выбит из своего укрытия. Именно подобной манере ведения рукопашной я полностью приписываю успех этих казаков во время кампаний на Эльбе и на Рейне и их повсеместно признанное превосходство, во всех видах аванпостной службы и военных действиях малой войны, приобретенное над кавалерией противника».
Австрийская, прусская и английская конница во время Наполеоновских войн
Превосходившая в начале революционных войн французскую конницу австрийская кавалерия тем не менее часто терпела поражение от кирасир Наполеона. При Аустерлице австрийские конники, прикрывавшие отступление союзников, сражались необычайно храбро, стремясь помочь своей отходящей с поля боя пехоте.
Во многих сражениях австрийская кавалерия проявила себя необычайно храбро, обнаруживая самопожертвование, прикрывая отступления разбитой армии, так, например, было при Экмюле, Эглофсгейме и Регенсбурге, о чем подробно шла речь в предыдущей главе. При Регенсбурге сорок эскадронов австрийских кирасиров более трех часов удерживали французскую кавалерию, дав тем самым время армии уйти за Дунай.
Во время кампании 1806 года прусская кавалерия, хотя и отлично экипированная и организованная, все же не могла сравниться с французскими конниками, привыкшими побеждать, они легко разгромили пруссаков при Йене и Ауэрштедте. Во время преследования французская конница следовала за пруссаками, как мы показали, настолько близко и действовала столь активно, что прусская армия не смогла уже вновь дать французам сражение.
В 1813 и 1814 годах союзники располагали огромными корпусами кавалерии, но пользовались ею на редкость нерационально. После ряда побед они стали перемешивать на поле сражения кавалерию с пехотой, как в свое время делали французские маршалы при Людовике XIV при Бленхейме (иначе Гохштедте или Хехштетте) и Рамийи. Наполеон, весьма активно использовавший артиллерию, вскоре во многом нейтрализовал конницу союзников. В результате дело доходило до того, что его конники, хотя большей частью они являлись недавно взятыми в армию рекрутами, часто наносили поражение конникам союзников.
При Лютцене союзники располагали кавалерией, намного превосходившей французскую, но совершенно не воспользовались ее огромной силой, так что конники оставались почти бесполезными зрителями сражения, где пехота терпела серьезные поражения [79] .
Осознававший слабость своей кавалерии и силу его врага в данной области, Наполеон вполне естественно ожидал, что те будут яростно атаковать, и предпринял соответствующие меры, строив свою пехоту в большие каре при поддержке артиллерии. В то же время конница находилась в тылу в резерве. Однако союзная кавалерия так и не была задействована, и Наполеон одержал победу.
79
При Лютцене Наполеон, имея 150–160 тысяч, понес большие потери (15 тыс.), нежели союзная армия (92 тыс., потеряно 12 тыс. убитыми и ранеными).