История, конца которой нет
Шрифт:
— Не забуду, — пообещал Бастиан.
Меч вернулся в ножны и теперь опять выглядел невзрачным и старым. Бастиан опоясался ремнем, висевшим на ножнах.
— А теперь, мой Господин, — продолжал Граограман, — давай, если тебе охота, вместе носиться по пустыне. Забирайся ко мне на спину! Мне надо на волю!
Бастиан вскочил на Льва, и Лев выбежал из пещеры.
Солнце вставало над горизонтом. Ночной Лес давно уже снова превратился в цветной песок. Словно раскаленный ураган, словно танцующее пламя, взвились они над дюной. Бастиану казалось, что он летит верхом на пылающей
В полдень Граограман вдруг остановился.
— Вот это место, мой Господин, где мы вчера с тобой повстречались.
Бастиан был еще оглушен дикой скачкой. Он огляделся, но не нашел ни ярко-синей, ни огненно-красной дюны. От его букв здесь и следа не осталось. Дюны были оливково-зеленого и розового цвета.
— Тут все совсем другое, — сказал он.
— Да, мой Господин, — ответил Лев, — каждый день — все другое. До сих пор я не знал почему. Но теперь, когда ты мне рассказал, что Перелин растет из песка, я и это понял.
— А как ты узнал, что тут наше вчерашнее место?
— Я это чувствую, как чувствуют части своего тела. Пустыня — это я.
Бастиан спрыгнул со спины Граограмана и лег на оливковую вершину. Лев улегся с ним рядом. Он был уже оливкового цвета. Бастиан задумчиво глядел вдаль на линию горизонта, опершись подбородком на руку.
— Можно задать тебе вопрос, Граограман? — спросил он после долгого молчания.
— Твой слуга слушает, — ответил Лев.
— Ты правда всегда здесь был?
— Всегда, — подтвердил Граограман.
— И Пустыня Гоаб тоже была всегда?
— Да, и Пустыня Гоаб тоже. Почему ты спрашиваешь?
Бастиан снова задумался.
— Я не понимаю, — признался он наконец. — Я готов был поклясться, что она возникла лишь вчера утром.
— Почему ты так думаешь, мой Господин? И тогда Бастиан рассказал ему все, что приключилось с ним с той минуты, как он встретился с Лунитой.
— Все это так удивительно, — заключил он свой рассказ. — Стоит мне чего-нибудь пожелать, и мое желание тут же сбывается — происходит как бы смена декораций. Поверь, я это не выдумываю. Я просто не смог бы. У меня никогда не хватило бы воображения на такие разные растения Ночного Перелина. И на оттенки цветов в Пустыне Гоаб. Или вот на тебя! Все это куда великолепней и куда всамделишней, чем я мог бы себе представить. Но все-все появляется только после того, как у меня возникает какое-нибудь желание.
— Это потому, что на тебе ОРИН, Блеск, — сказал Лев.
— Нет, я другого не понимаю, — попытался объяснить Бастиан. — Это все появляется, когда у меня возникнет такое желание? Или оно уже было прежде, а я это лишь угадал?
— И то и другое вместе, — ответил Граограман.
— Да как же это возможно?! — нетерпеливо воскликнул Бастиан. — Ты бродишь по Пустыне Гоаб невесть с каких пор. Покои в твоем дворце всегда ожидали меня. Меч Зиканда был предназначен мне с незапамятных времен — ты сам это сказал!
— Так оно и есть, мой Господин.
— Но я-то, я ведь попал в Фантазию только вчера ночью! Значит, все это не возникло, лишь с тех пор как я здесь?
— Мой Господин, — спокойно ответил Лев, —
разве ты не знаешь, что Фантазия — это Мир историй. История может быть новой, но при этом рассказывать о древних временах. Прошлое возникает вместе с ней.— Тогда, выходит, и Перелин существовал всегда, — растерянно проговорил Бастиан.
— С той минуты, как ты дал ему имя. Господин, он существовал всегда, — объяснил Граограман.
— Не хочешь ли ты сказать, что это я его создал? Лев помолчал, прежде чем ответить:
— Это может сказать тебе только Девочка Королева. Ты все получил от нее. Лев поднялся.
— Пора возвращаться в мой дворец. Солнце клонится к закату, а путь далек.
Вечер Бастиан опять провел у Граограмана. Тот снова улегся на черной каменной глыбе. Они мало разговаривали друг с другом. Бастиан принес еду и питье из своей спальни, где низенький столик снова, как по волшебству, оказался накрытым. Он ел, сидя на ступеньках под каменной глыбой.
Когда свет ламп стал тускнеть и пульсировать, как угасающее биение сердца, Бастиан встал и молча обнял Льва за шею. Грива его была уже твердой и походила на застывшую лаву. И снова раздался тот ужасающий, леденящий душу звук, но Бастиан уже не испытал страха. И слезы выступили у него на глазах только от печали, что страдания Граограмана неизбывны.
Поздно ночью Бастиан выбрался из пещеры и долго глядел на бесшумный рост светящихся растений Ночного Леса. Потом вернулся назад и лег спать между лапами окаменевшего Льва.
Много дней и много ночей гостил он у Огненной Смерти, и они стали друзьями. Часами играли они в пустыне в дикие игры. Бастиан прятался в ложбинках между дюнами, но Граограман всегда его находил. Они бегали наперегонки, но Лев, конечно, бежал в тысячу раз быстрее мальчика. Они даже боролись забавы ради, опрокидывали друг друга, и тут Бастиан не уступал Льву. И хотя это была, разумеется, только игра, Граограману приходилось напрягать все силы, чтобы не уступить мальчику. Ни один из них не мог победить другого.
Как-то раз, после того как они долго так забавлялись, Бастиан сел, чтобы перевести дух, и спросил:
А могу я навсегда остаться с тобой?
Лев покачал мохнатой головой.
— Нет, мой Господин.
— Почему?
— Здесь только жизнь и смерть, Перелин и Гоаб, здесь нет хода истории. Тебе нельзя здесь оставаться. Ты должен прожить свою Историю.
— Но я ведь все равно не могу отсюда выбраться, — сказал Бастиан. — Пустыня слишком велика — из нее невозможно выйти. И ты не можешь меня вывести, потому что несешь ее в себе.
— Дорогу в Фантазии ты можешь найти только благодаря своим желаниям, — сказал Граограман. — И идти ты можешь только от одного желания к другому. Все, чего ты не желаешь, для тебя недостижимо. Слова «близко» и «далеко» имеют здесь лишь это значение. Ты должен стремиться куда-то попасть. Вести тебя могут только твои желания.
— Но у меня нет желания уйти от тебя, — ответил Бастиан.
— Придется тебе найти твое следующее желание, — сказал Граограман почти строго.
— Но даже если оно у меня возникнет, как я смогу отсюда уйти? — спросил Бастиан.