История крестовых походов

В 1420–1431 годах несколько крестовых экспедиций были посланы против еретиков-гуситов в Богемии, и все они потерпели поражение. Эти экспедиции были единственными походами против еретиков в позднее Средневековье. Резкая критика, которую пражский ученый и проповедник Ян Гус направлял против современных ему злоупотреблений в Католической Церкви, переросла в переосмысление основных постулатов католической веры. Ян Гус был осужден на церковном соборе в Констанце и сожжен на костре в 1415 году. Участие в этих трагических событиях люксембургской правящей династии (в первом половине XIV века Чехия вошла в состав владений Люксембургов и оказалась в сфере влияния Германской империи) и симпатии многих чешских дворян к взглядам Гуса привели к восстанию в Праге и 1419 году. Отождествление гусизма с чешским национализмом и отождествление репрессивных сил Церкви и государства с немецким меньшинством в Богемии придало конфликту католиков и гуситов окраску борьбы за национальное самоопределение.

Разбираться в этой запутанной ситуации пришлось королю Веш рии Сигизмунду Люксембургскому. Сигизмунд наследовал богемскую корону после своего брата, германского и чешского короля Вацлава IV, умершего во время восстания 1419 года. Ошибка Сигизмунда заключалась в том, что он решил применить топор там, где требовался скальпель. Поскольку Богемия находилась в сфере влияния Германской империи, он обратился за помощью к немецким князьям (турецкая угроза на южных границах не позволяла увести войска из Венгрии). Но при этом Сигизмунд понимал, что при всей боязни распространения гуситского движения на германскую территорию немецкие князья не будут рваться в бой в Богемии. Столкнувшись с этой дилеммой, Сигизмунд принял предложение папы Мартина V и сторонников военных действий при его собственном дворе о том, что основной упор следует делать на религиозный аспект конфликта и придать военной кампании статус крестового похода. И весной 1420 года он вступил в собственную страну во главе крестоносной армии.

Сигизмунду не удалось взять Прагу в 1420 году, а в марте 1421 года, несмотря на то что его короновали в соборе святого Вита, расположенного в находившейся в руках католиков крепости Градчаны прямо у стен Праги, он был изгнан из страны. Две последующие крестовые экспедиции 1421–1422 годов тоже потерпели поражение. А в 1427 году в западной Богемии было уничтожено еще одно крестоносное войско. Гуситы настолько чувствовали себя хозяевами положения, что сами стали совершать набеги на близлежащие германские земли. И наконец летом 1431 года пятый крестовый поход против гуситов был остановлен в Домацлице, и его участники вернулись восвояси. В 1436 голу, после трудных и мучительных переговоров, Сигизмунд пошел на компромисс, и было заключено соглашение гуситов с королем и с Базель ским собором. Гусизм продолжал жить в Богемии, несмотря на неоднократные попытки подавить его экспедициями 1465–1467 годов.

Исследователи крестоносного движения, к сожалению, не уделяли антигуситскнм крестовым походам того внимания, которое они заслуживают. Некоторые аспекты их поражения достаточно ясны, в то время как другие еще требуют изучения. Тактическое и хрупкое объединение радикалов и консерваторов в гуситском лагере было укреплено жестокостями, творившимися католиками, и растущим национальным самосознанием перед лицом крестоносных армий, большей частью состоявших из немцев, а организационный и военный талант Яна Жижки [63] обеспечивал гуситам военные удачи. Принимая во внимание относительно примитивные способы ведения войны в те времена, можно предположить, что гуситы извлекали больше пользы из близости к линии фронта припасов и более коротких линий коммуникации, чем крестоносцы из способности нападать врасплох и координировать атаки сразу с нескольких направлений. Тот же факт, что крестоносные армии каждый раз не просто терпели поражение, а уничтожались, свидетельствует о полном падении боевого духа рыцарей. Как бывало и раньше, поражения порождали сомнения в справедливости католического дела. Немалую роль сыграла и раздробленность Германской империи, мешавшая четко направлять и контролировать военные действия.

63

Ян Жижка (ок. 1376–1424) – граф, чешский полководец, ставший во главе гуситской армии.

Совсем по-другому развивались события в Испании. В 1482–1492 годах там состоялась наиболее успешная крестовая экспедиция XV века – поход Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской на Гранаду. Сравнение антитурецких и антигуситских крестовых походов и войны с Гранадой позволяет увидеть, чего не хватало первым.

Последняя фаза Реконкисты зависела от брака Фердинанда с Изабеллой, заключенного в 1469 году и положившего конец, по крайней мере на какое-то время, давнишнему соперничеству двух королевств, и от прекращения династических споров в Кастилии, что и удалось сделать Изабелле через десять лет после свадьбы. И только после этого Изабелла смогла заняться Гранадой без помех. Ее взгляды и темперамент вполне соответствовали набиравшей силу в тогдашней Кастилии воинственной нетерпимости к другим религиям. Более того, в интересах и Арагона, и Кастилии было изгнать мавров с полуострова до того, как османы разовьют свою морскую мощь и смогут, подражая альморавидам и альмохадам, вторгнуться в Испанию через дверь, открытую им братьями-мусульманами. Именно поэтому захват Аламы графом Кадиса в начале 1482 года развился в завоевательную кампанию, кульминацией которой стало падение Гранады десять лет спустя.

Впервые со времен Людовика Святого одно из главных европейских правительств сумело организовать и успешно провести длительный большой крестовый поход. Для этого потребовались объединенные и хорошо координированные усилия, потому что Гранада была отлично вооружена и окружена сильными укреплениями. Завоевание ее требовало применения крупных военных сил, терпеливо, год за годом используемых для уменьшения размеров эмирата путем захвата отдельных местностей. Мобилизация людей, лошадей и мулов, создание и поддержание артиллерии и пороховых складов, запасов продовольствия и снаряжения требовали централизованных усилий. Только в осаде Басы в 1489 году участвовало около пятидесяти двух тысяч воинов. И в первую очередь для этого нужны были огромные деньги – около восьмисот миллионов ма-раведи (золотых испанских монет), согласно некоторым сообщениям. Снабжением войска и финансированием войны занималась сама королева. Как писал один из историков этой войны Фердинанд дель Пульхар. «королева не прекращала думать о том, как достать деньги на войну с маврами и для других целей своего королевства». Большая часть средств на эту войну была получена из крестоносных источников – из церковных налогов и от продажи индульгенций. И король, и королева прилагали все усилия к тому, чтобы каждая крестовая папская булла (bulla de la cruzada) становилась широко известной. Результаты этих действий можно назвать поразительными, особенно если вспомнить о непопулярности проповеди антитурецкого крестового похода в других странах Европы. В какой-то степени этот успех можно объяснить тем, что индульгенции продавались недорого, привилегии даровались щедро, проповедники и сборщики налогов пользовались всесторонней поддержкой светских властей, а с фронта поступали регулярные сообщения о том, что получаемые средства действительно тратятся на войну. Кастильцы не только давали деньги, но и воевали и погибали во имя национального и священного дела. Сочетание патриотизма с религиозным рвением уже наблюдалось в некоторые моменты Столетней войны и в борьбе гуситов в Чехии, но наиболее ярко оно проявилось в 1480-х годах в Кастилии. Прямое государственное руководство крестовым походом вкупе с патриотизмом и религиозным рвением указывало на дальнейший путь развития крестоносного движения.

Уничтожение на Севере – выживание на Юге

В XVI столетне крестоносное движение вступило в самом неприглядном состоянии. И ничто это так не продемонстрировало, как 5-й Латеранский собор (1512–1517), на котором папская курия сделала последнюю попытку перед Реформацией провозгласить антитурецкий крестовый поход. Положение на Востоке в то время было весьма серьезным. Турки настолько усилили свой флот, что начали наносить морские поражения венецианцам. В 1515–1517 годах они завоевали восточное анатолийское плато, в 1516–1517 – разгромили мамлюкский султанат и включили Египет и Сирию в свою империю. Было совершенно очевидно, что в ближайшем будущем османы снова двинутся на запад. Собор назначил церковные налоги на дело крестоносцев и обратился с призывом к действию к европейским государям. Папа Лев X, воодушевленный идеей крестового похода, для того чтобы создать благоприятные для него условия, всячески пытался замять конфликты в Италии, которые раздувал его предшественник Юлий II, и содействовать мирным переговорам между Францией и Англией. Какие-то основания для оптимизма поначалу были, но, как и не раз в прошлом, грандиозные планы и обещания императора Максимилиана I, короля Франции Франциска I и короля Англии Генриха VIII не привели к реальным результатам. Словно бы в насмешку над своими противниками, турки в 1521 году захватили Белград – ключ к Венгрии и главное препятствие на пх пути на запад.

Все надежды на возрождение крестоносного движения теперь возлагались только на Испанию. Союз Кастилии и Арагона оказался крепким, и эта новая сила начинала проводить экспансионистскую внешнюю политику, используя опыт Гранадской войны и то удачное сочетание религиозного рвения с патриотическим духом, которое помогло эту войну выиграть. Португалия тоже участвовала в крестоносном движении. Папский престол постоянно передавал в Испанию средства из церковных налогов и возобновлял bula de la crusada. Уже в 1415 году захват португальцами марокканского портового города Сеуты был назван крестовым походом. Вскоре после полного уничтожения Гранадского эмирата Кастилия последовала примеру своего западного соседа и начала продвижение в Алжир и Тунис. К 1510 году кастильская армия дошла до Триполи (Ливия) п готовилась к нападению на Тунис. Таким образом, кастильцы были уже на полпути к поставленной цели – Иерусалиму. Эта сверхзадача может восприниматься нами только как пропаганда или в лучшем случае самообман, но таковы были мистические и эсхатологические настроения в Испании того времени, проявившиеся во время Гранадской войны и, в частности, оказавшие сильное влияние на формирование мировоззрения Христофора Колумба и францисканских миссионеров в Новом Свете. На практике же это движение на восток привело кастильцев к противостоянию с османами и их союзниками – североафриканскими эмирами и корсарами. Иберийский крестовый поход слился с антитурецким в центральном Магрибе.

В этой ситуации казалось неизбежным, что руководимый папским престолом международный крестовый поход будет перекрыт национальным крестовым походом под управлением светского государя, по примеру испанских кампаний против мавров. Однако провозглашение в 1519 году Карла Испанского императором Священной Римской империи позволило на короткое время возродить старые традиции крестоносного движения. Карл V должен был одновременно обеспечивать интересы Кастилии в Северной Африке и выполнять императорские обязанности в центральной и восточной Европе. Последнее сначала означало помощь Венгрии, а после развала ее в 1526 году – защиту Германской империи от турок-османов. Поскольку император действовал в тесном (хотя и не без конфликтов) союзе с папой, а имперские территории были обширны и разнообразны, то временами казалось, что императорские крестовые походы, особенно спасение Вены в 1529 году и поход в Тунис в 1535, сродни славным походам XII и XIII веков. Себя же Карл видел как нового Барбароссу или Карла Великого. Празднование тунисской победы походило на триумф Рима над Карфагеном; Карл V хотел подчеркнуть преемственность своих действий от еще более древних традиций императорских войн. Но это были всего лишь иллюзии, поскольку Карл всегда защищал собственные земли или династические интересы, пользуясь собственной армией и средствами, хотя и принимая помощь папского престола. И даже тот факт, что войны Карла имели статус крестовых, требует оговорки: как указывали Франциск I и другие враги императора, они были «габсбургскими крестовыми походами» с вполне определенными целями.

В то время, когда Карл V шел на помощь Вене, западный христианский мир переживал конфессиональное разделение. В лютеранских, а позже и в кальвинистских государствах севера отрицание папского авторитета и таинства покаяния, которое лежало в основе крестовых индульгенций, привело к полному исчезновению крестоносного движения. Более того, мы можем говорить о том, что это было просто формальное признание давно свершившегося факта. Закрытие литовского фронта в начале столетия и провал всех планов общего похода против османов означали, что уже несколько поколений английских, нидерландских и немецких семей не имели непосредственного опыта крестовых походов, если, конечно, кто-то из них не вступал в орден святого Иоанна, не становился папским проповедником или сборщиком налогов или не отправлялся воевать в Гранаду, Венгрию или на Родос. Таких людей, впрочем, было не так уж и мало. Например, в 1464 году около двух тысяч бургундцев отправились воевать в крестовом походе Пия II, по дороге они остановились в Сеуте и помогли португальцам отбить атаку мавров. А в 1511 году тысяча пятьсот английских лучников были посланы Генрихом VIII в Кадис для участия в тунисской крестовой экспедиции короля Фердинанда. Но этих крестоносцев было явно недостаточно для поддержания традиции крестоносного движения, и оно перестало занимать заметное место в католической культуре.

Этому во многом способствовало и то, что репутация крестоносного движения сильно изменилась в худшую сторону, в крестоносцах стали видеть скорее разбойников, воевавших за собственные интересы и покупавших прощение грехов за деньги, чем благородных рыцарей. Такое отношение особенно явственно прозвучало в трактате Эразма Роттердамского «Сопsultatio de bello Turcis inferendo» («Соображения по поводу ведения войны с турками»), написанном в 1530 году. Трактат писался во время развала Венгрии, сразу после осады Вены османами. Эразм поддерживал войну с турками с большой неохотой: [64] «Я не выступаю против войны, но я призываю начать и вести ее в благоприятных условиях». Под этими словами Эразм подразумевал, что светские государи Европы должны воевать в духе альтруизма, за общее христианское дело, а в армии должен поддерживаться дух покаяния. Средства же на такую войну должны поступать от уменьшения расходов на роскошь королевских дворов («тратить благочестиво то, что взято у расточительности») п от благотворительных пожертвовании. Но главное – не должно быть продажи индульгенций и вообще участия Церкви в каких бы то ни было войнах: «Поскольку не подобает и не соответствует Священному Писанию п законам Церкви, чтобы кардиналы, епископы, аббаты п священники занимались такими делами; их участие никогда не способствовало успеху».

64

1 Эразм Роттердамский был пацифистом. В «Похвале Глупости» война, обычно ведущаяся всякого рода «подонками общества», представлена как одно из наиболее тяжких и позорных коллективных проявлений всемогущей Глупости; его же перу принадлежит и антивоенный трактат «Жалоба Мира, отовсюду изгнанного п повсюду сокрушенного».