История Крестовых походов
Шрифт:
Уже вступивший в законные права властитель Иерусалимского королевства Болдуин III уговорил Конрада возглавить 50-тысячное войско и повести его на Дамаск. Историки определяют эту затею как абсолютно неверную и ошибочную и уж не имеющую никакого отношения ко Второму крестовому походу. Хоть Дамаск и представлял собой потенциальную угрозу для ближневосточных христиан, все же главная опасность для них таилась в Моссуле. Легендарный Имад-эд-дин Зенги, завоевавший Эдесское графство, угрожал и другим христианским владениям на Востоке. Он, однако, отдал Аллаху душу, но его сын и наследник, новый эмир Моссула Нур-эд-дин уже приобрел славу самого непримиримого и могущественного врага Антиохии и Триполи. И очень надеялся на то, что они разделят судьбу Эдессы.
Именно Нур-эд-дин и его Моссул должны были в первую очередь стать мишенью для иерусалимских солдат. Однако Болдуин и Конрад двинули их на Дамаск. Но его правитель как раз хорошо понимал, где искать защиты, и заключил союз с Нур-эд-дином. Как теперь
Город между тем был защищен мощными стенами и оборонялся весьма сильным гарнизоном. Его осада обещала быть изнурительной и долгой и требовала не только большой численности войск, но и настоящего военного искусства. Иерусалимская армия вплотную подступила к той стороне Дамаска, которая казалась ей наименее укрепленной. И Конрад с пришедшей с ним горсткой немцев уже потирали руки в расчете на скорую победу. Но прямолинейность редко приносит успех, и не только в войне.
Хитрые мусульмане, не жалея золота, подкупили нескольких предателей в христианском лагере. И те сначала распространили слухи, что на помощь городу с севера идут войска Нур-эд-дина, а затем запустили вымысел о том, что Дамаск с той стороны, где расположились христианские отряды, взять невозможно. В некоторых источниках есть версия, что в числе щедро подкупленных были сам иерусалимский король, патриарх и высокопоставленные рыцари.
Осаждающие перебрались на другую сторону города. А уж она точно оказалась неприступной. Долгие дни бесполезной осады совсем деморализовали иерусалимское войско. А реальная угроза получить удар с севера от Нур-эд-дина заставила христиан отступить от Дамаска, так в очередной раз ничего и не добившись. У короля Конрада вовсе опустились руки. Он уже не думал ни о своей крестовой миссии, ни об освобождении Эдессы, ему смертельно захотелось домой. Среди его немногочисленных оставшихся в живых соратников тоже не нашлось желающих продолжать дело Второго крестового похода. Какой союз с Антиохией, какая война с моссульским эмиром? На родину, в милую сердцу Германию!..
Осенью 1148 года король всех немцев, император Священной Римской империи Конрад III на византийских кораблях прибыл в Константинополь. Через несколько месяцев он с позором вернулся в Германию, увы, так и не совершив ничего доблестного или хотя бы полезного для укрепления позиций христиан на Востоке.
У его союзника и соратника по неудачам Людовика VII, видимо, по причине молодых лет, еще не до конца угасло стремление к подвигам. Его рыцарская честь не позволяла сразу вслед за боевым товарищем покинуть края, куда они добрались с таким трудом. Тем более что многие опытные рыцари советовали ему дождаться в Антиохии подкрепления из Европы для марша на Эдессу. Правда, кто его соберет и как быстро сумеет подойти, было не совсем понятно. Поэтому верх все-таки взяли голоса, которые нашептывали о родном Париже, о скучающем без своего монарха дворе. Удрученный поражениями и изменой жены король со свитой в начале 1149 года на норманнских кораблях отправился к другу Рожеру в Южную Италию, а оттуда — во Францию…
Итак, Второй крестовый поход на Восток полностью провалился. Мусульмане, потрепанные первыми крестоносцами, не только не были еще больше ослаблены, а, напротив, взяли реванш, укрепили единство и получили надежду искоренить христианство в Малой Азии. Крестоносцы, наоборот, продемонстрировали неспособность совместных действий (французов с немцами), а также непонимание между склонными к романтизму и рыцарству христианами Запада и их восточными единоверцами. Те, прожив десятилетия в окружении мусульман, уже как рыба в воде чувствовали себя в обстановке сибаритства, подкупов и распущенности.
Бесславные восточные приключения немцев и французов еще долго лежали на них позорным пятном. Не способствовали они и авторитету церкви, вдохновителю крестоносных идей, принизили популярность аббата Бернара и уважение к папе. Эти религиозные столпы, кстати, тоже не избежали разногласий, перекладывая ответственность за поражение друг на друга. То обстоятельство, что в действия крестоносцев вмешивалась богатая схизматическая Византия, сыграло и с ней, в конце концов, злую шутку. Четвертый крестовый поход, как известно, превратил в руины Константинополь, а саму Византийскую империю — в латинскую.
Вернувшись во Францию и придя в себя от фатального невезения, Людовик VII решил было поправить свою рыцарскую репутацию. Был созван собор, на котором снова заговорили о необходимости похода к Святой земле. На собрание явился и яростный крестовый пропагандист Бернар Клервосский. Тут же подняли голоса его сторонники и предложили поставить во главе следующей экспедиции неистового аббата. Римский папа отнесся к идее скептически, назвал эту идею глупостью, а самого Бернара — безумцем.
После таких высказываний главы церкви король Людовик понял, что тоже может обойтись без восточных сражений,
и решил привести в порядок хотя бы личные дела. Он начал бракоразводный процесс с Элеонорой, чье откровенное распутство стало для него одним из сильнейших разочарований похода. В результате развода Людовик лишился Аквитании. А Элеонора вскоре вышла замуж за другого короля, Генриха II Английского, который с удовольствием присоединил новые французские земли к уже имеющимся у него Бретани, Анжу, Мэну и Нормандии. Таким образом, на западе страны создалось государство, которое превосходило по своим размерам владения французского монарха. Разумеется, это не могло не привести к неизбежной войне между Англией и Францией, которая и началась в 1160 году. Надобности отправляться в крестовый поход теперь точно не было. Война с соседом фактически продолжалась два десятилетия, до самой смерти монарха. Разбитый под конец жизни параличом, Людовик умер и был похоронен в королевской усыпальнице в Сен-Дени. Впрочем, его немецкого соратника по походу Конрада III уже давно не было в живых.«Мы захватили крест распятия, ведущий гордецов!»
Третий крестовый поход
1189–1192
Благородный Саладин
Султан Саладин был вне себя от гнева. С уст того, для кого произнести резкое слово даже в адрес неверного было едва ли не святотатством, летели такие проклятия, что приближенные боялись пошевелиться. И было от чего впасть в неистовство — на этот раз проклятый барон Рено де Шатийон сотворил такое, от чего волосы на голове любого правоверного мусульманина вставали дыбом. Мало того что этот разбойник поклялся разграбить Мекку и назвал ее логовом «проклятого погонщика верблюдов» — пророка Магомета. Мало того что он готовился осквернить могилу пророка в Медине и, превратив своих рыцарей в корсаров, долгие месяцы бороздил Красное море, сжигая мусульманские порты и фелуки… Этого ему показалось мало! Он покусился на святое — мирный караван с врачами из Дамаска и паломниками из Мекки. Там же были и богатые товары из Индии — на 200 тысяч золотых. Но главная драгоценность — сестра Саладина Зита, с которой пресвященный султан так любил играть в шахматы в перерывах между государственными делами. Во дворец полетело требование немалого выкупа, а вместе с ним — слухи, что-де 60-летний Рено изнасиловал прекрасную «Шахразаду»…
Так стоит ли удивляться, что Саладин поклялся умертвить барона собственной рукой!.. Тот, кого подданные считали мягкосердечным и не властолюбивым, объявил против франков джихад: «Теперь, когда нашей власти или власти наших подданных подчиняются все мусульманские земли, мы должны в благодарность за эту милость Аллаха собрать всю решимость и направить силы на проклятых франков. Мы должны победить их ради нашего Бога. Мы смоем их кровью позор, который они нанесли Святой земле!» На Коране поклялся он «очистить землю от этих поганых орденов». Нога варвара не должна ступать по священным кущам. «Всякий, кто хорошо знает франков, видит в них только животных, обладающих доблестью в сражениях и ничем больше, — точно так же, как и хищники обладают храбростью при нападении. Прочих добродетелей они лишены, — напишет современник султана эмир Усама ибн-Мункыз в своей „Книге назиданий“. — Помню, когда между нами был мир, со мною как-то подружился один из приближенных короля Фулька. Он привязался ко мне и называл меня не иначе как братом. Мы часто посещали друг друга. Когда же он решил отплыть в свою страну, он сказал мне: „Отправь со мною твоего сына — пусть он посмотрит на наши обычаи и научится разуму“. Мой слух поразили эти слова. Найдя благовидный предлог, я вежливо отклонил это предложение. Безумец не понимал, что для моего 14-летнего сына плен и рабство не были бы страшнее, чем поездка в страну франков…»
Сами крестоносцы не только ненавидели Саладина, но и уважали — за отвагу и своеобразное благородство. Рассказывали, что, когда однажды султан вошел во взятый им город, бедная христианка, у которой отобрали сына, бросилась к его ногам. Властитель выслушал ее, а затем, поставив ногу на шею лошади, заявил, что не сдвинется с места, пока ребенка не найдут. Эмиры исполнили его повеление, и сын был возвращен матери на глазах победителя… Даже провансальский миннезингер Вольфрам фон Эшенбах воспел его как человека, равного в своих добродетелях истинным христианам, — милосердного, прилежного в молитвах и постах. Одно время в кругах крестоносного воинства даже всерьез обсуждали возможность обращения Саладина в христианство. Говорят, его аскетизм был близок самоистязанию, а трудолюбие поражало всех: каждый день он лично разбирал петиции, а дважды в неделю судил провинившихся. И даже если жалоба была подана на самого султана — подданные знали, что дело будет решено по справедливости, и им нечего бояться. Султан гордился своим родом, утверждая, что «Айюбиды были первыми, кому Всевышний даровал победу». И добавлял: «Мое нынешнее войско ни на что не способно, если я не поведу его за собой и не буду каждый миг присматривать за ним…»