История любви одного парня

он следует за мной.

Я бы хотел описать, что происходит в моей груди, когда я чувствую его руку, скользящую

в мою, проходя мимо решетки с плющом вдоль гаража. В моей крови вечеринка, буйная и

возбуждающая. Она вибрирует на моих костях.

– Ничего? – спрашивает он.

Я опускаю взгляд на наши руки, так похожие по размеру.

– Я не знаю, на самом деле.

Голос Отэм проталкивается в мою голову: Будь осторожен. Я перемещаю голос на первый

план, но не позволяю ему отпустить мою руку.

Мы находим место под маминой любимой ивой и садимся. Трава все еще влажная от

разбрызгивателей, но я не думаю, что кого– то из нас это волнует. Я вытягиваю ноги, и он тоже,

прижимаясь всей длинной своего бедра ко мне.

– Что сначала? – спрашивает он, уставившись на наши ноги. – Мои извинения или моя

история?

Его извинения?

– Я не знаю, догонит ли мой мозг это.

– У тебя все нормально…. было нормально?

Я издаю короткий сухой смешок.

– Насчет нас? Нет. Вообще.

– И у меня тоже.

Я считаю свой пульс. Один, два, три, четыре. Птица пронзительно кричит над головой, а

ветер шуршит в листве. Это дерево всегда напоминало мне мистера Снаффлепагуса из « Улицы

Сезам». Неуклюжее, ненавязчивое и ласковое.

– Я расстался не потому, что залез на тебя, – произносит он.

– Я знаю. От этого стало бы только хуже, мне кажется.

Он поворачивается, обхватывает мою шею двумя ладонями, чтобы я смотрел в его глаза.

– Прости.

Его ладони очень теплые, и они дрожат. Я прикусываю губу, чтобы не сорваться.

Себастиан приближается, неуклюже, не прерывая зрительного контакта, даже когда его губы

соприкасаются с моими. Я даже не думаю отвечать. Я просто сижу так, с распахнутым от шока

ртом.

– Я тоже люблю тебя, – он снова целует меня, на этот раз дольше. На этот раз я отвечаю

ему.

Я отстраняюсь от него, потому что, возможно, мне нужно немного посходить с ума,

согнуться и вжаться лицом в свои ладони. Безусловно, этот момент проходит именно так, как я

хотел во всех повторяющихся фантазиях. Но внутри очень много рубцов, и я не уверен, как и

смогу ли начисто избавиться от них рядом с ним, внимательно наблюдающим за мной. Мне нужно

как минимум полчаса на то, чтобы разобраться, как реагировать на то, что он сказал, что немного

важнее, чем потянуть его на себя и уложить поверх на лужайке.

– Мне нужно минуту, чтобы осмыслить все, – произношу я. – Расскажи, что произошло.

Он кивает с горящими щеками.

– Ладно, значит, помнишь того парня, Бретта, которого обсуждали мои родители? –

спрашивает он. – Когда мы подслушивали их?

Тот парень, который вышел за своего парня, и мать Себастиана больше беспокоило

состояние его родителей.

– Ага. Помню.

– Он со своим парнем переехали из Калифорнии в Солт– Лейк– Сити. Кажется, там

разыгралась какая– то драма в приходе насчет этого, – Себастиан переворачивает наши руки,

проводя по моим сухожилиям своим указательным пальцем. – Так ничего?

– Думаю, нет, – смеюсь я, потому что голос дает петуха, но я даже не думаю смущаться

из– за этого.

– Ну, он вернулся обратно, и мои родители обсуждали это за ужином. Мои бабушка с

дедом тоже были там, – он смеется и смотрит поверх меня. – Я выбрал неудачное время для

подобного, знаю, но это в каком– то роде был…камин– аут.

– Если можно так сказать.

Он снова смеется.

– Итак, ужин, они обсуждали Бретта и Джоши, а я просто отложил приборы на стол и в

упор спросил их, что бы случилось, если бы один из нас оказался геем.

– Так и спросил?

– Ага, – он кивает и продолжает кивать так, будто едва верит в это. – Мне было плохо

последние несколько недель. Я не знаю, мог ли вернуться к мысли, что все само рассосется. Я

перепробовал все гипотезы на себе, как например, что если ты уедешь отсюда, перестанут ли меня

привлекать парни? Смогу ли я однажды жениться на ком– то таком, как Манда? Но, правда в том,

что я не смогу. Все мои чувства правильные только с тобой. Частично потому что ты – это ты, и

частично потому…

Я тычу себе в грудь.

– Парень.

Себастиан улыбается по– настоящему.

– Да, – он замолкает, и я знаю, что последует дальше даже до того, как он произнесет это,

и солнце будто выбирает именно этот момент, чтобы пробиться сквозь густые ветви. – Я

стопроцентный гей.

Из меня вырывается радостный смех.

Я закидываю руки на его шею и заваливаю.

Он смеется подо мной, позволяя мне зацеловать всю его шею и лицо.

– Я хочу сказать наименее снисходительным образом их возможных: я так горжусь тем,

что слышу это от тебя.

– Я тренировался, – признается он. – Я повторял это в подушку. Потом шептал, пока

ездил на велосипеде. Я повторял это каждый день после того, как мы расстались. Для меня это

больше не странно.

– Потому что так и есть, – я даю ему подняться и вспоминаю, что он посреди своего

рассказа. – Ладно, так значит, ты спросил их гипотетически…

– Мама сразу замолчала, – продолжает он, и обе наши улыбки спадают, потому что это

больше не глупая, веселая борьба. – Папа и дед переглянулись, как будто «ох, ну приехали». Дед

сосредоточился на резке своего стейка на очень– очень– крошечные кусочки. Лиззи встала,

забрала Аарона и Фейт и вывела их из столовой, – он с болью смотрит на меня. – Лиззи, мой

самый близкий друг, захотела избавить их от разговора. Как будто, никто не был удивлен этому.