История моего безумия
Шрифт:
– Я сожалею обо всем, дорогая, о годах, когда меня не было рядом, о том, что…
– Прекрати, папа. Оставь слезливые признания для романов.
В этой фразе не было ни злости, ни сарказма. Она просто не хотела ворошить прошлое.
– Я прочла все твои книги.
– Правда? Твоя мама всегда говорила, что ты даже не притрагивалась к экземплярам, которые я присылал.
– Так я ей говорила. Потому что злилась. Но разве можно было не прочесть то, что рассказывает миллионам читателей мой отец… который со мной почти не общается?
Я попытался скрыть обиду за шуткой.
– А вот теперь ты говоришь, как героиня одного из моих романов, – пошутил я.
Мэйан повернулась ко мне, робко улыбнулась, взяла банку,
– Как ты будешь выбираться из этой истории? – спросила она.
– Выбора у меня нет: придется довериться правосудию.
– Ты это серьезно?! – возмутилась она. – Хочешь «довериться правосудию», приговорившему невиновных? Забыл, что они сделали с Тодом Уиллингемом [36] , Троем Дэвисом [37] , Джорджем Стинни [38] и многими другими?
36
Кэмерон Тодд Уиллингем (1969–2004) – был обвинен в убийстве трех своих маленьких детей путем поджога дома в г. Корсикана, штат Техас 23 декабря 1991 г. Казнен 17 февраля 2004 г. В июне 2009 г. начали беспрецедентный пересмотр дела после казни обвиненного. Никакого решения пока не вынесено.
37
Дэвис Трой Энтони (1968–2011) – афроамериканец, осужденный за убийство полицейского, совершенное 19 августа 1989 года в городе Саванна, штат Джорджия. Дэвис был приговорен к смерти в августе 1991 г. Он не признал себя виновным на суде и настаивал на своей невиновности вплоть до исполнения приговора 21 сентября 2011 г. Позднее ряд свидетелей обвинения отказались от своих показаний, показания других свидетелей указывают на то, что убийство совершил другой человек.
38
Стинни-мл. Джордж Джуниус (1929–1944) – самый юный обвиняемый, казненный в США в XX в. На момент казни ему было 14 лет и 7 месяцев. Был осужден за убийство двух девочек. Посмертно оправдан в 2014 г.
Мэйан нервным движением пригладила волосы.
– Как дела в институте? – спросил я, чтобы сменить тему.
– Все в порядке… было бы в порядке, если бы эти козлы не смотрели на меня, как на дочь монстра. Те же самые, что еще вчера набивались в друзья, уверяли, что «любят твое творчество и восхищаются твоей известностью»! Ха!
– Люди непостоянны и внушаемы, ими легко манипулировать.
– Ты меня удивляешь!
– Нелегко быть дочерью известного романиста, да, детка?
Она скорчила гримаску.
– Раньше мне приходилось терпеть насмешки из-за того, что я отставала по литературе – и это при отце-писателе! Потом преподаватели – они все ужасные снобы – стали презирать меня за то, что ты пишешь в «низком жанре».
– Надо мной тоже насмехались, а насчет оценок по литературе… мне очень жаль.
– С чего бы?
– Возможно, ты недолюбливала гуманитарные науки из-за моего сочинительства.
– Возможно. Но ты не расстраивайся, я беру частные уроки, так что дела пошли на лад.
– Учить тебя должен был я.
– Мы к этому вернемся… потом.
Она встала.
– Пора идти, у меня дела.
Я окликнул ее:
– Мэйан…
– Что?
Я схватил ее в охапку и притянул к себе. Она не сопротивлялась. Я крепко обнимал дочь, вдыхал ее запах, целовал волосы. Я и забыл, какое это сладкое чувство – держать в объятиях своего ребенка.
– Люблю тебя, – шепнул я.
Она уткнулась лбом мне в грудь и заплакала.
– Не мучай меня, папа!
– Можешь не признаваться, я все равно знаю, что ты меня тоже любишь. Несмотря ни на что.
– А вот
и нет.Мэйан высвободилась, но не рывком, без раздражения, и сказала:
– Я помогу тебе выпутаться из передряги.
– Что ты имеешь в виду?
– У меня есть план.
Мне не понравился блеск в ее глазах.
– Не волнуйся, ничего противоправного я делать не собираюсь, – пообещала она и выскользнула за дверь прежде, чем я задал следующий вопрос.
Глава 38
Нэйтан поставил на стол два пакета из «Да Сильвано» [39] .
39
«Да Сильвано» – итальянский ресторан в квартале Гринвич-Виллидж на западе Нижнего Манхэттена.
– Итальянская кухня, – объявил он, плотоядно улыбаясь.
– Хорошая мысль, – хохотнул я, – напомнит мне отпуск на Сардинии.
Он застыл, глядя на меня с искренним огорчением.
– Мне и в голову не пришло, что…
– Брось, дружище, я пошутил! Доставай свои деликатесы, я пошел за тарелками.
– И захвати два бокала, я принес бутылку «Вино Нобиле ди Монтепульчиано», – изобразив итальянский акцент, похвастался Нэйтан.
Мы сели за стол.
– Так, что тут у нас… Антипасти, потом спагетти а-ля путанеска.
– Спагетти в стиле шлюхи [40] ? – перевел я, подмигнув Нэйтану.
Он на секунду онемел, потом расхохотался с искренним облегчением.
– Думаешь, это шутки подсознания?
Нэйтан разлил вино и поднял бокал:
– Пусть минуют все твои беды!
Мы чокнулись.
– Выглядишь неплохо, – сказал он и приступил к еде.
– Спасибо за комплимент. Поговорил с Даной по телефону. Мэйан меня навестила.
Я описал нашу встречу, Нэйтан внимательно слушал, не переставая жевать.
40
Каламбур, основанный на дословном переводе итальянского слова «puttana».
– Очень хорошо! Что хорошо, то хорошо. Сейчас важно, чтобы ты был спокоен. Нам предстоит война на два фронта.
– В каком смысле? – удивился я.
– В судебном и коммерческом.
– Неужели ты все-таки собираешься издать мою книгу?
– Останавливаться поздно, мой милый.
– Мы провалимся! Никто не захочет читать роман, написанный растлителем!
– Ошибаешься. Пока ты предавался печальным чувствам, я успел внести несколько поправок.
– Ты говоришь о рекламной кампании?
– Нет, мы ее отменили. Рекламировать на билбордах и радио автора, у которого проблемы с законом, – чистой воды провокация. Да и ездить по стране сейчас не время.
– Так что же ты изменил?
– Название твоего романа.
– Понятно. Оно было условным, но не худшим.
– Вообще-то подошло бы любое.
– Что ты придумал?
– «Завтра ты поймешь». Как тебе?
Я пожал плечами. Нэйтан решил, что до меня не дошла вся утонченность замысла, и принялся объяснять.
– С одной стороны, намек на историю с этой девкой, с другой – на твою ситуацию. Своего рода признание…
– Спасибо, я понял. Но ведь тираж уже напечатан, так?
– Он был в типографии, но мы все остановили после ток-шоу сволочного придурка Лермана. Текст на четвертой странице обложки представлял тебя как романтика и мечтателя… Теперь это неуместно, сам понимаешь.
– Ну еще бы.
– Обложку переделывают, и я воспользовался этим, чтобы изменить название. Тебе не нравится?
– Честно говоря… мне плевать.
Мой ответ не обескуражил Нэйтана.
– В следующей книге опишешь – во всех красках – свои злоключения.