История моего безумия
Шрифт:
Последний год в колледже. Я – посредственный ученик, зато талантливый спортсмен и играю в баскетбольной команде, поэтому друзей у меня много, девушек тоже. Джим Эдвардс учится блестяще, но его мало кто замечает. Внешность у него самая невзрачная, а застенчивость он скрывает за внешним безразличием, граничащим с высокомерием. Мы в разных классах, и я бы никогда его не заметил, но однажды он сам со мной заговорил. Мы с друзьями стояли во дворе, он подошел и спросил:
– Можешь уделить мне пять минут?
Я удивился, не понимая, что общего
Я кивнул приятелям, и мы отошли в сторону.
– Ну?
– Ты у нас звездочка, Сандерсон… – По его тону я не понял, издевается он или констатирует факт. – Все тебя уважают, даже восхищаются.
– К чему ты клонишь?
Он проигнорировал вопрос.
– А все потому, что ты хорош в спорте. В нашем мире ценят только зрелища, а упорный труд и успехи в учебе вызывают насмешки или неприязнь.
Я взглянул ему в глаза.
– Что тебе от меня нужно? Здесь не место для философских бесед.
– Да и собеседник не тот, – добавил он, пряча ухмылку.
– Решил повеселиться?
– Нет, что ты, конечно, нет.
Его решимость заворожила меня. Он главенствовал в разговоре, как будто был старше меня на порядок. Наши ровесники обычно так себя не вели.
– Я хотел поговорить о Дженнифер. У вас ведь с ней… отношения?
– Тебе-то какое дело?
– Ты крутил со многими девушками. Эти дуры раздуваются от гордости, как будто стать твоей подружкой, все равно что завоевать титул «Мисс Америка». Через несколько дней или недель – это уж как повезет – ты их бросаешь, и они с несчастным видом бродят по коридорам, плачут, заламывают руки…
– Ты заделался феминистом?
– Дженнифер не такая, – продолжил он, проигнорировав насмешку. – Она не похожа на остальных дурех. Она умная, но… хрупкая.
– Ты втюрился, так? – Я задал вопрос нарочито грубо, чтобы сбить с него спесь.
– Да, – не моргнув глазом, ответил он, снова продемонстрировав зрелость характера. Ни один наш одноклассник не осмелился бы открыто признаться в любви к девчонке, нас тогда волновали не чувства, а удовольствия.
– А от меня ты чего хочешь? Чтобы я послал Дженнифер, и тогда ты к ней подкатишься?
– От такого, как ты, мне ничего не нужно. Просто хочу, чтобы ты знал: обидишь Дженифер, я этого так не оставлю.
Я заржал:
– Да неужели? Он не оставит! Ты мне угрожаешь?
– Предупреждаю.
– А если мне и на нее плевать? – спросил я издевательским тоном, надвигаясь на собеседника.
Он не выказал ни малейшего испуга.
– Я прошу об одном – не выставляй ее на посмешище.
Он произнес это холодным, решительным тоном, развернулся на каблуках и ушел, оставив меня посреди двора.
Я хотел было догнать его, но передумал.
Через несколько дней Дженнифер сама меня бросила – ее наверняка разочаровала моя «неосновательность», – но вместе я их никогда не видел.
До самого конца года я не раз ловил на себе взгляд Джима. А потом забыл и о нашем разговоре, и о нем самом.
Я вскочил. Неужели этот человек – мой бывший соученик? Смутные воспоминания оживали: рост,
походка, черты лица… Да, это он. Но тогда… неужто причина его ненависти – та старая история? Возможно ли, что из-за этого он затеял всю интригу, убил Денниса, а теперь собирается уничтожить и меня?Предположение казалось верхом абсурда. Но я знал, что одержимость – патологическое состояние, над которым разум не властен. Если этот человек психически неуравновешен, его больной мозг легко мог назначить меня виновником всех бед.
Загоревшаяся под потолком лампочка ослепила меня, я встал и не сразу осознал, что к чему. Спал ли я? Видимо, да – проваливался несколько раз между попытками навести порядок в мыслях.
Голова все еще болела, тело ломило, и я сделал несколько движений, чтобы размяться. Через несколько минут мне спустили завтрак. Я выпил кофе с тостами, включил компьютер и видеофон.
– Я тебя помню.
– Вот и хорошо, – невозмутимо ответил он.
– Но… ты не можешь так сильно меня ненавидеть за ту древнюю историю! Это просто смешно!
По его лицу промелькнула улыбка.
– А ты не поумнел. Все такой же самоуверенный сноб.
– Я только казался снобом.
– Ну конечно… Решил разыграть передо мной роль маленького мальчика, травмированного смертью матери?
– Ты прав, мне долго не удавалось оправиться от полученных в детстве душевных ран! – взорвался я. – Неужели ты готов убить человека только за то, что в юности считал его дураком? Или за историю с Дженнифер?
Его лицо превратилось в маску.
– Ты украл мою жизнь! – выкрикнул он.
– Я… что? Не понимаю.
– На сегодня достаточно. Начинай писать.
– Не стану… – Произнося эти слова, я надеялся, что мой голос не дрожит.
– Почему?
– По очень простой причине: ты сам сказал – никаких гарантий.
Он самодовольно улыбнулся, как будто был готов к бунту.
– Взгляни на это с другой стороны: если не возьмешься за перо, я займусь ими немедленно.
– И по-твоему, этого довольно?
– У тебя нет выбора, но можешь положиться на мое слово. Ты напишешь роман, и я тебя убью. Но обставлю это как самоубийство. Никто не удивится, учитывая недавние события. Между прочим, полиция уже зарегистрировала заявление о твоем исчезновении, и журналисты наперегонки строят догадки: личные драмы, депрессия, бегство от мира… самоубийство. Думаю, копы очень скоро пошлют туда аквалангистов. Все поверят, что ты наложил на себя руки. Так что… ликвидировать твою бывшую жену и дочь не в моих интересах.
В его словах был свой резон.
– Конечно, потому что полиция сразу свяжет любой инцидент с моим исчезновением и начнет проверять наше окружение.
– Ты кое-чего не учитываешь. Мне нужен твой текст! Если я его не получу, мне будет все равно, сесть в тюрьму или сдохнуть.
Он сделал паузу, давая мне время осознать его слова.
– Чем этот текст так важен для тебя? Почему ты пытаешься подорвать мою репутацию у читателей и лишить уважения близких? Думаешь, почувствуешь себя отомщенным за глупую историю с девчонкой? Не верю. Тут явно есть что-то еще.