История начинается в Шумере

Установление связи между табличками, разъединенными океаном, позволило мне собрать воедино и перевести большую часть поэмы. И тогда стало ясно, что перед нами — первое произведение о страданиях и смирении человека: тема, прославленная в мировой литературе и истории религиозной мысли благодаря библейской книге Иова. Правда, шумерскую поэму нельзя даже сравнить с библейским текстом, настолько она уступает последнему по широте кругозора, глубине проникновения и красоте слога. Вся суть в том, что эта древняя поэма является первым письменным свидетельством о попытке разрешить вековую — и вечную — проблему человеческих страданий. Ибо таблички с текстом нашей шумерской поэмы старше книги Иова более чем на тысячу лет.

Основная мысль поэмы заключается в том, что среди страданий и горестей, какими бы несправедливыми они ни казались человеку, у него остается лишь один разумный выход: постоянно восхвалять своего бога, взывать к нему, плача и стеная, пока он сам не захочет благосклонно внять мольбам несчастного. Кстати, бог, о котором идет речь, — это личный бог страдальца, то есть особое божество, которое, согласно шумерским представлениям, служило посредником и заступником человека перед собранием богов.

Чтобы подкрепить свою точку зрения, наш поэт не прибегает ни к философским рассуждениям, ни к богословским доказательствам. Вместо этого он с типичной для шумеров практичностью приводит конкретный пример.

Некий человек — имя его не названо — был богат и мудр, праведен или, по крайней мере, внешне благочестив, и было у него множество родни и друзей. Но вот однажды познал он страдание, поразила его болезнь. Он не взбунтовался против воли богов, не начал богохульствовать. Смиренно обратился он к своему богу со слезами и стенаниями и излил свою душу в мольбах и молитве. В результате бог, весьма довольный и растроганный, внял его мольбам, избавил человека от напастей и превратил его страдания в радость.

По своему построению поэма как бы делится на четыре части. Сначала идет краткое вступление, где утверждается, что человек должен восхвалять и славить своего бога и стараться умилостивить его смиренными сетованиями. Далее поэт вводит своего безымянного героя, который, будучи поражен болезнью и всяческими напастями, обращается к своему богу. Затем следуют мольбы страдальца, составляющие основную часть поэмы.

Они начинаются с описания несправедливостей, учиненных над героем как друзьями, так и врагами. Потом он жалуется на свою горькую судьбу, обращаясь к своим родственникам и профессиональным певцам с риторической просьбой поддержать его жалобу. И, наконец, страдалец признает свои грехи и возносит богу моления, прося облегчить его муки и спасти его.

Конец у поэмы счастливый. Поэт сообщает нам, что молитвы страдальца не остались неуслышанными, что его бог внял его мольбам и избавил его от всех напастей. Все это, конечно, приводит к новому восхвалению бога.

Чтобы дать представление о поэме, я привожу здесь некоторые наиболее понятные отрывки. Однако читатель не должен забывать, что шумерский язык до сих пор еще не до конца разгадан и что перевод ряда текстов со временем будет пересмотрен и исправлен.

Итак, страждущий человек обращается с мольбой к своему богу:

«Я человек, человек знающий, однако те, кто меня уважают, не благоденствуют, Мое справедливое слово обращают в ложь. Человек неправедный опалил меня Южным Ветром, и я должен служить ему, Те, кто меня не уважают, унижают меня перед тобой. Ты насылаешь на меня все новые страдания, Я вошел в дом с тяжелой душой, Я, человек, вышел на улицу с удрученным сердцем, Неустрашимый мой верный пастырь разгневался на меня, смотрит на меня враждебно. Мой пастух напустил на меня злые силы, хотя я ему не враг, Мой товарищ не говорит мне ни слова истины, Мой друг называет ложью мои правдивые слова, Человек неправедный замыслил зло против меня, И ты, мой бог, не останавливаешь его!.. . . Я, мудрец, почему я должен иметь дело с невежественными юнцами? Я, знающий, почему причисляют меня к невеждам? Пищи вокруг множество, а моя пища — голод, В день, когда каждому выделяли его долю, на мою долю достались страдания. Бог мой, (я хотел бы стать) перед тобой, Я хотел бы сказать тебе, . . . ., слово мое — стон. Я хотел бы рассказать тебе об этом, пожаловаться на горькую свою участь, (Хотел бы оплакать) смятение. . . О, не позволяй моей матери, меня родившей, мешать мне сетовать перед тобой! Не позволяй моей сестре весело петь и возносить хвалы, — Пусть она в слезах перечисляет тебе мои несчастья! Пусть моя жена горестно повествует о моих страданиях, Пусть искусный певец оплачет мою злосчастную судьбу! Бог мой, над землею сияет яркий день, а для меня день черен. День сияет, прекрасный день. . подобен. . . Слезы, печаль, тоска и отчаяние поселились во мне, Страдание завладело мной, как человеком, чей удел — одни слезы Злая участь держит меня в своих руках, отнимает у меня дыхание жизни. Коварный недуг завладел моим телом . . . . . . . . Бог мой, мой отец, зачавший меня, дай мне поднять голову! Подобно безвинной корове, жалобно. . стенание. Доколе будешь ты меня презирать, оставлять без своей защиты? Подобно быку,. . . ., Доколе будешь оставлять меня без провожатого? Они изрекают, бесстрашные мудрецы, слово истинное и прямое. „Ни одно дитя не рождается от женщины беспорочным . . . беспорочного подростка не бывало на свете“».

Так жалуется и молит своего бога человек. Поэма завершается счастливым концом:

Человек, — его бог склонил ухо к его плачу и горьким слезам, Юноша, — его мольбы и жалобы смягчили сердце его бога. Бог внял его правдивым словам, искренним словам, которые он произнес. Слова, высказанные человеком, как молитва, Были приятны…, плоть его бога, и его бог перестал быть орудием злой судьбы . . который угнетает сердце,. .. . он обнимает, Властного демона болезни, широко распростершего свои крылья, он прогнал прочь, (Недуг), поразивший его, как…, он рассеял, Злую участь, определенную его решением, он отвел, Страдания человека он превратил в радость, Назначил ему добрых духов хранителями и опекунами, Дал. . ангелов, прекрасных обликом.

А теперь перейдем от возвышенного к обыденному, от проповедей к повседневной жизни, от поэтических молитв к прозаическим пословицам и поговоркам. Дух народа ярче всего проявляется в пословицах, ибо они открывают нам его истинные устремления и чаяния и те внутренние побуждения, которые лежат в основе повседневной человеческой деятельности и которые поэты стараются в своих литературных трудах принарядить и приукрасить. В настоящее время расшифровываются и переводятся сотни шумерских пословиц и поговорок, причем основная заслуга в этом принадлежит Эдмунду Гордону. С некоторыми из этих пословиц мы и познакомимся в следующей главе.

17. Мудрость древних Первые пословицы и поговорки

Долгое время считалось, что библейская Книга Притчей — это древнейшая запись пословиц и поговорок в истории человечества. Когда примерно полтораста лет назад была открыта цивилизация Древнего Египта, оказалось, что существуют сборники египетских пословиц и поговорок и что они намного старше древнееврейских. Однако и эти сборники не являются самыми первыми из письменно зафиксированных человеком афоризмов и изречений. Шумерские сборники пословиц и поговорок на несколько столетий старше почти всех — если не всех — известных нам египетских сборников.

Лет двадцать назад мы еще не знали фактически ни одной шумерской пословицы, которая дошла бы до нас только на шумерском языке. Было опубликовано всего несколько изречений, и почти все они были заимствованы с табличек, относящихся к I тысячелетию до н. э., на которых шумерский текст сопровождается переводом на аккадский язык. Лишь в 1934 г. Эдуард Чиера опубликовал ряд фрагментов и табличек с пословицами из ниппурской коллекции Музея Пенсильванского университета в Филадельфии. Все они относились к XVIII в. до н. э. и ясно говорили о том, что писцы Шумера составляли множество подобных сборников пословиц и поговорок.

Начиная с 1937 г. я посвящал этому литературному жанру немало времени. Мне удалось обнаружить и скопировать значительное количество пословиц в стамбульском Музее Древнего Востока и в Музее Пенсильванского университета. Но только в 1951–1952 гг. я смог транскрибировать почти весь хранящийся в Стамбуле материал, состоящий более чем из восьмидесяти табличек и фрагментов.

По возвращении в Филадельфию, где в Университетском музее хранились еще сотни фрагментов с пословицами, я понял, что мне не одолеть этого огромного материала: другие неисследованные области шумерской литературы не позволяли мне заниматься только этой коллекцией. Поэтому я передал мои стамбульские копии и прочие записи научному сотруднику Университетского музея Эдмунду Гордону. Через несколько месяцев напряженной работы Гордон выяснил, что из имевшегося в его распоряжении материала можно восстановить и составить более дюжины отдельных сборников, в каждый из которых войдет от нескольких десятков до нескольких сотен шумерских пословиц и поговорок. За последние годы им издан сборник, где собраны сотни практически полностью уцелевших и в большинстве своем ранее неизвестных пословиц и поговорок [21] . Некоторые из них будут приведены ниже, однако я хочу напомнить читателю, что пословицы трудно поддаются переводу из-за их предельной лаконичности; возможно, в будущем окажется, что те или иные изречения в нашем переводе неправильно воспроизводили смысл подлинника.

21

Е. Gordon, Sumerian Proverbs,Philadelphia, 1959.